Провидец. Город мертвецов

Спереди, вдоль частокола, в припрыжку, страшно оскалившись, бежал ещё один мертвец. Пахом, что шел первым в цепочке, снял гадину одним точным выстрелом из своего огромного револьвера.

Со стороны гимназии доносились, видимо, грязные ругательства на цыганском и визгливое нытье летящих пуль.

Вдруг, солнечный луч, отраженный от креста часовни, ударил мне в глаза. Я зажмурился, повернул голову, и тут же столкнулся лицом к лицу с кадавром, бывшим когда-то женщиной, с почерневшими то ли от грязи, то ли крови волосами. Никакими усилиями нельзя было понять, стара она была при жизни или молода, красива, или безобразна. Жёлтые зубы в опухших дёснах клацали, будто пробуя на вкус запах живой человечины. Горло у неё было разворочено, оттого и шуму было мало. Выстрелить я уже не успевал, однако чуть ушел с линии атаки и сбил винтовкой костлявые руки, пропуская кадавра мимо себя, одновременно подсекая ей ноги. Та кубарем покатилась по сырой земле, прямо к ногам Пелагеи, что приметив гадину, вышибла ей мозги.

Мы, пригнувшись, торопливо шли вперед, изредка постреливая беспокойных мертвецов, по одиночке мчавших со стороны площади. Трухлявые бревна частокола, на наше счастье, сменились каменным забором.

Вражеские пули свистели над головой разными тонами, с шумом пролетали сквозь кусты, отрывая ветви, но вреда причинить уже не могли.

Когда наша троица достигла площади и свернула в Стольный Переулок, когда мне, грешным делом, показалось, что самое худшее позади, словно в насмешку, где-то в тумане послышался гомон приближающихся мертвых голосов, что отрезал нам путь к дому изобретателя.

– О, боги, - задыхаясь сказал Пахом, остановившись.
– Прямо не пройти. За мной, господа, не зеваем!

С этими словами здоровяк круто взял влево и, с наскоку, всей своей мощью обрушился на дверь парадной ближайшего дома. Та, не выдержав подобного обращения, с грохотом отворилась. Я тут же узнал это место - это было здание "Второго общества взаимного кредита".

– Скорее, помогите мне, - скомандовал Пахом, схватившись за массивную скамью из орешника.

Как только дверь стала крепко завалена всякого рода подручным хламом, я наспех огляделся.

В просторной зале, как и во всем здании, царил полумрак, освещенный лишь мутным светом, проходившим сквозь щели заколоченных окон; на стенах слоилась сырость и плесень; около картин, лепилась в виде фестонов паутина; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями; высоко вздымались витые бронзовые колонны с гигантскими канделябрами, что стали уже чернеть от времени. Как и в мой последний сюда визит, что - то гудело в старых аммосовских печах, теперь уже в унисон барабанной дроби, что отбивали по дубовой двери десятки гнилых рук.

По мраморной великолепной лестнице, устланной некогда дорогим мягким ковром, мы вбежали на второй этаж.

– Покамест схоронимся здесь, - сказал Пахом, оглядываясь. Голос его отдавался эхом.
– Надо поискать выход и разведать обстановку. Только аккуратно. Боюсь, эти проклятые ромалэ от нас не отстанут.

– Не отстанут, - согласилась Пелагея, вставив недостающий патрон в барабан своего "Нагана".
– К гадалке не ходи.

– Значится, надо скорее выбираться.
– поправил маску здоровяк.
– Через улицу не сунутся. Только снизу.

– Под этой лестницей, есть спуск вниз, - сказал я.
– Либо в подвал, либо в денежные хранилища. Должна быть ещё одна - на том конце здания. Она поднимается сразу с подвала на второй этаж.

– Значит надо эти входы заложить, да поскорее, - предложила Пелагея.

– Верно мыслишь, согласился Пахом.
– Значится так: я иду вниз - займусь дверью подвала. Пелагея, найди вход на чердак, мало ли что. Николай Александрович, вам остается дверь на этаже. Всё ясно?

Мы кивнули.

– Тогда за дело, - скомандовал Пахом и резво затопал по ступеням вниз.

– Ну что, Николай Александрович, сударыни - налево, судари - направо?
– спросила Пелагея.

