Прямо сейчас
Шрифт:
* * *
Данила приехал на станцию искусственного осеменения сельскохозяйственных животных в Быково к девяти утра. Впрочем, согласно трудовому договору именно к этому времени он всегда и должен был являться на работу.
Ему хотелось быстрее отключить им же заложенную программную мину в сервере, вернее, перенастроить ее на новый срок активации, а после этого с легким сердцем распрощаться с этой работой навсегда. Теперь уж Данила решил не рисковать – мина «сдетонирует» через два месяца, решил он, и никто не сможет ни обвинить его в саботаже, ни задержать остатки зарплаты. А требований к директору станции и выдвигать не стоит, пусть просто все тут рухнет. Навсегда. Пусть этот жирный битюг изойдет бессильной злобой, думал Данила. Это даже
Забавно, подумал он, а может, и символично, что явка на работу в точное время пришлась на его последний рабочий день на станции. Впрочем, размышлять о смысле этого совпадения он не был настроен. Он пришел, потому что глупо упускать зарплату за целый месяц. Но думать об этой работе и какой-то там дурацкой символике, связанной с ней, он не собирался. Никакой больше чертовой мелочевки в жизни! Противоречия между тем, что он поехал на ненавистную работу из-за месячной зарплаты, в то время, как не хочет применить шантаж ради получения двухмесячного пособия по увольнению, Данила сначала не заметил. А когда заметил, то разрешил его для себя просто: сегодня будет пограничный день, день последней его уступки мелочам жизни. Сейчас он кое-что наладит в сервере, и на этом – всё. Отныне он будет заниматься только достойными делами. Он был из той породы людей, которые все время откладывают полную жизнь, жизнь по своим планам и правилам, полагая, что к этому этапу надо как-то особенно подготовиться. Такие люди мечтают выйти на арену жизненного Колизея в блеске лат, под которыми перекатываются накаченные мускулы, но все время откладывают первый визит в фитнес-клуб или в бассейн, уверенные, что это непременно будет сделано, но в свое время, не сейчас, а пока… пока нужно еще уладить кое-какие мелочи, ведь нельзя же допустить эти мелочи в новую, сияющую успехом жизнь. А главное – подобные Даниле люди не задумываются, с кем, собственно, собираются сражаться на залитой светом арене. И захочет ли тогда кто-нибудь с ними сражаться.
Между тем накануне ночью Данила все-таки отправил свое письмо (на английском языке) в Организацию Объединенных Наций. И выложил текст письма на сайте, который тут же и создал, специально под проект, на английском языке. Так и назвал сайт – «Letter to UNO». Еще задействовал свою страничку в Фейсбуке. А еще запустил несколько программ-роботов, генерировавших и рассылавших спамовые сообщения со ссылками на свой сайт и на Фейсбучную страничку по электронным адресам, форумам, группам соцсетей, где выявлялись слова, которые свидетельствовали об интересе хозяев переписки и комментаторов к политическим и социальным проблемам.
Еще по дороге к станции, сидя в автобусе у окошка, за которым мелькали придорожные домишки, Данила включил ноутбук и с удовлетворением увидел, что форум на его сайте собирает неплохой урожай, люди из самых разных стран стали заглядывать сюда и обсуждать письмо в ООН. Первая волна откликов пришла большей частью от жителей США, Мексики, Канады, Венесуэлы, других стран западного полушария Земли, что было вполне естественно: письмо было запущено, когда в обоих Америках как раз наступило утро, а основная часть Азии, Европа, Африка уже погрузились в сон.
* * *
– Андрюха, чего свистел? Нашел?
– Да.
Ветки кустов раздвинулись, и Алексей, посланец Прибыткова, тот самый, что передал директору станции кенозин, шагнул на солнечную полянку, где увидел напарника.
– Леха, ты можешь потише орать? – громким шепотом спросил Андрей, когда Алексей оказался в зоне видимости.
– Нет же никого, чего тише-то? – спросил Алексей, впрочем – уже не так громко.
– Ну мало ли, – ответил Андрей и пнул трофей – лежавшее у его ног пустое кресло катапультирования.
В своих темных костюмах посреди леса мужчины выглядели диковато.
– Ладно, – Алексей подошел еще ближе. – Это уже кое-что. Осталось найти того, кто здесь сидел, – сунув руку под пиджак, он расстегнул кобуру.
– Даже не вынимай, – прошипел Андрей.
– Почему?
– Потому. Я вот все думаю, нельзя его из ствола дырявить. Явный криминал. Тогда всем придется нас искать. И нас обязательно найдут.
