Психотерапия, фокусированная на диалоге

Понимание Т. Куном категории «парадигма» привлекло мое внимание по нескольким основаниям. Во-первых, возникновение парадигмы всегда связано с появлением достижений в науке и соответствующих им трудов, обладающих двумя характеристиками: 1) «их создание было в достаточной мере беспрецедентным, чтобы привлечь на длительное время группу сторонников из конкурирующих направлений научных исследований» и 2) «они были достаточно открытыми, чтобы новые поколения ученых могли в их рамках найти для себя нерешенные проблемы любого вида» [Т. Кун, 2003, с. 34]. Во-вторых, «формирование парадигмы и появление на ее основе более эзотерического типа исследований является признаком зрелости развития любой научной дисциплины» [Т. Кун, 2003, с. 36] [7] . В-третьих, понимание Т. Куном парадигмы предполагает существование некоторого устойчивого направления в научных исследованиях на протяжении довольно длительного времени. В-четвертых, существование парадигмы, в свою очередь, поддерживается способами организации, проведения исследований в ее рамках, а также интерпретации полученных результатов, используемыми членами научного сообщества в течение времени существования парадигмы. Таким образом, замкнутый круг «содержание парадигмы – способ организации исследований» обеспечивает свое автономное функционирование, по крайней мере, до вторжения новой парадигмы в ходе научной революции [8] . И, наконец, в-пятых, представление Т. Куна о развитии науки связано с представлениями о необходимости научной революции, в основе которой лежит смена научных парадигм [Т. Кун, 2003].

7

Так, Т. Кун, рассматривая закономерности развития науки, выделяет некоторые наиболее важные его этапы:

• допарадигмальный (предшествующий установлению парадигмы);

• господства парадигмы (так называемая нормальная наука);

• кризис нормальной науки;

• научной революции, заключающейся в смене парадигмы, переходе от одной к другой [Т. Кун, 2003].

8

В связи с этим Т. Кун отмечает: «Парадигма – это то, что объединяет членов научного сообщества, и, наоборот, научное сообщество состоит из людей, признающих парадигму» [Т. Кун, 2003, с. 226].

Возвращаясь к обоснованию заимствования термина «парадигма» в сложную категорию «self-парадигма», положенную в основание диалоговой модели психотерапии, отмечу следующее. В процессе анализа категории self, a также ее сущностных особенностей не может ускользнуть от внимания тот факт, что все отмеченные мною выше характеристики понятия «парадигма» в полной мере являются определяющими в природу вводимого мною понятия. Таким образом, становится очевидным значительное совпадение сущностных характеристик категории «self-парадигма», используемой в диалоговой модели терапии, и существующего в эпистемологии понятия «парадигма», разумеется, за исключением сферы его приложения.

Немного подробнее об этом. Во-первых, с одной стороны, возникновение self-парадигмы определяется влиянием выраженной острой ситуации высокой интенсивности или серии подобных ситуаций, оказывающих значительное воздействие на человека, с другой стороны, само существование self-парадигмы предоставляет человеку множество новых возможностей в организации контакта в поле. Во-вторых, формирование self-парадигмы выступает одним из критериев зрелости психического функционирования, который предполагает выраженную психическую устойчивость, способность прогнозировать (в рамках более или менее стабильного поля) свое поведение и возможность организации стабильных отношений близости. В-третьих, именно self-парадигма определяет характерные для человека способы организации контакта в поле. В-четвертых, имеет место и обратное влияние – способы организации человеком контакта с окружающими людьми, а также типичные паттерны интерпретации возникающих феноменов поддерживают существование self-парадигмы в более или менее стабильном виде. И, в-пятых, процесс трансформации self-парадигмы лежит через некоторый аналог революции в виде возникновения новой острой ситуации высокой интенсивности или инициации в ходе психотерапии управляемого кризиса.

