Пурпурное Древо Порфирия

– Какой ты глупый, папа!
– важно, по-взрослому, проговорила Леля.
– Это не собачка, а Симаргл. Он весну принес. Только он боялся. Все вокруг были такие злые.

– А теперь он уже не боится?
– ошеломленно спросил ребенка князь.

– Теперь перестал, - блаженно втягивая носом потеплевший воздух, произнес Изур-сновидец. От деревьев тянуло терпким запахом лопающихся почек. Под настойчивыми теплыми лучами парила разбуженная земля, а на русые волосы Лыбеди слетела первая в этом году бабочка.

Счастье горстями.

– Пива!
– прогремело и покатилось по трактиру, оттолкнулось от почерневших балок потолка и грохнуло в дымном зеве очага. Румяный поросенок вздрогнул всей своей хрустящей запеченной кожицей, и все его четыре молитвенно задранные лапки дернулись в немом ужасе. Ароматный мясной сок брызнул в золотистый огонь, и зашипело-зачадило, словно наступили на хвост змеюке-скрытнице.

– Пива!
– подхватила крик пировавшая за сдвинутыми столами компания бортников. Пустые глиняные кружки опасно застучали по липкому от пролитых напитков столу.

Трактирщик метался между столами как заяц, стараясь поспеть и там и тут. Наступившая весна-лето заметно прибавила гостей, принеся дополнительные хлопоты, но и заметный прибыток медных и серебряных монеток в заветной крынке, надежно сберегаемой в подполье. Золото случалось ох как нечасто, и хранил его хозяин отдельно- в ромейском ларчике, изукрашенном невиданными на Руси птицами-павлинами. Хвала богам, нынче гостями в трактире были не только мелкие ремесленники из ближайших деревень, спешившие в город на ярмарку. Все чаще случались и нурмане, шедшие со своего холодного мерзлого моря к теплому батюшке-Днепру. Когда и торговыми гостями, когда и предложить свои мечи и дубленые шкуры местным князьям, а то и просто пограбить в охотку. Вот и пойми их- то ли на стол подавать-кланяться, то ли в ближнем лесу с семьей хорониться! Ромеи- те совсем другие. Едут купцами в дорогой одеже, ну охрана при них, как же иначе! Очень они уважают словенское пушистое золото- шкурки горностая да соболя, бобра да свирепой серебристой рыси. Не брезгуют южане и нежным северным шелком- льном, что годиться и красавице на головной плат и младенцу на свивальничек. А пуще того охочи заморские гости до ароматного терпкого меда, что добывают в непролазных чащобах бортники. Вот и развелось их теперь- мысли трактирщика скакали сдобными колобками. "Что ж Белена опаздывает, не несет пива из подполья? Чай заболталась с кем по дороге, негодная!"

– Не сумлевайтесь, судари мои, - лебезил он, проклиная в душе общительную служанку.
– Сей же час будет пиво. А пока медовухи с устатку не желаете ли? Крепка, собака, удалась, так с ног и шибает!

– Ну, ты, брат, сказанул, медовухи!
– захохотал один из медведеобразных бортников- видать, вожак. Его рыжую шевелюру богато пронизывали белые пряди. Красное, задубевшее на вольном воздухе лицо, пересекал не один шрам. Видно, не только с матушкой-россомахой в лесу встречаться приходилось, но и сам лесной хозяин вниманием да лаской не обошел.
– Нам энта медовуха вот уже где, у горлышка, - и старшой выразительно попилил выдающийся мохнатый кадык ребром ладони.
– Под завязочку мы медом полные, верно, братцы?
– и он поворотился к своей честной компании.

– Верно говоришь, Стрый, - гаркнули в ответ луженые глотки бортников. Они сидели плечо к плечу, красноголовые, крепкие и мохнатые, словно грибы-рыжики из одного лукошка.
– И медку желтого и воска белого, всего запасли, грех жалиться.

– Так что ты нам, хозяин, пива давай!
– распорядился, довольный единодушием ватаги, Стрый.

– И с раками!
– подхватили, гогоча, его соратники, продолжая долбить кружками и так немало исковерканный стол.

Мелко крестясь, трактирщик сам порскнул в подполье. По сути своей, бортники мало отличались от разбойников- когда не удавалось заработать медом, они легко переключались на одиноких путников. Сколько их попропадало в непролазных древлянских лесах, сколько безымянных ямок по берегам Припяти и Роси, не перечесть!

