Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая
Шрифт:
Стью ничего не ответил.
— Вам, наверное, хочется ударить меня?
— Не думаю, что это привело бы к чему-нибудь путному.
Дейтц вздохнул и потер переносицу.
— Послушайте, — сказал он. — Когда обстоятельства слишком серьезны, я начинаю шутить. Некоторые люди при этом курят или жуют жевательную резинку. Это способ держать себя в руках, вот и все. Не думаю, что мой выход — самый худший. Если же говорить о вашей предполагаемой болезни, то, исходя из исследований доктора Деннингера и его ассистентов, вы абсолютно здоровы.
Стью безразлично кивнул.
— Что с остальными?
— Прошу
— Как заболел бедняга Кампион?
— Это тоже изучается.
— Я думаю, что он служил в армии. И где-то произошла авария. Подобно той, что произошла с овцами в Юте тридцать лет назад, только гораздо серьезнее.
— Мистер Редмен, я совершу должностное преступление, если мы с вами начнем играть в «горячо-холодно».
Стью задумчиво принялся рассматривать собственную ладонь.
— Вы должны радоваться, что мы не можем сказать вам больше, чем следует, — сказал Дейтц. — И вам это прекрасно известно, не так ли?
— Зная положение, мог бы лучше служить своей стране, — раздраженно бросил Стью.
— Нет. Это всецело задача Деннингера, — ответил Дейтц. — В общей иерархической системе мы с Деннингером — очень мелкие сошки, но Деннингер еще более мелкая сошка, чем я. Он только винтик, не более. Для вашей радости есть один весьма прагматичный момент. Вы тоже изучаетесь. Вы считаетесь исчезнувшим с лица земли. Если бы я мог рассказать вам больше, вы поняли бы, что для вашего же блага вам лучше исчезнуть навсегда.
Стью ничего не сказал. Он только вздрогнул.
— Но я пришел сюда не для того, чтобы лечить вас. Вы не хотите сотрудничать с нами, мистер Редмен. А нам нужна ваша помощь.
— Где находятся остальные люди, с которыми я приехал сюда?
Из внутреннего кармана Дейтц вынул листок бумаги.
— Виктор Палфрей, умер. Норманн Брют, Роберт Брют, умерли. Томас Ваннамейкер, умер. Ральф Ходжес, Берт Ходжес, Шерил Ходжес, умерли. Кристиан Ортега, умер. Энтони Леоминстер, умер.
Каждое имя взрывом отозвалось в голове Стью. Он прекрасно знал этих людей. Некоторые выросли у него на глазах, других он помнил с детства… Боже, он был знаком с Виком всю жизнь! Как мог Вик умереть? Но еще больше его поразила смерть семейства Ходжесов.
— Все они? — услышал он свой вопрос. — Вся семья Ральфа?
Дейтц сложил листок бумаги, потом вновь развернул его.
— Нет, осталась еще одна маленькая девочка. Ева. Четырех лет. Она жива.
— И как она себя чувствует?
— Прошу извинить меня, это изучается.
Гнев вскипел в Стью, и он схватил Дейтца за лацканы пиджака:
— Что же делают ваши люди? — закричал он. — Что делаете вы? Что, во имя Господа, делаете вы?
— Мистер Редмен…
— Что?! Что делают ваши люди?!
Дверь распахнулась. На пороге стояли три дюжих парня в защитных комбинезонах. Все они были в респираторах.
Дейтц гневно взглянул на них:
— Пошли вон отсюда!
Трое топтались на месте в нерешительности.
— Нам приказали…
— Вон отсюда! Это ваш приказ!
Они исчезли. Дейтц обессиленно сел на кровать. Его губы дрожали, а от ухоженной прически не осталось и следа. Он почти виновато смотрел на Стью.
— Послушайте меня, — начал он. — Я не виноват в том, что вы здесь. Не виноват ни Деннингер, ни медсестры, которые берут у вас анализы и меряют давление. Можно было
бы считать виноватым Кампиона, но нельзя перекладывать на него всю вину. Он сбежал, но при сложившихся тогда обстоятельствах вы или я тоже сбежали бы. Ему позволила бежать техническая недоработка. Но такова ситуация. Все мы пытаемся действовать в соответствии с ситуацией. Можно ли считать нас виноватыми?— А кто же виноват?!
— Никто, — сказал Дейтц и улыбнулся. — Или же виноватых так много, что всех невозможно пересчитать. Это несчастный случай. Это могло бы произойти когда угодно и в любом другом месте.
— Несчастный случай, — пробормотал Стью почти шепотом. — А остальные? Хап, и Хенк Кармишель, и Лила Брют? Их сын Люк? Монти Салливен?..
— Изучаются, — ответил Дейтц. — Хотите еще помучить меня? Если вам от этого лучше, то валяйте.
Стью ничего не сказал и только посмотрел на Дейтца таким взглядом, что тот перевел глаза на носки собственных ботинок.
— Они живы, — сказал он, — и в свое время вы с ними увидитесь.
— Что происходит в Арнетте?
— Она закрыта на карантин.
— Там кто-нибудь умер?
— Никто.
— Вы лжете.
— Жаль, если вам так кажется.
— Когда я смогу выбраться отсюда?
— Не знаю.
— Изучается? — язвительно спросил Стью.
— Нет, просто не знаю. Похоже, вы не заразились этой болезнью, и нам нужно узнать, почему так случилось. Тогда мы сможем отпустить вас.
— Я могу побриться? Я ужасно зарос.
Дейтц улыбнулся.
— Если вы позволите Деннингеру продолжать его тесты, я прикажу немедленно побрить вас.
— Я в состоянии удержать бритву в руке. Я делаю это сам с пятнадцатилетнего возраста.
Дейтц протестующе покачал головой:
— Боюсь, что это невозможно.
Стью раздраженно усмехнулся:
— Боитесь, что я перережу себе горло?
— Лучше назвать это…
Стью прервал его серией частых покашливаний. Он усилием воли вызвал их.
Эффект, произведенный на Дейтца, не поддавался описанию. Он вскочил с постели и бросился к входной двери, на ходу натягивая респиратор и стараясь ни к чему не прикасаться. У двери он достал из кармана ключ и быстрым движением вставил его снаружи в замочную скважину.
— Не бойтесь, — с приятной улыбкой сказал Стью. — Я пошутил.
Дейтц медленно повернулся к нему. Выражение его лица изменилось. Губы подрагивали от гнева, глаза метали искры.
— Вы — что?
— Пошутил, — повторил Стью. Улыбка сползла с его лица.
Дейтц сделал два неуверенных шажка к нему. Его губы разжались, сжались и вновь разжались.
— Но почему? Почему вы решили пошутить таким странным образом?
— Прошу простить, — улыбнулся Стью. — Это случается.
— Вы — паскудный сукин сын, — со сдержанным восхищением сообщил ему Дейтц.
— Идите. Идите и скажите, что я согласен на дальнейшие тесты.
Этой ночью Стью спал лучше, чем в прошлые ночи. Ему снились странные места, в которых он никогда прежде не бывал. Снились красные, светящиеся из темноты глаза и люди без лица.
Среди ночи он почему-то проснулся и подошел к окну. Была ясная ночь, и ярко светила луна. Что же это за места, думал он. Может быть Айова или Небраска, а может, северный Канзас. Но он с уверенностью мог сказать, что находится здесь впервые в жизни.