Итак, становится очевидным, что заимствованная метафора концепта «парадигма» отражает сущность вводимой категории «self-парадигма». Разумеется, я не собираюсь игнорировать существующие расхождения анализируемых категорий в полях их применения. Так, очевидно, что в одном случае речь идет о закономерностях функционирования научного сообщества, тогда как в другом – об особенностях психического функционирования человека. Именно эти отличия и легли в основу конкретизации применения рассматриваемой метафоры в виде добавления в предлагаемой категории приставки «self». Таким образом, приставка «self-» в категории «self-парадигма» отсылает нас к представлениям о психической природе феноменов, ее составляющих, в то время как компонент «парадигма» описывает особенности и закономерности их функционирования. В завершение анализа вводимой категории отмечу, что я решил прибегнуть к частичному заимствованию уже существующей категории, руководствуясь двумя основаниями. С одной стороны, введение совершенно нового понятия должно было бы проигнорировать довольно богатые ресурсы применения уже существующего, с другой – использование любого другого понятия не отразило бы в полной мере сущности вводимой категории.

Для дальнейшего анализа диалоговой модели терапии необходимо учесть также еще один аспект обсуждаемого – травматический. Как уже отмечалось [И.А. Погодин, 2008], травматогенное событие может остановить оптимальную диалектическую динамику self, формируя выраженный очаг блокированного возбуждения. Процесс переживания также блокируется, что вкупе с существующим очагом психического напряжения создает предпосылки для деформации self в виде жесткого каркаса травматической self-парадигмы. Живой процесс оказывается замороженным, как спящая красавица в ожидании своего принца. Подобный анабиоз может существовать годы и даже десятилетия, замыкая человека внутри порочного круга актуальной симптоматики психологического, психосоматического или психопатологического свойства. Собственно говоря, именно с озвучивания клиентом жалоб на эти симптомы и начинается процесс терапии. Причем, если рассматривать симптомы клиента в качестве фигуры в поле терапии, то становится очевидным, что фоном, определяющим в полной мере значение этой фигуры, выступает остановленный процесс переживания травматического события. Именно поэтому гештальт-терапия ориентирована не на цель, которую клиент более или менее успешно формулирует в начале терапии, а на сам терапевтический процесс.

Терапия посредством инициации кризиса

Учитывая травматогенную природу психологической симптоматики, следует выделить одно из базовых положений рассматриваемой модели терапии: облегчение страданий от симптома, который выступает в качестве способа организации контакта в поле организм / среда, или его исчезновение лежит через восстановление процесса переживания травматического события. Другими словами, в процессе терапии мы инициируем кризис [9] , проживание которого ведет к восстановлению творческого приспособления и, следовательно, к исчезновению симптомов. Таким образом, я бы определил гештальт-терапию в качестве терапии управляемого кризиса (см. далее), а гештальт-терапевтов – как специалистов по проживанию кризиса. Более подробно особенности рассматриваемой терапевтической модели будут изложены в соответствующем разделе статьи. Здесь же ограничусь лишь анализом категории кризиса и описанием его значения для природы self.

9

Под кризисом в данном случае я подразумеваю инициированный в терапии процесс переживания травматического события, целью которого является ревитализация self, a также период, в течение которого этот процесс происходит. В связи с этим следует, по всей видимости, отметить, что выделение кризисной психотерапии в отдельную сферу носит искусственный характер. Думаю, что любая психотерапия по своей сути является кризисной, а гештальт-терапия в особенности.

