Псайкер. Путь изгоя
Шрифт:
Ожил вокс-передатчик. Аколит незамедлительно принял сигнал.
– Вы уже закончили?
– Да, учитель. Двенадцать секунд и почти столько же тел, мне даже не пришлось вмешиваться.
– Майор Маранас знает своё дело. Что ты уже успел узнать?
Роллан сделал ещё шаг, внимательно осмотрел алтарь, посвященный одному из Богов Хаоса. На его чёрных шипах давно застыла чья-то кровь, приняв багровый, блеклый оттенок. Молодой мужчина держался осторожно, словно боялся, что жуткая конструкция может поглотить как и его тело, так и душу.
– Наш враг более чем хитроумен, раз смог спрятаться в тенях под лицом местной Инквизиции. Это уже третье логово тех же заговорщиков, учитель. Знакомый подчерк.
Несколько секунд висло напряженное молчание. Воспользовавшись заминкой, Роллан уже сам посветил себе, и заметил на алтаре плотную книгу в
– Это не те новости, которые я хотел бы услышать в разгар катастрофы, – спокойно признался лорд-инквизитор по ту сторону связи. – Значит, столица, которую так отчаянно охраняют снаружи, больна и внутри. В Атоллу крепко вцепились чьи-то когти, причем уже достаточно давно. Ты сможешь понять, кто их направляет?
– Тут…тут какой-то нечестивый фолиант, наставник. И вы знаете…я не трус, но открывать подобное святотатство…позвольте его сжечь, это займет считанные секунды!
– Роллан, мой способный ученик, возьми себя в руки. Да, это артефакт Врага, и он может погубить душу, но ты должен быть сильнее. Укрепи свой разум молитвой, вспомни о заступничестве Императора для всех нас. Ты будущий инквизитор, – так будь выше искушений Запретных Сил.
Молодой мужчина сделал глубокий вдох, все же открыл первые страницы. Ничего, по сути, не произошло, но все же Роллану показалось, что похолодел и потяжелел воздух. Может быть, это все же ошибка? Жаль, старик Кидоний уже довольно слаб зрением и слабо разбирается в подобных вещях. Вот уж кем действительно можно было бы без зазрений совести пожертвовать.
Взгляд Роллана вцепился в бегло оставленные строки, словно составляемые безумцем. В какое-то мгновение у него даже закружилась голова, но он все же пересилил себя.
– Я…мало что понимаю, наставник. Многое написано на неизвестном мне языке, вероятно, на их собственном, противоестественном.
– Но что-то же ты можешь разобрать? Вчитывайся, Роллан, это важно. У нас осталось, скорее всего, не так много времени…
– Вижу. Они называют своего предводителя просто «Мастер». Как…как и во всех предыдущих логовах. Это один и тот же культ! – пролистнув ещё несколько страниц, он задумчиво дополнил: – ещё здесь много изображений, смысл которых по большей части ускользает от меня, но вот здесь я вижу изображение змеи с сияющим глазом, а рядом…снова символ их бога. Чтобы это значило, во имя Священного Трона?!
Оттон сидел в зале заседаний и вместе с некоторыми другими представителями высшего руководства обороны пытался отменить приказ Торкве, но тщетно. Подчинённая ему армия уже принимала боевой порядок, готовясь к безумному контрнаступлению. Джейк кричал на старших офицеров, даже угрожал, но Вангиннем вовремя одёрнул его. Посмотрев в лицо пожилому генералу, Оттон понял, что ничего у них не выйдет. Таковы особенности устройства Астра Милитарум – войска, во избежание неурядиц, подчинялись только своему командиру, и были готовы исполнять даже столь безрассудные приказы. Разумом Оттон это понимал, но всё равно не мог принять. Конечно, со стороны могло показаться, что ему захотелось увеличения своих собственных сил, новых полномочий, а то и власти. Седьмая армия генерала Лиама Торкве по всем правилам не должна была ему подчиняться – и все же это было необходимо ради спасения сектора.
Оттон в отчаянной злости махнул рукой и рывком поднялся с места.
– Бесполезно! Бесполезно! Варп бы их побрал!
– Оттон, другой мой, куда вы?.. – растерялся Эйст, и даже попытался схватить его за рукав униформы.
– Разбираться со всем самим!!
Пожилой генерал бросился вслед, смущенно улыбнувшись остальным и в глубине души порадовавшись, что этого не видят благословенные Астартес. Все командиры космодесанта находились на передовой.
Однако в коридоре, усеянного алыми и зелеными коврами, украшенного картинами и золотыми канделябрами, Оттона остановил вовсе не Вангиннем.
– Сэр, сэр! Вы должны это видеть! Генерал Торкве!..
– Что с ним? – казалось, Оттон был готов броситься на слугу с голыми руками.
– Дверь…мы наконец-то открыли её!
Оставшиеся генералы переглянулись и бросились следом за слугой.
