Птицеед
Шрифт:
Для меня — скучное зрелище. Нет никакой радости от действа, где следует стравить тварей из-за Шельфа друг с другом и ждать, какая сдохнет первой. Но для кого-то подобный спектакль — единственный шанс увидеть существ враждебного мира.
Так что я просто прикрыл глаза, ожидая завершения, возвращаясь мыслями к Когтеточке и… удаче.
У моего предка было семеро детей. Во всяком случае, так пишут в исторических книгах. Точнее, сходятся на этой цифре, приняв её за официальную. А как там на самом деле было — не знают даже в моей семье.
Пусть будет семеро. Две дочери и пять сыновей.
Битву с Птицами, а после противостояние со
Двое оставшихся пережили не только братьев и сестру, но и самого Когтеточку. И один из них от рождения был лишён того, чем владели все остальные в моей семье — магии. В итоге уцелевшие родственники стали носить разные, хоть и похожие родовые имена — Хонишблум и Люнгенкраут. Моя ветвь, как вы уже успели понять, лишена приятной возможности совать себе руну под язык.
Я, в общем-то, не страдаю от этого, так как знаю дальнейшую историю.
Хонишблумы, как потомки величайшего из героев Айурэ, были первыми среди первых и правили на местах лордов-командующих следующие века со времён исчезновения (читай — гибели) Когтеточки. Не скажу, что мои родичи стали идеальными правителями, но, если уж быть честным, кто видел подобное чудо — властитель, который бы всех устраивал?
Шло время, память о человеке, принёсшем в город солнцесветы, стиралась, история превращалась в мифы и… уходило и уважение к потомкам. Уже не все считали, что ими должны править Хонишблумы.…Подобные мысли никогда не приводили ни к чему хорошему. В городе началась череда междоусобиц, в результате к власти пришли новые правители.
Хонишблумы стали прошлым. Историей.
Конечно, витали слухи, что кому-то из них удалось выжить в резне и они покинули Золотой Рог, затерялись на материке или островах.
Быть может и так, если мой дальний родственник оказался достаточно умён, чтобы не возвращаться в Айурэ. А может, ему всего лишь не повезло, и он умер где-то на чужбине. Главное в этом то, что наследников Когтеточки, обладающих магией — не осталось.
Но жили мы, Люнгенкрауты. И удача наконец-то встала рядом с нами. Веками моя линия считалась в семье белыми воронами из-за ущербности и неспособности ощущать солнцесветы. Но, нас спасло отсутствие великого магического дара. За века наша ветвь отдалилась от правящей, ушла в тень, перестала влиять на политику государства.
Полагаю, вы понимаете, что даже несмотря на всё наше очарование, многие не пережили событий передела власти. Кто-то из нас решил поддержать Хонишблумов, кого-то посчитали просто опасным. С кем-то свели старые счёты.
Но некоторые умудрились уцелеть. Они унаследовали от предка знания о Небесах и солнцесветах, были выгодны городу, и новый лорд-командующий оказался вынужден оставить их в покое. Ну, а спустя ещё века, большинство забыло, кто мы такие и кем являлись наши предки. Теперь Люнгенкрауты всего-навсего древний род, не входящий ни в один Великий Дом.
А Фрок, тогда последняя в нашей семье, вообще сменила фамилию, и лишь мой отец вернул её назад (к её вящему неудовольствию).
Так отсутствие таланта колдовства, по сути, спасло потомков Когтеточки.
По рядам слабой волной пробежал вздох, я открыл глаза, лишь для того чтобы понять — на далёкой арене всё кончено и служители павильона теснят морга длинными пиками, касаясь наконечниками шкуры твари, отчего по ним пробегали голубые
искры.Морг визжал и отступал, пока его не загнали в клетку, а затем решётка опустилась. В этот же миг над ареной погас бледный купол и в фойе прозвенел звонок. Лакеи убрали бархатные занавеси, распахнули двухстворчатые двери в секторах на всех ярусах, впуская в зрительный зал свет и музыку.
Под шуршание юбок и негромкие разговоры я вышел в фойе. Кто-то обсуждал увиденное, кто-то остановился выпить игристого, которое разносили на подносах. Люди подходили к окнам, рассаживались на диванах, спешили к кассам сделать новые ставки, отправлялись в ресторан. Я столкнулся с тремя знакомыми, обменялся кивками, перекинулся парой вежливых фраз. Были те, кто знал меня, но подошёл бы лишь только если его волокли на верёвке — скандальную историю женитьбы Рейна и Оделии до сих пор помнили.
Я заранее узнал, где находится личная ложа Лилов, к этому ярусу вело четырнадцать ступеней через маленький ботанический зал с канарейками, сейчас молчавшими. Я хотел бы встретить её, но понимал, что шанс увидеть жену моего брата — почти смехотворный.
Она привлекла бы к себе слишком большое внимание. Даже проходя мимо пёстрых, богато одетых групп посетителей Солнечного павильона, благоухающих дорогими духами и одеколонами, я слышал, как несколько человек обсуждали её возвращение.
Сенсация, дери её совы.
Возле распахнутых дверей, ведущих в частную ложу, стоял слуга в ливрее цветов семьи Лил — светло-серый и тёпло-зелёный.
— Добрый вечер, риттер, — поклонился он. — Вы по приглашению?
— Увы, — опечалился я, ответив благосклонным кивком на его приветствие. — Я хотел бы поговорить с риттером Бертольдом.
— Простите, риттер. Но милорда сейчас нет.
— Кто же здесь из семьи, раз ложа открыта?
— Риттер Томас с друзьями.
Томас — старший сын Бертольда, второй ребёнок в семье, после Оделии. Я видел его лишь раз, будучи молодым. И совершенно не знал, что получится из нашего разговора.
— Доложи, что риттер Раус Люнгенкраут просит с ним встречи.
В старых уважаемых семьях города, не важно — богаты они или не очень, существует традиция слуг. Те, оставаясь лакеями, в какой-то степени становятся членами семьи, служат на протяжении десятилетий и в курсе… многого. По глазам я увидел, что он знает обо мне. А вот выражение лица оставалось подчёркнуто вежливым. Поклон, мягкий ответ:
— Будьте любезны подождать одну минуту, риттер. Я уведомлю о вас.
Удивительно, но мне не отказали. В просторной, задрапированной алым бархатом ложе с двумя диванами вдоль стен и большим столом находились трое мужчин. Все чуть постарше меня. Томас Лил сильно походил на свою сестру — невысок, мягкий профиль, мелкие кудри чёрных волос, фарфоровая кожа, пытливый взгляд аквамариновых глаз.
Все присутствующие встали, приветствуя меня. Томас, на правах хозяина, представил нас друг другу. Я был столь любезен, что постарался запомнить имена его гостей и не забыть их до наступления утра.
Риттеры, стоит отдать им должное, оказались воспитанными людьми и решили сделать разговор конфиденциальным. Сославшись на то, что во время антракта им необходимо повидаться со знакомыми, откланялись, оставив нас наедине.
Томас Лил не рад был меня видеть, но за что я ценю некоторых людей нашего круга — они до последнего сохраняют учтивость, пока их не вынудят сбросить с себя лоск и воспитание, вбиваемые в них годами.