– Да?
– Да.
– Прибытков нас отмажет, – Алексей махнул рукой.
– Ага.
Поэтому он так темнил, когда команду давал. Черта с два отмажет. Он, если чего, заявит, что про шахматы с нами рассуждал, а больше, скажет, ничего не знаю.– Да, Андрюха. Это ты правильно.
– Да, Леха. Фигура, как ты верно заметил, слишком важная. Надо, чтобы у следствия была стопудовая возможность списать все на несчастный случай.
– Неудачное, типа, приземление на парашюте? Шею свернул человек, – предложил Леха.
Прежде чем ответить Андрей немного помедлил, как видно, взвешивая всяческие профессиональные нюансы, доводы за и против.
– Да, – сказал затем он. – Свернуть шею – это хорошая мысль… Надо ж сколько черники.
– Черт с ней, времени нет.
– Я тут где-то даже землянику видел. Белая еще. Но если поискать, наверно, можно зрелую найти.
– Да, Андрюха, конечно, порыскай, – Алексей двинулся вперед. – Землянику. Мы же сюда за этим приперлись.
* * *
Заместитель руководителя ФСБ Копулов был чертовски прав, когда говорил советнику президента Прибыткову, что во дни перемен в верховной власти многие ушлые управленцы среднего звена, ощутив в напряженно-тревожном воздухе запах внезапных возможностей, ринутся выгадывать для себя внеплановое перемещение вверх по служебной лестнице. Среди таких был и Валерий Болотов, который на днях интригами добился поста гендиректора на фабрике резиновых изделий №2 в Бакове, где работала дизайнером Ксения – серые глаза под русой челкой, что до исступления очаровали Данилу.
Болотову было все равно чем руководить, лишь бы руководить. Разумеется, он не собирался надолго задерживаться на местной фабрике, она была лишь строкой в его резюме. А Ксения была лишь неким подтверждением его права на жизненные, то есть карьерные победы.
Сама Ксения, надо сказать, тоже не была без ума от своего начальника, просто Валерий был цепким малым, и в стремлении к рациональному устройству своего будущего Ксения сделала ставку на него. Этот человек сможет обеспечить семью процветанием, подсказывало ее женское чутье.
Болотов стоически терпел намеки Ксении, порой навязчивые, на то, что с его стороны было бы правильно взять наконец ее замуж, что целый год отношений – срок вполне достаточный, чтобы ответственные люди созрели для естественного решения. Ради красоты Ксении и того факта, что она всегда была под рукой, он готов был сносить все эти разговоры, но время от времени взбрыкивал и ссорился с ней. Особенно, если обстоятельства давали ему более или менее веский повод надеяться на следующее повышение в управленческом ранге. В такие моменты он ощущал себя звездой. Он становился орлом, готовым воспарить в выси менеджмента – и что такое рядом с ним какая-то Ксюша? Да при его-то перспективах десять таких Ксюш должны увиваться вокруг, причем без дурацких намеков на необходимость соблюдать преданность или, тем более, жениться.
Вот и этим утром Болотов, когда Ксения впорхнула в его кабинет, довольно холодно заметил, что ей не следует вести себя так, чтобы окружающие считали их женихом и невестой.
Она обиделась. Потому что после произошедшего накануне считала, что теперь-то как раз имеет право не беспокоиться о том, чтобы скрывать свою близость с Болотовым. Дело в том, что накануне, поздним вечером, в очередной раз задержавшись вдвоем на фабрике, они занялись сексом в цехе проверки качества презервативов. Как это уже однажды было. И как тогда же, Болотов стал уговаривать Ксению сесть на стальной член, торчащий из поверхности стола тестирования презервативов. Ксения упиралась, Болотов долго и настойчиво уговаривал ее, и все решили его слова: «Ну ты представь, вот мы поженились: у нас в постели все всегда одинаково, и что дальше? Я ведь стану скучать и искать себе кого-то, кто не строит из себя библиотекаршу-недотрогу… Жена должна быть в сексе свой человек». Разумеется, он знал, куда бьет. И удар прошел, Ксения не нашлась, чем парировать. Она влезла на стол, встала на колени над чертовым цилиндром и осторожно села на него. «Давай, садись до конца», – говорил Болотов. «Не могу дальше, больно будет», – отвечала она. И она сидела на этом ледяном члене, изображая довольство, в то время как Болотов восхищался и радовался, как ребенок, заглядывая под Ксению то с одной стороны, то с другой.