Птицеед
Шрифт:
Я вздохнул с видом человека, который потрясён столь необоснованными подозрениями:
— Если намекаете на меня, то предпочитаю не рисковать и не подходить к останкам слуг Осеннего костра. Мало ли какое проклятие можно подцепить.
— Вы не носите парик.
Дери меня совы. Я тоже так умею:
— Обожаю запечённую форель.
Мы уставились друг на друга. Он серьёзно, я не скрывая очаровательной ухмылки.
— Риттер Траугесланд, я понимаю, что ваша работа подозревать каждого во всех возможных грехах. И смущать странными замечаниями невпопад, чтобы
Я развёл руками.
— Так что насчёт парика? — Он не так чтобы желал меня отпускать.
Я не так чтобы желал остаться и мог спокойно помахать ему батистовым платочком, пусть попробует удерживать аристократа, хоть и паршивого, без причины… но платочка у меня не было, и стало интересно, к чему приведёт нас беседа.
— В бинете[1] жарко, и в Иле им не очаруешь жеребёнка. Я предпочитаю треуголку.
По сути, из наших только Голова таскает парик… хм… на голове.
— Разве не признак благородного человека ношение парика, риттер?
— Признак благородного человека отнюдь не ношение парика, риттер. Времена париков прошли пятьдесят лет назад, сейчас они больше в ходу на официальных приёмах, среди военных и чиновников. Я не на приёме, не военный и не чиновник. Ах, да. Забыл упомянуть тех, кому нравится носить парик. К ним я тоже не отношусь.
— Спасибо, вы удовлетворили моё любопытство. Я стараюсь узнавать людей, с которыми беседую, с разных сторон. Порой странных и незначительных. — Его серые глаза походили на наждак. Теплоты в них ко мне как у седьмой сестры к потерявшемуся калеке. — Что касается ваших слов о том, что вы не подойдёте к суани…
Он наклонился к портфелю из воловьей кожи и извлёк из него тонкую папку.
— Здесь не очень много о вас. Собирали наспех. — Он словно извинялся передо мной. — Желаете прочесть?
— Полагаю, я не узнаю ничего нового. — Мой тон стал предельно скучным.
— Сколько раз вы посещали Ил за свою не очень долгую жизнь? Здесь пишут, что больше тридцати раз. Во всяком случае — зафиксированные проходы через андериты.
Сущее вранье. Тридцать раз. Ха! Право, я перестал считать после пятидесяти.
— Я к тому, что вы скорее всего принадлежите к редким одиночкам. И суани вас не испугать.
Тут он тоже ошибается. Встреча с настоящим суани достаточно сильно напугала меня, чтобы я пытался выжить. Но жив я остался лишь благодаря тому, что он увидел в моей крови. Удивительно, если честно. Это создание заметило то, что часто не замечаю я сам.
— У вас дар Одноликой — вы способны выносить из Ила булыжники без последствий для здоровья. Ваш брат…
— Возможно, наткнулся на кого-то более расторопного, чем Кровохлёб, — перебил я. — Признаюсь, мне неприятно вспоминать о брате. И слышать о нём от вас. У меня очень ранимая душа.
Я отодвинул стул, вставая, тем самым показывая, что наша беседа подошла к концу.
— Последний вопрос, риттер Люнгенкраут. Это важно для отчёта, который мне следует представить.
Он прочитал в моих глазах, что отчёт
можно сунуть павлину под хвост, и привёл аргумент:— Это требуется, чтобы не искать с вами встречи в Айурэ, если начальство спросит.
Приём сработал. Видеть его рожу возле своего дома я не желаю.
— Я весь внимание.
— Какие отношения вас связывают с Оделией Лил? Вы знали, что встретитесь с ней здесь?
— Никаких. Мы не видели друг друга с момента её исчезновения в Иле. Восемь лет, если вам требуется точность. Наша встреча случайна.
— Вы не искали её? — «Последний вопрос» всё не заканчивался. Но я так и предполагал.
— Я искал следы своего брата. Он был с ней. Полагаю, вы уже в курсе, раз спрашиваете. Так что, по сути — можно сказать, что ритессу Лил я тоже искал.
— Значит, счастливая случайность, говорите?
Я посмотрел на него в упор и, подобрав слова, искренне ответил:
— Я бы не торопился со словом «счастливая», риттер Траугесланд. Ил никогда и никому не приносит счастья. Вспомните Светозарных.
Он улыбнулся:
— Спасибо за беседу. Если вдруг у вас появится информация о руне, сообщите её, будьте любезны. Хотя бы через Тима Клеве. Страна будет благодарна вам.
Оставалось лишь вежливо кивнуть и отдать на растерзание Фогельфедеру Капитана, который был следующим.
Ну… или отдать Капитану на растерзание Фогельфедер. Такое тоже вполне возможно.
Это было вчера. А теперь я сидел на железнодорожной насыпи и допивал отвратительный кофе, вновь вернувшись мыслями к Оделии.
Кровохлёб не нашёл её, остался с носом благодаря Капитану. Ибо в чём не откажешь Августу Наму, так это в быстром сметливом уме. Искренне признаю, в этом он опережает такого славного и скромного парня, как я.
Капитан, услышав от Толстой Мамочки о муравьином льве, мгновенно понял, ради кого всё затевается, и унёс Оделию под защиту «Соломенных плащей». Чтобы позже вернуться с громом и молнией и превратить проклятущего выродка в мечту ботаника.
Жену моего брата увезли первым же поездом. Под присмотром всё того же Фогельфедера и колдунов. Дери меня совы, чего бы я только не дал, чтобы поехать с ними и быть рядом, когда она очнётся. Вопросы, копившиеся годы, прожигали мой язык калёным железом. И вот их наконец-то можно было выплюнуть, они терзали меня ещё более невыносимо, чем прежде.
Но Капитан был совершенно прав, посоветовав мне сбавить напор. Я дождусь своего времени и найду способ, чтобы встретиться с ней, навсегда решить то, что мешает мне спокойно спать.
Я оптимист по жизни, поэтому верю в свою удачу. Она меня частенько выручала. Так что следует просто двигаться от одной маленькой цели к следующей маленькой. Строить ступеньки задач и подниматься по ним. Потихоньку.
Первая из них — вернуться в Айурэ.
Несмотря на потери в отряде, многие из нас были воодушевлены, ибо все риски окупались и каждого ждала достойная награда. Именно ради этого они и приходят в Ил. Заработать. Разумеется, если повезёт дойти, отыскать и вернуться назад с добычей.