Под кризисом обычно понимают «резкий, крутой перелом в чем-либо, тяжелое переходное состояние» либо «острое затруднение с чем-либо, тяжелое положение» [Большой энциклопедический словарь, 1998, с. 593]. При этом, как правило, понятие кризиса имеет негативную окраску и рассматривается как то, с чем следует бороться или, в лучшем случае, как нечто, что следует пережить и не возвращаться более. Конечно, в психологии признаются также развивающее и обновляющее влияния кризиса в жизни человека, но все равно с неизбежностью анализ проблемы кризиса заканчивается тезисом о необходимости его завершения проживанием. Хотелось бы ввести в анализ категории кризиса дополнительную коннотацию, а именно: кризис является необходимым условием оптимального функционирования self, a также единственным средством его развития, неважно, носит оно эволюционный или революционный характер. В связи с этим представляется важным ввести дополнительную категорию в рассматриваемую модель терапии – понятие управляемого кризиса, под которым следует понимать процесс трансформации self, специально инициируемый в терапии в целях восстановления способности к творческому приспособлению и переживанию жизненных событий.

Управляемый кризис предполагает фрустрацию паттернов self-парадигмы или травматической self-парадигмы. Неизбежная остановка типичных для клиента тенденций в поле рождает некоторое, иногда довольно значительное возбуждение. Оно часто маркируется самим клиентом как тревога [10] и может подпитывать процесс инициированного таким образом кризиса. В более выраженном виде относительно терапии, в фокусе внимания которой находятся паттерны травматической self-парадигмы, эта модель выглядит следующим образом. Блокируя травматические self-паттерны, мы способствуем высвобождению возбуждения, релевантного переживанию травматогенного события. Другими словами, посттравматические феномены трансформируются в феномены острой травмы. Дальнейшие усилия сосредоточиваются на поддержании процесса переживания с сопутствующим ему восстановлением творческого приспособления. При этом терапия представляет собой собственно процесс проживания кризиса, который сама же терапевтическая ситуация и породила. Модель терапии приобретает следующий вид: инициация кризиса – поддержание процесса переживания кризиса – инициация нового кризиса.

10

По мнению М. Хайдеггера, постулирующего ценность тревоги и экзистенциального сомнения, «самое большое, что мы можем сделать для человека, это сделать его тревожным».

Диалектика стабильного и динамичного в self

При описании понятия self-парадигмы неизбежно возникает вопрос: какие аспекты self являются более стабильными, выступая в виде некоторого его ядра, а какие – более динамичной надстройкой. Использование в формулировке этого вопроса терминов «ядро» и «надстройка» автоматически отсылает нас к структуре личности, что является методологически некорректным. Поэтому использование идеи соотношения глубокого и поверхностного в психическом функционировании self оказывается бесполезным. Правило «луковицы», согласно которому анализ психики должен начинаться с поверхности и далее продолжаться в глубь психического, неприменимо в рассматриваемой модели self. Итак, в self нет глубокого и поверхностного – все психические феномены, являясь формой контактирования в поле, всегда доступны для осознавания и, следовательно, для терапевтической работы. В некотором смысле (доступности осознаванию) все психические явления поверхностны по своей сути [11] .

11

В гештальт-подходе, например, категория бессознательного заменена понятием неосознаваемого в настоящий момент.

Применительно к рассматриваемой модели self понятия глубокого и поверхностного должны быть заменены категориями более и менее стабильного. Таким образом, self-парадигма представлена функциональными паттернами, имеющими различную степень стабильности. Некоторые их этих паттернов остаются неизменными на протяжении довольно длительного времени, иногда всей жизни, определяя устойчивость психического функционирования, другие же, более лабильные, изменяются от контекста к контексту, способствуя обеспечению динамики self как процесса в поле.

Каким же образом формируется соотношение стабильного и лабильного в self? Как уже отмечалось, энергетическим источником, обеспечивающим формирование self-парадигмы и травматической self-парадигмы, служит блокировка возбуждения, направленного либо на конкретное действие, либо на обеспечение процесса переживания. Остановленное возбуждение и питает актуальные в момент остановки формы и способы организации контакта человека в поле. Получая такую энергетическую подпитку, текущие self-паттерны при условии остановленного процесса переживания приобретают сверхценность, фиксируясь в своем проявлении. При этом чем больше объем заимствованного в процессе возбуждения, тем стабильнее (или даже ригиднее) сформированные паттерны.