Пункт выдачи № 13

Устроились новенькие на задних сидениях: разведчик за шофёром, пленный прямо за мной, что очень меня нервировало, а вояку только веселило, заставляя дергать за цепь всё чаще, чтобы нечистый издавал утробные звуки, а я невольно сидел, упираясь коленями прижимаясь к пластмассовой панели.

Когда ему становилось особенно скучно, солдат приставал к шофёру.

— Эй, ты! Как там тебя?

— Александр, — бурчал тот.

— Шурик! Расскажи нам, почему боевому товарищу не помог?

Тот молчал и только крутил руль.

— Стыдно, да? Стыдно быть трусом?

Разведчик устроился поудобнее и отпихнул пленного подальше от себя, поближе к двери.

— Знаешь, в чём разница между страхом и трусостью? Что-то меня пробило на нравоучения салагам, надо выговориться, а то спать буду плохо. Так знаешь или нет?

Он вдруг отвесил впереди сидящему легкую, но звонкую оплеуху. Мертвец заурчал, машину чуть дернуло в сторону. Опасно трогать шофёра во время вождения, но этот не боялся. Он ведь знал, что такое страх.

— Нет, — отрезал Александр. Не громко, просто буркнул, но чётко выговорил, чтобы не получить ещё раз.

— Ну и холодная у тебя морда, как у рептилии. О чем это я? Страх можно преодолеть, а трусость — это уже после, когда ты со страхом не справился. Понимаешь? Боятся все, но вот трусов не так уж и много, и вот ваше «братство» прощают очень редко. Знаешь почему?

— Нет.

— Потому что трус подставляет под косу Смерти тех, кто страх свой преодолел. Был у меня такой случай.

Он задумался, положил ногу на ногу, будто собирался говорить до ночи, хотя рассказ занял не больше минуты.

— Была у меня с Некрасовым вылазка. Закладку предстояло очистить, практически на границе с врагом. Некрасов молодой совсем, да и я только полгода служил. Дали координаты и валите — «заберите вещи из тайника, агент наш в бега пошёл и больше туда не вернётся».

Вот мы пробрались в нейтральную деревушку, по разведданным там не должно было быть врага. Идём спокойно, но бдительность не теряем, а из-за угла трое чёрных выходят. Двое крылатых и один клыкастый. Тоже нас не ожидали увидеть. Сразу кинжалами ощетинились. У каждого по два. А у меня ствол был с пулями серебряными, но шуметь нельзя.

Я пистолет за пояс и кинжал из кобуры вытянул. Добротный. Клинок почти сто восемьдесят миллиметров. Двое против троих — можно попробовать — шансы выжить неплохие. И знаешь, что Некрасов сделал?

— Нет, — односложно ответил шофёр, — не знаю я.

— Побежал, бросил меня и не оглядываясь побежал в сторону наших. А я один остался против трёх ублюдков. Он испугался и поддал газку, а я испугался и остался стоять. Так получилось, что он меня предал, а его отход прикрывал. Мы оба испугались, но трусом оказался один. Шурик, доходит что-то или ещё понятнее объяснить?

— И как ты выжил? — вмешался я. Ситуация накалялась, это чувствовалось по чересчур спокойному голосу солдата, холодному как северный ветер, и по напряженной спине Александра, которого мне даже стало жаль немного.

— Как видишь — так и выжил. Всех троих уложил, так что не восстали. Так боялся умереть, что с тремя справился. Все мы немного трусы, да, Шурик.

— Я монтировку искал, — буркнул тот, не отрывая взгляда от дороги.

Солдат выругался да так грязно, что и вспоминать противно. Я не ханжа, но иногда и бумага краснеет от таких слов, а мозги плавятся. Поэтому прочь из моей головы. Выругался солдат, да и тему сменил.

— Откуда столько мертвяков, салаги, не в курсе? Не перестает меня этот вопрос интересовать. Как зараза в тылу распространяются, хотя перекрыто всё. И ещё хрен убьёшь. Этого вроде упокоили, а вдруг кто до его бошки доберётся раньше, чем она сдохнет? Он ведь за тобой придёт, Игорёха. Раз уже с тебя начал, то и будет идти, пока не дойдёт. Прикинь, ты уже расслабился, в отгул пошёл и дома в кроватке спишь, а он в дверь среди ночи входит. Туловище грязное, в золе и тлеет до сих пор, одежда вся сгорела — клочьями кожа висит. А башка полуслепая, лысая, чесноком воняет и дымится, но глазницы до сих пор в твою сторону смотрят. Как у этого дебила.

Он вдруг так врезал по голове пленного, что тот затылком в стекло врезался с гулким стуком.

— Полегче, машина казённая! — не выдержал шофер.

— Закройся, трус! Нечистый платит. Они за всё заплатят, поверь мне.

Тут уже я не выдержал и вежливо попросил солдата не вести себя так… не нервничать, в общем. Думал, сейчас и на меня набросится, но он только бормотал что-то и тяжело дышал за спиной.

— Как же я всё это ненавижу. Знали бы вы, пацаны. Я бы всех нечистых развешал на крестах вдоль дорог, как это делала Римская Империя.

— Прямо всех? — переспросил я осторожно.

— Абсолютно. Начиная с самых мелких тварей и заканчивая пожилыми. Чтобы ни капли крови нечистой не осталось, чтобы возродиться не смогли и вернуться не захотели через сотню лет за моими внуками и правнуками, если они у меня будут, конечно. С такими вояками как этот Шурикообразный мы ещё будем десятку лет корячиться в окопах. Стоп. А ты что, имеешь что-то против?

Я буквально чувствовал его взгляд на затылке и ответил как можно нейтральнее:

— Нет.

— Ну смотри у меня. А то быстро у меня с дружком трусом в отдел контры загремите на допрос.

Не дождавшись ответа, он опять врезал упырю и замолчал уже надолго. Пока не начался дождь.

«Пункт Выдачи №13» Военно-полевая… Часть третья

Издали на горизонте тучи сгущались, словно нависая над городом, и вдруг блеснуло небо, будто самые сильные нечистые открыли огонь одновременно по нашим позициям. Сперва капли стучали по стеклу автомобиля робко и неравномерно, как будто приговаривая что-то таинственное, молясь и бормоча. Ветер разогнал последние облака, и дождь обрушился с неимоверной силой. Капли стекали по стеклу, создавая ритмичный стук, который постепенно усиливался до бушующего треска.

Улицы, только что знойные и заполненные суетой, теперь погрузились в серую дымку водяного тумана. Фары проезжающих машин и окна домов, где горел свет, превратились в размытые огоньки, отражающиеся в разбрызгивающихся лужах. Вдоль тротуаров люди, словно мокрые воробьи, метались, стремясь найти укрытие от непрекращающегося потока воды.

Звуки города изменились: гудение, движения автомобилей и шум людей уступили место монотонному стуку дождя, который наполнил пространство своим собственным мелодичным ритмом.