Психоделика любви: Начало

Быстро убрав все вещи обратно, Учиха принялся искать хоть что-то в подтверждение существования Хаюми Конан помимо фиолетовых прядей волос, которые могли быть чистым совпадением.

Все полки, все шкафчики забиты таблетками и вакцинами. И только в ящиках стола, в журнале учета поступивших лекарственных средств, названия которых Учихе ни о чем не говорили, Итачи опустил взгляд на выпавшие фотографии. Он поднял их с пола, расправил веером и, присев на кресло врача, долго вглядывался в лица. Знакомые и нет, такие яркие, такие счастливые, никак не вяжущиеся с привычным мертвенным, безэмоциональным лицом Пейна.

Конан Хаюми существовала. Конан Хаюми была когда-то жива и улыбчива. С неестественного оттенка волосами, явно повидавшими не одну коробку краски, янтарными, немного печальными глазами, обведенными синими тенями. С пирсингом под нижней пухлой губой. В объятьях двух молодых людей. Один слишком жизнерадостный для того, чтобы быть правдой: судя по прическе, этим пареньком и был Пейн. Прическа безусловно та же. Нет, что-то здесь не так. Глаза — карие. Глаза Пейна были голубыми, даже прозрачными — как у другого юноши с фотографии, с болезненно-бледным лицом, слегка худощавым, отчего мог казаться таким из-за контраста ярко-красных волос.

На обороте фотографии значилась надпись: «1 курс, Яхико Ятеро, Конан Хаюми, Нагато Узумаки».

И нет никакого Пейна.

Судя по надписям, рыжий — Яхико, голубоглазый — Нагато. Так кто из них Пейн? Итачи всегда думал, что Пейн — это имя. Однако все может быть не таким, каким кажется, как и сама Красная Луна.

Итачи спрятал фотографию под футболкой, зажав резинкой штанов. И убрав остальные, как и улики, покинул кабинет человека, чью роль не мог до сих пор понять. Не забыл выкинуть ключи у входа.

Во время «экскрементов» был четвёртый. Но кто именно: таинственный Обито или же Пейн со скелетами в шкафу? Вероятно, в прямом смысле.

— Когда я сказал, что взорву тебя, что именно ты не понял, а, Учиха? — Дейдара показал всю свою радость при встрече, сплющив в пальцах пластилин. У Итачи хватило наглости явиться прямиком в палату к Тсукури и смотреть на него тем непроницаемым, надменным взглядом, от которого у Дейдары скручивало желудок.

— Я хотел попросить прощения за то, что втянул тебя во все это, — с искренним раскаянием произнес Итачи, подошел ближе, показывая, что не боится праведного гнева.

— Мне не нужны твои извинения. Сгинь.

— Дейдара, скажи, когда нас забрали из восточной башни, видел ли ты нечто не поддающееся объяснению?

Дейдара скуксился и сгорбился, резко отвернувшись, чтобы Учиха не заметил страха в уголке его глаза. Видел, и даже почувствовал. И было тошно признаваться, что видел он самого Учиху. Но Дейдара помнил, что когда приходил в себя, то видел Пейна и операционные лампы кабинета, чувствовал, как его катили на столе, помнил боль, разливающуюся по всему телу.

— Дейдара, я знаю, что ты взорвешь меня. Даже если я просто заикнусь о помощи. Но ты мне нужен. Пациенты — не психи. И ангел существует.

Итачи присел рядом и протянул фотографию, на которую Дейдара взглянул со скепсисом, но подцепил кончиками пальцев, вытянув перед лицом. Три незнакомых лица, которые ему ни о чем не говорили.

— Девушка на ней — ангел. Она покончила с собой 10 лет назад. И она сказала, что привязана к Пейну. К твоему врачу, как ты понимаешь. Это фото я нашел у него в столе.

— Что? Ты проник в кабинет моего врача? — возмутился Дей, не зная отчего больше: что Учиха продолжает нарушать порядок, не взирая на последствия, или что сам не участвовал при этом.

— Дей, кто-то из этих юношей и есть Пейн. Он твой лечащий врач, ты должен знать его настоящее имя.

— Да не знаю я! Я не справочное бюро и не всевидящее око!

— Но Пейн ведь не его настоящее имя?

— Говорю же: не знаю и знать не хочу!

— Дейдара, мы должны переступить через самих себя и свою гордость и действовать вместе, если хотим выжить! В этой клинике проводят эксперименты над пациентами по проверке побочных действий лекарств фармацевтической компании «Красная Луна»!

— И кто тебе это интересно сказал? А дай угадаю, — Тсукури подскочил и, состроив страшную рожицу, передразнил. — Ангел! Да? А знаешь что, позови-ка её! Я тоже хочу с ней познакомиться! Чего это она меня обделила? Ко всем приходит психам, а ко мне нет! Чем я хуже?

— Может, потому что ты ни во что не хочешь верить кроме своего искусства?

— Да пошел ты!

Дейдара хотел рвануть на выход, но Итачи, сделав глубокий вдох, выкрикнул со всей мощи:

— Конан!

Дейдара остановился, обернувшись, будто и правда ожидал, что ангел спустится к ним. Но никто не пришел.

— Конан, — в неловкости от того, насколько он глупо сейчас выглядит, Итачи сконфузился и почесал затылок.

Дейдара, выпучив единственный глаз, издал многозначительный смешок и кинулся из палаты прочь.

— Дейдара, постой! Ты должен мне помочь! Нужно проникнуть в архив! Если мой брат мертв, мы найдем его дело с соответствующей пометкой!

— Без меня! В кабинет Пейна же проник сам, не маленький уже!

— Я не смогу украсть ключ от архива! Мне нужны твои взрывчатки!

— Слушай, я уже сомневаюсь, что главный мазохист здесь Хидан Дзимпачи!

Итачи продолжал бежать следом за Деем, почувствовав себя Тоби, который любил к ним липнуть. Но Учиха не мог иначе: ему нужен был Дей, пускай он так эгоистично его использует. Но Тсукури неприступной скалой мотал головой и отпихивал от себя Учиху. Они завернули на винтовую лестничную площадку, поднимаясь наверх. И сбавили скорость, услышав возбужденные голоса сверху и тревожный топот ног. Одновременно подняли головы Учиха и Тсукури, став свидетелями, как на привязанной к перилам простыне, конец которой обматывал шею, слетел с третьего этажа пациент отделения для буйных — Гаара Собакуно.

Противный хруст ломающихся позвонков раздался как щелчок. Тело его раскачивалось подобно маятнику часов. Все стихло. Только душераздирающий крик медсестры разрезал тишину, в которой застыли Итачи с Дейдарой, смотря на вращающийся в нескольких сантиметрах от их лиц труп. Глаза Собакуно закатились, язык вывалился. И только когда обоих пациентов силком спустили вниз, Итачи очнулся от ступора. Учиха успел заметить Конан, стоящую на ступенях и смотрящую на Гаару. По щекам её струились слезы, на которые наверно не был бы способен самый живой человек: столько сострадания и боли было в её глазах.