Пункт выдачи № 13

Что я там хотел, вряд ли его интересовало. Поэтому я послушал старшего по званию и молча пошёл искать дерево для растопки.

* * *

Послушного как цирковой пёс, языка военный привязал цепью к ручке двери, и тот послушно сел у стенки, разглядывая мёртвую башку на витрине.

— Быстрее нужно работать, — ругался разведчик, выкидывая пакеты и упаковки с растаявшим мороженым из холодильной камеры. — Сейчас хозяин с ним свяжется и может помешать нашим хитрым планам свалить по своим делам.

— Он, кажется, уже, — ответил я, остановившись передохнуть.

Военный замер, посмотрел на голову, потом на меня и махнул рукой, почти с отвращением:

— Не, если бы они слились, ты бы так не говорил сейчас, если бы вообще рот смог открыть.

— А может, нам… ну… не срисует он нас сейчас? — предположил я.

— А я и не подумал, — через мгновение глаза мертвеца уже замотали двумя слоями скотча. — Хватит с него. Только материал переводить. Спасибо, тебе, щегол. Что-то я тупить начал, в отпуск пора. Вот только языка довезём и на сутки в спячку уйду. Нарубил дров?

Я осмотрел горку из дерева, бумаги, фольги перед собой и кивнул. Должно хватить для костра.

— Тогда смотри сюда.

Он вытащил на середину самый маленький холодильник из имеющихся.

— Показываю один раз. Чтобы оборвать связь мертвеца с хозяином навсегда, нужно изолировать его башку хотя бы на недельку. Только нужно выполнить пару ритуалов.

Он не церемонясь схватил башку за волосы, и она вдруг оживилась. Заклацала зубами, вслепую пытаясь достать его запястье, и мычала, жалея, что не выходит.

— Спокойнее, тварь, что, папашка приближается? Почувствовал его? Поздно курить, пора таблетки пить.

С этими словами он зашвырнул голову хозяина магазина в его же морозилку с максимальным неуважением и силой.

— Изолируем башку в наглухо закрытом пространстве, где её никто не сможет даже случайно отыскать. Тащи мешок с полусгнившим чесноком, он рядом с рассыпанным картофаном.

Весь чеснок он высыпал в морозилку, так что головы видно не было. Только глухой вой раздавался изнутри, так что стенки содрогались.

— Можно было бы ему язык вырезать, но это не поможет, щегол. У него даже связок нет, а звуки умудряется издавать. Не поверишь, но через час он бы уже заговорил, а через два оперу выводил.

— Ужас, — содрогнулся я. — Даже представить страшно такое. Отрубленная голова на витрине пустого магазина что-то жуткое вещает. Или зовет своего папочку на помощь. «Папа, ты где! Папуля, спаси меня! Где мои ножки!» Или выводит тоненьким голоском «Аве Мария!», а глазами за тобой следит… и улыбается.

Разведчик отшвырнул пустой мешок и посмотрел на меня с удивлением.

— Ну ты и фантазер, доходяга. К врачу давно обращался? Советую не откладывать, пока тебя не нашли в казарме повешенным. Чудаки часто в петлю ныряют по своей воле.

Я промолчал.

— Короче, чеснок блокирует эти ментальные сигналы между мертвецом и его хозяином. Не на сто процентов, но чем больше, тем лучше. Если материала не хватает, то можешь зубчики чеснока выдавить ему в глаза и в пасть залить заодно. Ох, как они бесятся. Потом ящик закрываешь.

Он захлопнул морозилку и, достав скотч, заклеил крышку.

— Желательно зарыть его в земле, полной крови и мертвецов. На поле боя, например, или ещё лучше на кладбище или рядом с церковью. Тогда он не будет бушевать и пытаться подать сигнал для нечестивых спасателей. Кстати, можно целиком чеснок ему в пасть засунуть, главное следить, чтобы за палец не цапнул. А морду замотать, но я его раскапывать уже не буду. Искать кладбище тоже не станем, времени нет. Просто задвинем в угол, подальше от входа, и добавим руну.

Он порылся в кассе, нашел толстый маркер и прямо на белой стенке морозилки нарисовал простой, но жуткий знак, похожий на сердце с кричащим ртом посередине.

— Ну вот. Теперь каждый, кто приближается к этому тайнику, будет испытывать страх, озноб, насморк и, если всё-таки решится взяться руками за крышку, то получит хорошенький разряд. В землю было бы надёжнее, но мы всё равно его тушку сейчас сожжём. Далеко не убежит.

— Эмм, — сказал я.

— Что?

Руна извивалась как живая, пульсировала, расплывалась в стороны и сходилась вновь.

— Но ведь это колдовство. Это ведь…

— Запрещено? Давно нет, штабник. Попробуй про запреты пацанам на передовой рассказать, и лишишься зубов. Мы учимся у врага, чтобы победить его. А вся эта чёрная фигня незаменима в уничтожении противника и в защите тоже. У вас ведь тоже руны на тачке.

— Белые, — промямлил я, но он уже отвязывал пленника, предварительно пинком отогнав его на расстояние.

— Белые — черные, какая разница. Бери растопку, щегол и пошли трупака жечь, если твой друг-предатель еще не свалил, пока мы тут с мертвой головой в прятки играем.

Сашка никуда не ушёл, хотя, конечно, мог бы. Наоборот, выкопал яму, хоть не очень глубокую. Пришлось мне прыгнуть вниз по приказу командира и чуть расширить и углубить её под взглядами двух военных и одного упыря.

Потом произошло то, чем гордиться не стоит. О таких военных историях не рассказывают внукам и школьникам на торжественных встречах. Короче, этот разведчик приказал тело немного укоротить. Хорошо, что не мне сказал — я бы точно отказался. Он заставил Александра «отрабатывать трусость» и четвертовать остатки мертвеца, которые дергались так, будто чувствовали, что теперь им точно конец.

Я отошёл за машину, сел на пассажирское кресло и провалился в беспамятство. Да, немного трусливо, потерял сознание и очнулся только когда Сашка потряс за плечо, протягивая какую-то марлю.

— Надень маску — запах неприятный.

Тут меня и вырвало, еле успел отскочить водила. А разведчик смеялся так, что трясся пленный на другом конце цепи.

* * *

До окраины города оставался час езды. Блокпостов стало заметно больше, но останавливали реже. Наши новые пассажиры тоже прошли проверку документами, и молоденький автоматчик отпрянул, увидев, кто сидит в машине, перевязанный скотчем, как ёлка гирляндами. Солдат смеялся искренне и громко.