Юноша привел их к некогда роскошным лакированным дверям из некоего местного красного дерева. Теперь же одна дверца была чем-то
то ли снята, то ли выбита, а вторая висела, будто готовая вот-вот упасть. Вокруг стояли растерянные, ошеломленные люди, явно не решающиеся войти внутрь. Кто-то вытирал вспотевшее лицо платком, кто-то молился, но большинство тревожно перешёптывалось и с призрачной надеждой смотрело в коридор, из которого вышли Оттон и Вангиннем. Не желая тратить время на досужие сплетни, Джейк прошёл сквозь толпу, так ни к кому и не обратившись и не задав ни одного вопроса. Он решил увидеть всё самим.С первого же взгляда стало ясно, что здесь произошла какая-то борьба. Телохранители Торкве, его слуги, даже несколько охранников здания лежали мёртвыми в разных уголках комнат, словно разбросанные, сломанные игрушки. В стенах зияли дыры от лазерных и пулевых попаданий, свисали поврежденные картины, стекали кровавые разводы. Кто же в кого стрелял, и почему? И как же так вышло, что никто во всем штабе ничего не слышал? Оттон, разглядывавший место побоища с мрачным, хмурым видом, не глядя на Вангиннема, последовал дальше, в личный кабинет Торкве.
У его ступеней он увидел его адъютанта, женщину лет сорока, – она лежала навзничь, нелепо раскинув руки и ноги в разные стороны. В её лбу зияла внушительная дыра, оставленная лазерным выстрелом.
Внутри обнаружились ещё тела: трое слуг и четверо телохранителей генерала, все в боевом облачении. В самом же центре, за дорогим стулом, между двух витражных окон нашёлся и сам Лиам Торкве. Он сидел, облокотившись о стену, голова запрокинута, висок пробитым лазпистолетом, лежащем у остывающих пальцев правой руки. Сквозь сбившиеся темные волосы проглядывали застывшие ярко-зеленые глаза, и только взглянув в них Оттон понял, что Торкве был безумен, доведен до отчаяния, хоть и до самого конца пытался бороться. Вся картина произошедшего за считанные секунды сложилась в голове Оттона. Лиам был проклят безумием, сопротивлялся, искал выход, какого утешения, – но не нашёл. Вместе с ним, похоже, утратили разум и его ближайшие сторонники. Когда ситуация накалилась (возможно тогда, когда Торкве отдал роковой приказ), остальная свита попыталась вразумить своего господина, за что поплатилась жизнью. Генерал-отступник и его обезумевшие головорезы застали остальных врасплох, после чего часть из них погибла в короткой схватке, остальные либо застрелились, либо пали от руки самого Торкве. Оставшись последним, генерал попытался что-то написать на стене, но что-то помешало ему. Затем последовал последний короткий выстрел, положивший конец этому короткому параду кровавого безумия.
Оттон поднял голову. Надпись действительно была неразборчивой, явно оборавшейся на середине; кровь всё ещё медленно стекала вниз.
ОНИ ИДУТ. Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ. ОН В МОЕЙ ГОЛОВЕ. ШЁПОТ. СЛОВА. ДЫРА В НЕ
Оттон нахмурился ещё сильнее, прошел к окнам и увидел через них то, что впервые за долгое время заставило его содрогнуться испытать настоящий, неподдельный ужас. Небо, всего полчаса назад снежное, бледно-серое, теперь будто кровоточило. Прямо над Сераписом словно открылась страшная рана, через которую пошла зараженная кровь. Огромная неровная воронка, чистая концентрация энергии Имматериума разверзлась над планетой, становясь всё больше, казалось, каждые несколько минут. Генерал увидел могучие вихри, переливающиеся самыми невообразимыми цветами, всполохи, похожие на грозовые, а также то, что хотелось забыть в первую очередь – нечестивые образы, столь противоестественные человеческому разуму и восприятию, что не задерживались в них надолго, лишь безвозвратно, серьёзно травмировали. Воображение Оттона двинулось дальше, не смея остановится, и он будто увидел колоссальное, не поддающееся описанию лицо, жадно ухмыляющееся, и руку, распростёртую над Сераписом. Глаза твари горели изнутри, длинный язык извивался подобно змее, а в когтистой лапе чувствовалась вся алчность, на какую только способно живое существо.
В первый раз за всю свою жизнь Оттон подумал, что быть может, сама Галактика сопротивляется присутствию Человека в ней; что он лишь чужой, лишь временный захватчик, который незаконно овладел клочком Вселенной и теперь мнит себя венцом мироздания. Чего стоят их борьба, постоянные лишения и пролитая кровь, сами их жизни перед бесстрастным ликом Вечности? Если даже сама природа, сам космос против их существования, то что они, простые люди, сам их род может сделать? Никогда ещё аристократ не чувствовал себя таким опустошенным, таким маленьким, беззащитным, бессильным.