Проводник
Шрифт:
– Спасибо. Что еще передает он?
– Он хотел, что бы вы помогли нам перевезти караван машин с грузом на ту сторону.
Теперь я в затруднительном положении. Капитан со своими предложениями, все село со своими предрассудками и эти...
– Сколько?
– Что сколько, машин?
– Нет. Денег сколько?
– А сколько бы вы хотели?
– Двести баксов из расчета двадцати машин.
Парни переглядываются.
– Не многовато ли? То есть десять баксов за машину?
– Нет, не много. За страх и риск платить надо.
– Ладно,
– До Мазурек.
– Пожалуй, подойдет. Тогда машины сюда придут после завтра в часов девять утра. Вас устраивает такое время?
– Устраивает.
Утром, в мастерской сидят мужики.
– Тимофей, а чего к тебе вчерась парни какие то приезжали?
– спрашивает Васька- Кривой.
Все с любопытством смотрят на меня. Соврать или нет? Лучше скажу правду.
– Предложили через новую границу караван машин перевезти.
– И сколько запросил?
С нашими мужиками шутки плохи, но если прикрывать кого будут, все село горой стоит и горе будет отступнику, в лесу прибьют.
– Десять долларов за машину.
Все загудели.
– Хорошая цена...
– А мы и не знали какую таксу брать, теперь знать будем...
– А когда машины будут?
– Завтра утром.
– И сколько машин?
– Не знаю. Чем больше, тем лучше.
В магнитофоне Мишки вылетело сопротивление, я его выдрал и, найдя в запаске новый, начал запаивать.
– Слышь, Тимоха, - Колька моторист наклоняется ко мне, - говорят в Мазуреки много народу понаехало, все русские, хотят через границу перейти.
– Кто говорит?
– Да дочка деда Ховрина вчера вечером от туда пришла.
Дочке Ховрина около пятидесяти лет. Она прекрасно знает леса и для нее пройти километров десять, все равно, что плюнуть в кусты. В нашем селе ее дочь за мужем за Колькой.
– Это что, беженцы?
– Да.
– Чего же они на законных основаниях границу не переходят?
– Там поборы большие и потом нагнали в таможенники казахов, а эти грабят на чистую.
Что правда, то правда. На дороге Семипалатинск- Рубцово сидит в таможне настоящая банда грабителей. Молодые, наглые, стриженные и здоровущие казахи копались в барахле беженцев и забирали себе все, что хотели. Никакие слезы, стоны и проклятья на них не реагировали.
Теперь я понимаю, почему меня просит прийти Салтанка.
К моему дому подъехало двенадцать грузовых машин, у всех закрыты брезентом грузы. Знакомая рожа парня, который торговался со мной позавчера, высунулась из раскрытого окна первого грузовика.
– Тимофей Иванович, мы прибыли.
– Вижу.
Я выхожу с двустволкой и вещевым мешком.
– А это то зачем?
– удивляется парень, указывая на ружье.
– Для зверя.
– Садись сюда, мы втроем поместимся.
Я сажусь в кабину и ставлю ружье между ног.
– Остальные в курсе, что не надо отрываться.
– Все в порядке.
– Тогда, трогай. Сверни вот здесь за селом на лужок и дуй к лесу.
Я вывожу колонну к старой леспромхозовской дороге. Она немного заросла. Ветки кустов лупят по кабине
и брезенту, но это как поглаживание веником по телу в бане. Километров десять идем по ней.– Где граница?
– удивляется парень.
– А черт его знает где. Тысячи лет казахи жили рядом с русскими и никогда границ не размечали. Сейчас внимание, дорога кончиться и надо сворачивать вправо.
Мы сворачиваем на старое русло высохшего ручья. Здесь нас трясет, от обилия разбросанных камней. Это два километра пути, потом въезжаем в лес и опять лесная дорога, она лучше леспромхозовской, но больно крутит. Машина объезжает многочисленные возвышенности и впадины этой изумительной природы. Через час показались поля и приятные домики Мазурек.
На площади села полно народа, мы останавливаемся.
– Все приехали, - говорю я, - плати.
Он достает кошелек и отсчитывает одну бумажку 100 долларов и две по десять.
– Правильно, Тимофей Иванович?
Я мну деньги и не вижу в сто долларовой купюре на просвет знаков.
– Они фальшивые.
– Да что ты?
– издевательски хмыкнул парень.
– Катись от сюда.
В бок мне уперся ствол пистолета. Вот подонок. Мне ничего не остается, как выбраться с ружьем из машины и сказать ему.
– Запомни парень, эта граница для тебя теперь закрыта.
– Не ты один такой умный. Поехали.
Машины прошли мимо меня на асфальтовое шоссе.
Салтан в своей конторе встретил нетерпеливо. Казах, с красивым доброжелательным лицом, в поношенной милицейской форме капитана, бросился мне на встречу.
– Привет, Тимоха. Жду не дождусь. Понимаешь здесь такое... ужас.
– Уже почувствовал.
– Пошли ко мне, а то здесь мне спокойно поговорить не дадут
Мы выходим из маленького дома отдела милиции и через несколько домов приходим в жилище Салтана. Хоть он и казах, но для него, что негр, что еврей, что русский, разницы нет и вообще он чудесный парень, хотя и работает в милиции. В гостиную входит девушка с изумительно красивым лицом восточных красавиц.
– Папа, ты чего так рано.
Она видит меня и останавливается.
– Здравствуй, Гюльнара, - говорю я.
– Целый год не виделись. Господи, как ты изменилась, совсем красавицей стала.
– Ой, Тимофей Иванович, здравствуйте.
Гульнара покраснела.
– Гуленька, ты сделай нам чего-нибудь поесть.
– Я сейчас.
Она убежала за дверь.
– Дочка вернулась. Кругом перемены, окончила институт, а диплом теперь свободный, вот на работу и не устроилась, пришлось вернуться домой.
– Она вроде химик?
– По моему да, что то там кончила, по химии...
– Трудно ей здесь будет. В нашей области химических предприятий почти нет.
– Сам не знаю что делать. У нас теперь с любой работой трудно.
Мы садимся за стол и тут с подносом выходит жена Салтана, Марья Сергеевна. Она русская. После раздела Союза, в приграничных районах осталось много смешанных семей.
– Тимошка, здравствуй дорогой.
Она ставит поднос на стол и ласково жмет мою руку.