Псайкер. Путь изгоя

Вильгельм действительно верил словам своей молитвы, верил в то, что говорил. Для него не было большего позора, чем опорочить имя Повелителя Человечества.

Тут его память коснулась воспоминаний, от которых он давно отчаянно бежал. Гримаса скорбной боли отразилась на лице Вильгельма, после чего, немного подумав, он достал из внутреннего кармана небольшое пикт-изображение, положил его под алтарь. С цветной картинки на него смотрело молодое, почти юное мужское лицо. Вильгельм до боли сжал кулаки, с трудом сдержал непрошенные слезы. Голова его поникла ещё ниже.

– Молю, не прими мои слова за дерзость, Владыка… - голос церковника дрожал, – но надеюсь, ты был милостив с одним из своих слуг, неким Мортимером… Загляни в мою душу, и ты узнаешь, кто это. Ты все еще живешь там, сынок, и я очень по тебе скучаю. Мне остается лишь молится, неистово молиться, что ты все же в Свете Императора, и ждешь меня там. Быть может, уже сегодня мы увидимся. Люблю тебя, Мортимер, мой сын…

Усилием воли спрятав чувства за непроницаемую маску, Вильгельм поднялся, спрятал пикт-изображение и вышел из своего скромного убежища. Уже через десять минут он провёл скорую службу, пройдя через несколько рядов солдат с кадилом в руках. Запах святых трав придал Вильгельму сил; ему даже показалось, что это Бог-Император легким, почти нежным движением коснулся его, - так отец придерживает своё ещё слабое дитя. Высоко воздев свой верный меч – эвисцератор, Вильгельм прочёл последние молитвы и приготовился встречать Архиврага вместе с имперскими гвардейцами, плечом к плечу.

Оттон не мог поверить в то, что видит. Ещё раз протёр глаза. Наваждение не исчезло. Генерал мысленно прочёл молитву Богу-Императору.

На встречу им, возвышаясь над колоннами наступающих войск, шествовало три оскверненных нечестивыми символами Титана класса «Полководец». Огромные машины шествовали медленно, словно осторожничали, однако каждый их могучий шаг эхом раскатывался по земле. С камней, деревьев, даже людей и техники порой падал снег от этого рокота. Оттон не верил в успех даже против того, что было у Врага, а уж что делать против Титанов, этих богоподобных машин войны, и вовсе не знал.

Однако обратного пути не было. Всё или ничего.

В его голове вновь всплыло число – семь. Да, семь. Почему же? Оно сулило спасение, но не ему, генералу Астра Милитарум Джейку Оттону, метившего в сам Сенаторум Империалис.

Перед тем, как он отправился в ангар с «Гибельными Клинками», ему передали срочное послание: астропатический хор уловил голоса, сквозь усилившуюся в секторе Бурю. Приближался целый спасительный флот, пятнадцать кораблей разных классов, сотни тысяч солдат. Вся эта армия, достойная Империума, спешила, пробиваясь сквозь все трудности и опасности, к умирающему Серапису. Примерное время прибытия спасительных сил составляло как раз семь часов. К моменту начала этой безумной контратаки, уже, разумеется, меньше, однако Оттон всё равно не знал, какое чудо позволит ему протянуть ещё пять с половиной часов. Столь ничтожный срок, на первый взгляд… за пять часов в родовом имении Оттонов порой не заканчивались некоторые приёмы и балы, но здесь и сейчас, в разгар жесточайшей войны на уничтожение, именно они отделяли жизнь от смерти. При мысли об этом генерал не испытывал страха, но все же ему было жаль, что Священной Терры он так и не увидит, что все его амбиции совсем скоро пойдут прахом. «Я – воин Императора», думал Оттон, командую строем «Гибельных Клинков», «и умру, как Его воин. Нет большей доблести и чести в этой трижды проклятой Галактике, будь она не ладна».

Сквозь сизую дымку проступали очертания ровных колонн еретиков. Словно чёрная безмерная волна, они шли по всей линии фронта, при этом сохраняя чёткий строй. Первой ехала техника, а за ней и между её рядов наступала пехота. Над колоннами возвышались юркие, но грозные Имперские Рыцари, которых, казалось, стало ещё больше (вероятно, предатели подтянули новые за прошедшую ночь), но больше всего внимания, конечно, притягивала троица титанов.

Вся эта армада неуклонно двигалась навстречу скромному клину контратаки, на острие которой ехал Оттон.

