Птицеферма
Шрифт:
— Эм, просто определись, чего тебе нужно от этой жизни, ладно? Мне уже осточертели эти эмоциональные качели.
— Ты, — отвечаю коротко.
— Что? — переспрашивает; щурясь, вглядывается в мое лицо.
— Мне нужен ты, — отвечаю громче и тверже. — От этой жизни мне нужен прежде всего ты.
Успеваю увидеть удивление в его глазах, а затем, не дожидаясь ответной реакции, кидаюсь к нему. Обвиваю шею руками, прижимаюсь всем телом.
Ник обнимает меня. Но, видимо, мое поведение настолько нетипично для обычной меня, что он все же спрашивает:
—
— Да, — заверяю, находя своими губами его губы. — Теперь да.
Мы занимаемся любовью. Долго, почти до самого утра, безумно изголодавшись друг по другу. А потом просто лежим, обнявшись. Ник — на спине, уставившись в потолок. Я — на его плече.
— Ты уволился, — шепчу.
— Ага, — беззаботно отзывается в ответ.
— Почему не сказал?
— Зачем? — пожимает плечом. На плече лежу я. Ерзаю, устраиваясь поудобнее. — У нас с тобой разное отношение к работе.
— Больше нет.
Ник усмехается.
— Тем лучше. Нет такой работы, которую было бы страшно потерять, Янтарная, — в его голосе отчетливо слышится улыбка. — Я не дурак и не инвалид, найду что-нибудь другое. Но работать в месте, в которое прихожу через силу, я не стану. Все просто.
«Зачем усложнять?» — сказал мне юный Ник Валентайн при нашей первой встрече. За пятнадцать лет ничего не изменилось.
— Из-за меня? — только и спрашиваю.
Ник молчит некоторое время, обдумывая мой вопрос.
— Из-за всего, Эм, — отвечает затем. — Наверное, больше из-за того, что потерял доверие к тому, за кем годами был готов следовать куда угодно.
Приподнимаюсь на локте, чтобы видеть его лицо; за окнами спальни светает.
— Что Старик тебе сказал?
Ник морщится, затем тянется ко мне, чтобы снова поцеловать.
— Оно тебе надо? Давай лучше продолжим, на чем остановились.
Ну уж нет. Решительно толкаю его в грудь, вынуждая лечь обратно.
— Мне нужно знать, — настаиваю. Потому что все равно ни на миг не верю, что это случилось не из-за меня.
Мой бывший напарник — по совместительству любимый мужчина кривится.
— Эм, он много чего мне наговорил. А я ему. Взаимно и больше, чем следовало.
— Обо мне, — произношу утвердительно.
Ник вздыхает.
— И о тебе в том числе, — признает.
— Понятно, — бормочу.
— Янтарная, это между мной и Стариком, — Ник мягко проводит ладонью по моим обнаженным лопаткам. Спину мне еще до конца не восстановили, так что придется в будущем побегать в поисках клиники, которая возьмется за недоделанную работу.
Я категорически не согласна с последним утверждением, но вслух не возражаю. Ник принял решение, и у меня нет права его отговаривать или переубеждать. Но все равно горько. И Старика тоже жаль.
Укладываюсь обратно.
— Я сама во всем виновата, — говорю через некоторое время.
Ник издает страдальческий стон.
— Янтарная, не беси меня. В чем ты виновата?
— В неправильном расставлении
приоритетов, — отвечаю. — Но я на пути исправления.Ник смеется.
— Я очень на это надеюсь.
Целует меня в волосы.
Его собственные пахнут дурацким хвойным шампунем, запах которого раздражает меня вот уже пятнадцать лет.
Когда окончательно рассветает, Ник уходит в ванную, а я блаженно нежусь в кровати, раскидав руки и ноги, как выброшенная на берег морская звезда.
И все-таки не помню, бывала ли я на море. Нужно будет непременно съездить — на всякий случай.
На моем запястье вибрирует коммуникатор, который я забыла снять вместе с одеждой. Номер не определен.
Тут же подбираюсь и сажусь на постели; принимаю вызов.
— Привет, детка, — сегодня голос Дэвина непривычно серьезен, а на заднем фоне не слышно ни звука.
— Привет, Дэйв.
— Детка, ты одна?
Бросаю взгляд на закрытую дверь ванной; слышен звук льющейся воды.
— Одна, — говорю полуправду. — Ты что-то узнал?
В конце концов, если Дэвину и его знакомым удалось что-то выяснить о Сэме Зоуи, то Ник не тот, от кого я стану это скрывать.
— Узнал-то узнал, — друг тянет время, и это на него не похоже.
Тут же вспоминаю вчерашнее поведение Ким — тоже было необычным и не сулило ничего хорошего.
— Дэйв, говори, раз начал, — поторапливаю.
Скрывать от Ника не собираюсь. Но будет лучше, если собеседник не услышит его голоса.
Дэвин вздыхает. Совсем странно.
— Дерьмо такое, детка, — наконец, переходит к делу. Напрягаюсь еще больше. — Ваши не нашли Зоуи потому, что он поменял не только имя, но и пол.
— Чего-о-о? — не сдерживаюсь и торопливо закрываю себе рот ладонью. Не хватало еще, чтобы Ник услышал и раньше времени вышел из ванной — это может спугнуть Дэвина.
— Того-о-о, — передразнивает собеседник.
— Разве это делается так быстро?
— Ну нет, конечно. Доки перебили на бабу сразу, тело ещё курочили. Гормоны там…
— Дэйв, теоретически я представляю, как это делается, — перебиваю.
Накидываю на голые ноги одеяло. Мне совершенно не по себе и не от полученной информации, а от поведения Дэвина — он будто тянет время, готовя меня к худшему.
— Ладно, детка. Как скажешь, — соглашается. И опять словно нехотя. — Стал, значит, наш Сэм Зоуи Селеной Миколь. Зацени имечко, а?
— Дэйв, — уже едва не умоляю. — Нашел, кто дал ему денег?
— А то, детка, — в голосе Дэвина неприкрытая гордость за своего хакера. — Только деньги дали не ему, а его тетушке. Которая якобы умерла за полгода до этого, а на самом деле тоже что-то куролесила с нелегальщиной и сбежала на Сьеру, поменяв имя. А так как она вся насквозь старая и хромая, то стоит в списке нуждающихся в финансировании. Знаешь такие? Их еще подкармливают сердобольные богачи и благотворительные фонды?
— Слышала, — буркаю, укрываясь одеялом уже по самую шею.