Пружина для мышеловки

– Не могу, Жануся, правда, не обижайся. Знаешь, мужские дела. Как ты их назвала? Мальчиковые секретики? Вот это как раз тот случай.

– Все ясно, – с улыбкой вздохнула она. – У нашего Славика проблемы с потенцией. Это единственное, о чем ты не стал бы мне рассказывать. Всё-всё-всё, молчу-молчу, – она рассмеялась, видя, какой растерянный взгляд бросил на нее муж.

Ну и ладно, подумал Аргунов, допивая чай, ну и хорошо, пусть Жанна думает, что у Славки именно эти проблемы. По крайней мере не будет задавать слишком много вопросов, когда мы с ним будем уединяться, чтобы поговорить.

После разговора о помощнице по хозяйству ему снова стало муторно. Он умел держать себя в руках в присутствии жены, но знал: стоит ему остаться одному, сев в машину, страх снова схватит его костлявой жилистой рукой за горло. Водитель Миша не в счет, когда он рядом, Аргунов чувствует себя в полном одиночестве.

* * *

Прошло еще два дня, и позвонил Ситников. Голос его был строгим и, как показалось Льву Александровичу, слегка отчужденным. «Впрочем, он же звонит со службы, может, рядом кто-то стоит, так что не до сантиментов», – успокоил себя Аргунов.

– Лев Александрович, нужно обсудить наш вопрос.

– Да-да, конечно. Где и когда?

– Давайте через час, я подъеду.

– Хорошо.

На «вы» и по имени-отчеству. Ну конечно, Славка просто не один, поэтому такой официоз, люди должны думать, что начальник департамента едет на деловые переговоры, а не с другом пива попить. А тон – ну что ж, тон как тон, человек на работе, мало ли какие неприятности и конфликты могут заставить человека впасть в плохое настроение. Нет, не скажет ему Славка ничего плохого, и этот его напряженный голос – не предвестник дурных вестей. Нет.

Лев Александрович плохо помнил, как прожил этот час между звонком Ситникова и встречей с ним. Но как-то прожил…

Ровно через час он спустился на улицу и встал под моросящим осенним дождем, не замечая его. Служебная машина Ситникова появилась минуты через три. Вячеслав Андреевич вышел, молча пожал руку Аргунову.

– Давай отойдем, – сказал он, оглянувшись на сидящего в машине водителя.

Они прошли несколько шагов по тротуару, Ситников открыл зонт и поднял его над собой и Аргуновым.

– Ну что, Слава? Говори, – потребовал Лев Александрович.

– Плохо дело, Левка, – казалось, слова давались Ситникову с трудом, он едва разжимал губы. – Очень все плохо. За последние три месяца пропали две девочки, шести и семи лет. Одна из них была в желтой футболке с зайцем. Я не знаю, что с этим делать, Лева. Но я тебя прошу: не дергайся. Я подумаю, что можно предпринять. Положись на меня и сам ничего не делай, только напортишь. Ты понял?

– Спасибо, – Аргунов удивился, что из его горла вырвался сиплый шепот, а не полнозвучный голос, как обычно. – Спасибо, Слава. Это ужасно. Что же мне делать теперь?

– Я же сказал: ничего. Ничего не делай. И не впадай в депрессию. Мне нужно несколько дней, чтобы подумать, как быть. Дай слово, что не наделаешь глупостей.

– Да какие же глупости я могу наделать!? – в отчаянии просипел Аргунов. – Уж хуже того, что я сделал, ничего невозможно придумать.

– Успокойся, – Вячеслав Андреевич сжал его плечо, – успокойся и не дергайся. Твоя задача на сегодня – сделать все, чтобы быть уверенным, что больше этого не случится. Попроси Жанну спать в твоей спальне или сам иди к ней спать, придумай причину, я думаю, это несложно. Изобрази всплеск любви и что там еще… У супругов это всегда бывает, когда дети женятся. Инстинктивное стремление доказать себе, что ты еще молод или во всяком случае не стар. Постарайся не дергаться, спи с женой в одной постели, а я что-нибудь придумаю.

Глядя вслед машине, увозившей Ситникова, Лев Александрович подумал, что всегда смеялся на фразочками вроде: «разом обрушилось небо» или «рухнули небеса», они казались ему дешевыми заезженными штампами, за которыми на самом деле нет никакого реального чувства.

Теперь он точно знал, что это не штамп и что чувство есть. И еще какое!

ГЛАВА 3

В конце октября Андрей Мусатов вернулся в Москву. В первый же день после прилета он явился на работу, долго отчитывался перед руководством, показывал документы, комментировал бизнес-планы, объяснял схемы и чертежи, после чего вернулся домой и с размаху рухнул в сон, преодолевая сбой биологических часов. Проспавшись и немного придя в себя, он позвонил Виктору Альбертовичу Пинчуку, не то частному детективу, не то развлекающемуся на старости лет адвокату.

Голос Пинчука в телефонной трубке звучал хрипло и как-то натужно.

– Болею, – сообщил он Андрею.

Ну вот, с досадой подумал Мусатов, начинается. Знаем мы эти уловки. Небось, ничего не сделал, так всегда бывает, когда срок выполнения задания такой растянутый, это Андрей знал по себе. В таких случаях кажется, что впереди еще уйма времени, и нечего гнать коней, все десять раз успеется, а в результате не успевается ничего. Сейчас Пинчук начнет рассказывать, как тяжело и давно он болен, и что завтра, а то и прямо сегодня его кладут в больницу, потом переводят для восстановления в загородный санаторий, а потом он уедет лечится в Швейцарию или куда там нынче ездят в модные клиники.

– Я мог бы предложить вам приехать ко мне домой, – продолжал между тем хрипеть Виктор Альбертович, – если вас не смущает вид немолодого мужчины, обвязанного компрессами и шерстяными платками. Или можете подождать недельку, пока я окончательно приду в себя. На ваше усмотрение.

– Сегодня я свободен, а дальше неизвестно, как сложится. Если позволите, я приеду.

– Буду рад, – коротко хрипнул бывший адвокат и продиктовал адрес.

Оказалось, что живет он в пяти минутах ходьбы от дома Андрея, просто-таки на соседней улице. Вот ведь как случается! Андрей даже машину брать не стал.

Дверь ему открыла симпатичная девушка лет двадцати в узких брючках-»капри» и крохотном топике. Мусатов вспомнил, как полгода назад впервые звонил Пинчуку, и подумал, что, наверное, это ее голос слышал тогда по телефону.

– Вы Андрей Константинович? – вежливо осведомилась она. – Проходите, папа вас ждет.

Квартира показалась Мусатову огромной, во всяком случае его долго куда-то вели мимо множества дверей. «Коммуналка, что ли?» – удивленно подумал он. Девушка словно прочла его мысли, потому что обернулась на ходу и с улыбкой проговорила:

– Это бывшая коммуналка, расселенная. Мы ее отремонтировали, но перепланировку делать не стали, комнаты оставили, как было. Папа сказал, что так удобнее.

– Почему? – спросил Андрей.

На самом деле резоны Пинчука в деле перепланировки квартиры ему не были интересны, но девушка ему понравилась, и он хотел был вежливым.

– Большие пространства ограничивают свободу, – весело пояснила она, – кажется, что места много, а все у всех на виду. Когда много закрытых пространств, то свободы больше.