Император, смилуйся над каждой ничтожной душой, что встретит здесь свой печальный конец, подумал генерал, обычно не столь набожный. «Ну а теперь…будь, что будет. Всё в руках Его, всё по Его милости». Вслух же Оттон громко произнёс по вокс-связи:

– Не показывать никакого страха! Помните, с нами Бог-Император! Благословлен тот, кто праведен, а святого гнева боятся все: и ксеносы, и еретики! В бой! Враг надолго запомнит этот день, клянусь вам! И пусть эхом отзовётся в вечности наш праведный гнев!!

Ближайший помощник и своего рода ученик Клариссы Вейс с тревогой наблюдал за тем, как его госпожа, под началом которой он служил уже более десяти лет, готовиться к бою. Уникальный силовой доспех, неполной комплектации, дабы не стеснять движений, покрывал ещё крепкое тело леди-инквизитора шаг за шагом, сегмент за сегментом.

– Госпожа Кларисса, а вы уверены, что…

Лорд-инквизитор бросила короткий суровый взгляд, лишенный, тем не менее, жёсткости.

– Обязана, Яторо. Наш враг силен и коварен, а главное, мы не знаем наверняка, кто это. Я обязана возглавить операцию лично.

Аколит почтительно поклонился, хотя тревога не исчезла из его взгляда. Не похожий на обычных учеников агентов Инквизиции, кои почти всегда были молодыми, Яторо было глубоко за тридцать, – однако он ничуть не спешил сам стать агентом Вечного Трона, ибо считал великой честью наблюдать, набираться опыта под началом такого великого инквизитора, как госпожа Вейс.

– Меч, – повелительно произнесла Кларисса, протянув руку. Когда верный клинок, покоящийся в ножнах, лёг ей на ладонь, она лично привязала его к поясу. Бросив последний взгляд на верного ученика, инквизитор поняла, что они готовы. – Выступаем немедля.

Её свита почти не менялась на протяжении шести последних лет, так что свой боевой порядок она прекрасно знала и без прямых приказов своей госпожи. Небольшое войско, возглавляемое леди-инквизитором, выдвинулось в поход дабы узнать, кто отравлял душу и тело столицы Сераписа.

Марианна не прекращала думать о том, что происходит с её любимым прямо сейчас на поле боя, как размышляла, вернее, пыталась угадать, что ждёт её саму. Любая мысль, даже самая оптимистичная, обращенная к Инквизиции, неизменно тревожила девушку. Тем не менее, пока её везли по широким, чернокаменным улицам Атоллы, усеянных огневыми точками и укреплениями не меньше, чем снегом, псайкер успела взять себя в руки. Едва ли её бремя будет тяжелее, чем у Руксуса.

Она невольно коснулась руками собственных губ, на которых, казалось, ещё держалось его тепло. Как же ей хотелось продлить их счастье! Всего лишь одного поцелуя, одних объятий Марианне было мало, но все же в её душе, полной искренней любви, ещё теплилась слабая надежда на то, что все будет хорошо, что они обязательно встретятся снова. Пусть вокруг война, пусть рушится на мелкие осколки целый мир – но они должны быть вместе, как были вместе почти всегда, с самого детства.

Её привели в неприметное здание, кажется, когда-то бывшее обычным жилым домом. Теперь у его входа стояли укрепления, тяжелые стабберы и миномёты, а на крыше – мелкокалиберная артиллерия. Едва они сделали пару шагов, как где-то далеко раздался отчётливый грохот, задрожала земля. В воздухе снова проревел ровный строй самолётов.

– Что там? – девушке показалось, что грохотало там, откуда её недавно привезли.

– Похоже, бой уже начался, – пожал плечами сопровождавший её агент Инквизиции, так и не представившийся. – Однако его исход вне нашей власти. Не задерживайся, – и он мягко подтолкнул её в спину.

Вскоре Марианна оказалась возле каких-то широких створчатых дверей, на первый взгляд совсем обычных, если бы их не охраняло сразу несколько штурмовиков. Псайкер легко узнала их, ибо подобным образом была экипирована и личная охрана генерала Оттона, в чьем штабе она до сего часа верно служила. Рослые фигуры закрывали характерные доспехи, в руках грозные хеллганы. Впрочем, в них чувствовались некие отличия, едва заметные неопытному взгляду. Проходя мимо этих безмолвных колоссов, девушка поняла, что не видит на них никаких знаков отличия.