Пива ожидала не только компания бортников, но и плотный чернявый мужик-одинец, устроившийся за соседним столом. Широкая тесемка, пересекавшая лоб да черные метины на лице от въевшегося намертво железа сразу выдавали в нем кузнеца. Было видно, что вдали от своей кузни да без привычного кожаного фартука, мастер чувствует себя явно не в своей тарелке. Он в который раз проверял котомку, лежащую рядом на лавке, и успокаивался, только когда его узловатые пальцы нащупывали бисерное оплетье стягивающей ее сыромятной лямки.

– Что там у тебя тама? Не золотишко?
– то ли шуткой, то ли всерьез засматриваясь на возможную добычу, поинтересовался старшина бортников.

– Тебе- то что за корысть?
– исподлобья зыркнул на него кузнец.
– Не твое, и ладно.

То ли широкие плечи железных дел мастера заставили Стрыя призадуматься, то ли отвлекло принесенное, наконец, нерасторопной Беленой пиво, но только мимолетная их стычка тем и закончилась. Народ налег на пенный хмельной напиток, и загомонило-загуляло дурашливое веселье.

– Закусай тебя корова, забодай тебя комар, - воскликнул один из бортников, хватанув шапкой об пол.
– Эх, однова живем, гуляем! Подходи, народ, на нашу снедь, нам всего не съесть. Верно я говорю, Стрый?
– оборотился он к вожаку. Тот сосредоточенно, с трудом удерживая вдруг ставшую такой тяжелой голову, кивнул. Народ пошел: кто с охотой- на дармовщинку, кто- просто чтоб не нарываться на драку. Медлил только кузнец, по-прежнему прижимая к себе сумку.

– Да не дрейфь, ты, дрегович, - рявкнул ему в лицо Стрый, безошибочно определяя его племенную принадлежность.
– Поди, не обидим. Не тронем твое золотишко, мы сей день сами богатючие!

– Не золотишко, письмена тама, - буркнул кузнец, бочком присаживаясь на скамью.

– Вона че!
– изумился бортник.
– Нешто ты по-писанному понимаешь?

– Да куда мне! Это волхв наш, Оканя, цыдулю написал. А я ее князю доставить должон.

– Что ж за нужда у вас до князя? Так и разбежится он ваши нужды устаканивать, жди! Тебя, чать, и не пустят к нему.

– Ты брось, Стрый!
– встрял в разговор молодой рыжий ватажник- тот, что сзывал всех за стол.
– У меня брательник в городе живет, так он говорит - нормальный мужик этот Ольгерд, даром что пришлый, из варягов.

– Вот то-то и оно, что чужак. И мы ему чужие, и вера наша прадедовская. Потому он и греков, ромеев приваживает, и их молебствием не гнушается.

– Что-то не слыхал я, чтоб он старых богов притеснял, - пытался защитить князя младший бортник.

– Да ну, не слыхал он! А волхвов боричевских кто лошадьми разорвал? От большого уважения, стало быть?

– А волхвы-то те Ящеровы были, - вступил в дискуссию кузнец.
– Вот он и отомстил нам, напасть наслал. И-и, братья, беда, беда нам теперь неминучая! Мы потому и порешили, раз его грех его- пусть и пособляет нам. Как же иначе?

– Да ты толком говори, что за напасть-то?
– раздалось сразу несколько взволнованных голосов.

– А я и говорю- беда. Чудо-юдо у нас, слышь, на болоте засело. Здоровое- страсть. Спервоначалу овечек пожрало, опосля за девок взялось.

– Ишь ты, за девок!
– тоненько пискнула пышная Белена, неудержимо затесавшаяся в застольную беседу. Трактирщик в сердцах замахнулся на нее кулаком, видно все еще гневаясь за ее медлительность, но служанка ловко увернулась- привычная была.

– Двое пропало, - важно подтвердил кузнец.
– Про одну сомневаются у нас - она, такое дело, сильно шустрая была. Ее батяня сговорил за вдовца из соседней деревни. Его березой давно еще пришибло, когда запашь расчищали- он с той поры кривой сделался, вовсе раскорякой ходил. Ну, она, ясное дело, не сильно довольная тем была. А тут люди пришлые у нас стороной проходили, так вроде, баили, она там перемигнулась с одним. Опосля и почезла. Кто говорит, что те пришлые ее и сманили. Сродственники-то, вишь, считают, что ее то чудо-юдо сожрало. Удобнее им, стало быть, так.