– Именно, - кивнул я.
– Будьте осторожны.

– Ты тоже...

Глава 28

Придерживая ремень винтовки, я быстрым шагом пошел по темному коридору второго света, пестревшему живописью на потолках и стенах из Ветхого Завета. Из-под темных сводов, на массивной цепи, опускалась до уровня резных перил, воистину исполинская хрустальная люстра, покрытая позолотой, пылью и паутиной.

Нужная дверь, если мне не изменяет память, находилась через два поворота. Не успел я дойти до угла, как услышал громкие хлопки в зале первого этажа. Я высунулся через перила и увидел Пахома, что прятался за колонной. Его пытались обойти двое, с красными повязками на головах и с пистолетами в руках.

Я выстрелил без всяких колебаний и попал одному прямиком в макушку. Второй тут же развернулся и открыл резвую пальбу в мою сторону. Пуля провизжала рядом с ухом и я тут же упал на живот, прижавшись к полу. Здесь выстрелы трещали так громко, что после каждого хотелось тряхнуть головой, дабы выбросить из уха сухой, надсадный звук. Внизу грохнул пару раз страшный револьвер Пахома, заставив стрелка спрятаться за соседней колонной. Лежа на полу, я прицелился, выжидая, когда же покажется кучерявая голова.

В это мгновение из-за угла, прямо за моей спиной, выскочил щуплый цыганенок и, завидев меня, крича во всё горло, стал палить без разбору, прямо с двух рук. Шквал свинца не оставил мне никаких шансов на спасение...

Когда видение схлынуло, я повернулся на спину и выстрелил. Показавшийся из-за угла цыганенок умер быстро, не успев толком ничего понять.

Я вскочил на ноги, прижавшись к углу коридора. Тут же снизу открыли пальбу, выбив кусок фрески прямо над головой. От всей души выругавшись, я пригнулся и ужом скользнул за угол, подальше от перил, но тут меня встретил крепкий цыган с осоловелыми глазами. Я вскинул оружие, однако тот оказался не из робких — нырнул под винтовку, рванувшись вперед, обхватил меня за бедра и тут же плечом уперся в живот. Уже опрокидываясь на спину, я лишь успел бросить винтовку и обхватить противника сзади, поперек груди. Следом, я и сам откинулся назад, еще дальше, потянув за собой врага. Упав на спину, я так и не разжал рук. Цыган согнулся пополам, а я, продолжая падение, дернул его через себя. Ноги негодяя взлетели к потолку, и он всем весом, с размаху, хлопнулся спиной о мраморный пол. Мне удалось вскочить раньше оглушенного падением противника и со всего размаха засадить ему в голову грязным сапогом. Тот, коротко хрюкнув, рухнул на пол.

Бросившись к винтовке, что покоилась у самых перил, я увидел, что дела Пахома совсем плохи: четверо, или пятеро плащунов расстреливали колонну, за которой кое-как прятался здоровяк, не давая ему высунуть носа. Один из них отделился от своих собратьев и стал обходить его стороной, словно лиса, высматривая курицу.

Трудно сказать на что я надеялся, но припав на колено, второпях я стал расстреливать цепь огромной люстры. Пустые гильзы со звоном прыгали по полу, однако, мои старания возымели успех: одна из пуль выбила искру из звена цепи, а следом, громада из хрусталя и металла рухнула вниз.

– Пахом, сзади!
– крикнул я что было мочи.

В это мгновенье снизу раздался страшный грохот, сопровождаемый мелодичным звоном битого хрусталя и разноголосым хором нестерпимой боли. Видимо, Пахом меня услышал, оттого, развернувшись в падении, выстрелил в подлеца, что пытался обойти его сзади. Смертельный кусочек свинца угодил тому в грудь, отбросив на пару шагов.

От сердца отлегло, но радость моя была не долгой: за поворотом слышался всё громче топот нескольких пар сапог. Прежде чем пули выбили крошку под ногами, я кувыркнулся, оставив пустую винтовку и юркнул в одну из темных комнат. Как оказалось - напрасно: помещение было совершенно пустым, маленьким и походило больше на чулан, чем на комнату. Я сам загнал себя в ловушку. Теперь остаётся уповать лишь на тьму, внезапность и верный "Браунинг №2".