Психоделика любви: Начало

— Начинайте электрошоковую терапию, — властно приказал неизвестный.

Сотни невидимых игл вонзились через виски, точно пущенная в голову пуля: они пробирались к самому мозгу, кусая и разрывая черепушку на части. В глазах каскадом, словно бенгальские огни, сверкали искры. Крик, доносящийся из потаенной глубины, разрезал перевернувшийся вверх-дном кровавый мир, полный боли и отчаяния.

Но крик переглушило тревожное карканье воронов. Вестники смерти, как настоящие ястребы, рассекали в небе, ожидая наживу, чтобы разорвать её в клочья, испить её смешавшихся с кровью слез.

Одна птица кружила над Учихой и, тревожно забив крыльями, приземлилась на живот пациента, наклонила голову вбок и запрыгала на тонких спичечных лапках. Клюнула на пробу в обнаженный торс. И будто поднесенный ей дар пришелся по вкусу, принялась шустро склёвывать кожу, вырывая по маленькому кусочку. Кусочек за кусочком. Пачкая крылья кровью, которая привлекла десятки парящих птиц, ринувшихся к кричащему в агонии Учихе. Перья лезли в рот и нос, резали глаза, бьющиеся крылья исполосовали лицо как лезвие скальпеля. Итачи превратился в одну большую изодранную кровоточащую рану. С выклеванными глазами, с вырванным одним проворным клювом языком, с пробитыми органами, ошметки которых глотали ненасытные птицы.

Крики больше не звучали сопровождающей музыкой. Итачи устал кричать как живой мертвец, тело которого еще не осознало свою смерть; он дергался в судорогах, запрокинув голову, и сжимал зубами фиксатор, пока Кисаме выжимал новые 40 вольт.

Стрелка опустилась к нулю, и выгнувшееся тело обмякло, как точкой кульминации прозвучал глухой хрип. Итачи уронил голову на бок, остекленевшие глаза смотрели вникуда.

— Что же, я был не прав. 3 фразу он, по крайней мере, пережил, — ворчливо процедил Какудзу, поймав на себе ехидный с проблесками гордости взгляд Хошикаги.

Кисаме потянулся к фиксаторам, чтобы отцепить путы от рук Учихи, но кисть врача грубо перехватили. Некто стоял прямо позади Итачи, но у юноши не было сил даже поднять голову, он тупо смотрел в кровавую пустоту, слушая карканье ворон вместо бешено колотящегося сердца в груди, которое выклевали, не оставив даже маленького ошметка.

— Вкалывай вакцину 3б.

— Нельзя, — воскликнул Орочимару, грозно подняв руку. — Нельзя. Нельзя мешать сразу два препарата. Ты что не помнишь, что было с объектом 15? Мгновенное внутреннее кровотечение. Мы не можем разбрасываться материалом направо и налево.

— Твой материал сует нос туда, куда не следует. Вкалывай, — безапелляционно приказал неизвестный.

Кисаме растерянно застегнул фиксатор обратно, Орочимару, злобно заскрежетав зубами, резко развернулся, взметнув темной копной волос, и направился к шкафчику, где хранились все пронумерованные вакцины.

Учиха больше не слышал стаю голодных птиц. Мир вокруг принял очертания процедурного кабинета с едким запахом медикаментов, с бело-серым кафелем стен, с операционными лампами, слепящими глаза. И надвигающийся шприц к левой руке.

— Итачи, — медленно нараспев позвал высокий детский голосок, неестественно дружелюбный и писклявый. Он слышал его уже. Однажды. Это больное видение. Страшно открыть глаза. Жутко ощущать, как по тебе передвигаются маленькие игрушечные ножки.

Но Учиха открыл глаза. Остро наточенное лезвие ножа сверкнуло в искусственно-слепящем свете.

— Время играть, Итачи, играть! Играть! Поиграй с зайкой!!!

Истерично заверещавший игрушечный заяц обрушил десятки ударов по грудной клетке, захлебывающегося в крови Учихи. Кровавые пузыри запенились на губах, перемешавшись со слюной. Припадочный смех и сотрясающаяся игрушка, вонзающая нож в кровоточащее месиво — последнее, что увидел Учиха перед тем, как женская рука схватила завизжавшего зайца за шею. Сознание покинуло Итачи, чье тело теряло вес с каждый секундой. Больше он не чувствовал боли. По крайней мере, физической.

Боли больше не было. Только невидимые шрамы, исполосовавшие всю душу, которую Итачи всегда считал здоровой. Но сейчас, лежа в своей палате, где играли утренние предрассветные лучи солнца на стенах, он не мог уже сказать, где явь, а где фантазия. Где его кошмары, а где бьющая под дых правда. Что есть Красная Луна? Что есть настоящая боль — физическая или душевная? Спит ли он по ночам или бодрствует в страданиях?

Одно Итачи знал точно: он больше не может оставаться в Красной Луне. Он должен немедленно забрать Саске и бежать из треклятого санатория Сатаны, где властвуют черти.

Дверь противно заскрипела, приводя пациента в чувство. Не поднимаясь с койки, Учиха встретил добродушного, улыбающегося Кисаме пустыми, ничего не выражающими глазами, заплывшими от слез.

— Доброе утречко, Итачи. Как себя чувствуешь после прогулки по темным коридорам восточной башни?

— Как я себя чувствую? — по слогам повторил Учиха и отвёл взгляд к потолку. Моргнул. Кисаме подвинул стул и присел рядом, с любопытством и озорством наблюдая за легким ступором пациента.

Если Хошигаки и ожидал услышать нечто безумное, то к этому он не был готов: Учиха с лихой резвостью подскочил с койки и, схватив Кисаме за грудки, повалил на пол, со всего размаху врезав в челюсть.

— Как я себя чувствую?! Как я себя чувствую после того, как вы пытали меня? — взревел Итачи нечеловеческим воплем, продолжая наносить безжалостные удары.

От неожиданности Кисаме пропустил несколько ударов, которых хватило, чтобы ему расквасило лицо. Он попытался оттолкнуть взбесившегося Учиху, но тот с невероятной силой, вцепился в его шею.

— Сейчас ты прочувствуешь на себе, ублюдок, как я себя чувствую!

Вбежавшая охрана подхватила Итачи подмышки и, повалив на койку, принялась скручивать в смирительную рубашку. Но Учиха вырвался и ринулся на выход. Остановил его удар электрошокером от подоспевшего на шум Пейна.

— Учиха Итачи.

Итачи не хотел возвращаться. На грани чего он скользит на это раз, над чем смеялся впервые дни? Ему дали легкую пощечину, но достаточную, чтобы привести в чувство.

Когда Учиха открыл глаз, расфокусированный взгляд бегал по размытому ярко-оранжевому пятну. В нос ударил резкий запах нашатыря. И откашлявшись, Итачи помассировал переносицу, глубоко задышав.

— Кажется, приходит в себя, — шипящий ехидный голос. Орочимару. Итачи едва не сорвался с места, чтобы накинуться на этого ублюдка, но на плечо резко надавили, призывая сесть.

И Учиха вновь поднял взгляд на сидящего напротив лечащего врача Дейдары — Пейна. Рыжее пятно с пирсингом, с холодным расчетливым взглядом расплавленной стали, ни одной эмоции на лице, будто выточенный из гранита человек.

— Вы меня понимаете, Итачи?

— Да…

— Вы понимаете, что натворили? Мало того, что вы проникнули на запрещенную территорию, и втянули в это моего пациента, так вы выпустили тяжело буйных больных. Хидан Дзимпачи убил двух медбратьев и одного пациента, второй тяжело ранен. Вы осознаете свою вину?