Пушкин и его современники

VIII КНЯЗЮ ФЁД. ИВ. ЦИЦИАНОВУ [583] (Подписано под стихами, им начатыми в честь Элизы) Ага! и князь с обновой! И в княжескую кровь Элизы взор суровой Вдохнул изменницу-любовь, И очарованная сила Очей пленительных и слов И князя нашего вместила В число вздыхателей-певцов! Так при стихий волненье бурном Восставший света великан, На своде вспыхнувши лазурном, С земли лучом своим пурпурным Сгоняет ссевшийся туман. 12 января 1825 г. Псков

583

Князь Цицианов, сослуживец Великопольского по полку, был знаком с Пушкиным, который подарил ему свой портрет (XIII, 269; см. ниже). Князь Цицианов в 1820 г. был произведён из камер-пажей в прапорщики лейб-гвардии Семёновского полка, но в том же году, вместе с Иваном Ермолаевичем, был переведён в Псковский пехотный полк поручиком (Дирин П. И История лейб-гвардии Семёновского полка. T. 1. С. 177, приложение).

IX МУЗЫ [584] Соскучив шумом суеты, В мои часы уединенья Зову обман я вдохновенья И заблуждение мечты. Не знаю, любят ли Камены Цевницу тихую мою, Но я — их искренно люблю И часто, думой увлеченный, Миролюбивый домосед, Мой призывая добрый Гений На пир отрадных песнопений, Живую радость их бесед Я чту всех выше наслаждений! И как могу их не любить? То было время — я не верил Их божеству, и, может быть, Никто б души не разуверил И не возжёг бы в ней огня. Но, ах, забыть могу ли я Те годы, тяжкие гоненьем? Оне, единые оне Тогда, с их тайным утешеньем, Сходили добрые ко мне; Толпою лёгкою летали, Меня манили и пленяли И по мелькающим цветам И мысль, и сердце увлекали К недоступимым небесам! Тогда каратель Прометея И неподвижный, и живой, С крылом опущенным, с главой Полуподъятою, не смея Нарушить Тартара покой, При звуках сладостных Орфея, При взоре их, свирепый вран Моих не рвал живучих ран. С тех самых пор, благоговея, Усердным стал я их жрецом. — Так на святой помост чертога, Увидев чудо, в прах лицом Язычник пал пред олтарем Им вдруг уведанного Бога! 18 февраля 1826 г. Псков

584

В «Раскрытом портфеле» (с. 224—225) названа «Обман уединения».

X К ГРУСТИ (ИЛИ «МОЙ ДЕМОН») (Подражание «Демону» Пушкина) [585] Зачем ты, грусть, в меня впилась И, с непонятною мне целью, Вкруг сердца, жадного к веселью, Змеей грызущей обвилась? В какой ты алчущей утробе Свой яд мучительный впила? Какая Фурия, во злобе, Тебя с главы своей сняла И в мир закинула несчастный Из недр пылающих огня? Кто указал тебе меня? Преодолеть тебя не властный, Вотще отрады я ищу! Я впечатлителен и молод, — Но в сердце бьёт твой тяжкий молот — И я тоскую и грущу! Твоя рука отяготела Над грудью пламенной моей… И всё ты, злобная, одела Завесой мрачною твоей! Рига, 23 мая 1826 г.

585

Напечатано в «Раскрытом портфеле» (с. 226—227).

XI Булгарин в зависти пустой И по внушению клевретов, Хотев соделаться грозой И прозаистов, и поэтов, На поле критики вступил, — Но стал меж критиков уродом; Увидел то, — и с новым годом Свою методу изменил: Сначала северный зоил, Без жара к Фебову потомству, Он по рассчёту всех бранил, — Теперь всех хвалит по знакомству. И что ж? Прекрасно рассчитал, Впотьмах набрёл на путь успеха: Его нам брань была для смеха, Но Бог избави от похвал!

XII БАРОНУ АНТ. АНТ. ДЕЛЬВИГУ, ПРИ ПОЛУЧЕНИИ ОТ НЕГО «СЕВЕРНЫХ ЦВЕТОВ» С НАДПИСЬЮ «МИЛОМУ ПОЭТУ» Поэт-ленивец и делец! О мне ты вспомнил, наконец, В моём изгнании печальном: Я получил твои «Цветы» И на листочке их начальном Прочёл руки твоей черты. Ты дал названье мне поэта, Но дружбе верить ли твоей? Увы! Поэт в устах друзей — Ещё поэт ли я — для света? Отец безмёдныя «Пчелы» [586] Мне своего не дал привета В страницах длинной похвалы. Бог с ним, с судом его ничтожным! Сначала, северный зоил, Кривым путём идя к потомству, Он по расчёту всех бранил, Теперь — всех хвалит по знакомству! Его суда я не боюсь: Ещё не вышел я на сцену; Пора придёт, — я появлюсь, Одеждой праздничной одену Мою ревнивую Камену — Тогда ни Сомов [587] , ни Фаддей О мне в умах уставят мненье, Но я подслушаю сужденье Таких, как ты, мой друг, людей: От них я жду себе награды, Я их в судьи мои беру, Восторжествую, иль с досады Стихи и прозу издеру! Псков , 26 апреля 1826 г.

586

Булгарин.

587

Орест Михайлович, критик, поэт, переводчик и журналист.

Кроме стихотворений, Великопольский в 1824 г. написал две комедии в стихах: в одном действии под названием «Хват невпопад, или Недочёсанная невеста» и в двух действиях — «Влюблённый», которые, как видно из помет на имеющихся у нас рукописях секретаря Цензурного комитета Министерства внутренних дел В. И. Соца, 18 декабря 1826 г. были дозволены к представлению на театре; но, насколько нам известно, играны они не были. В 1825 г. Иван Ермолаевич написал ещё «Нимфодору, простонародную русскую повесть в стихах», напечатанную в книге «Раскрытый портфель» (с. 67—117), и др.

Мы привели выше стихотворение Великопольского «К грусти» — весьма слабое подражание «Демону» Пушкина. В это время авторы обеих пьес были уже знакомы друг с другом [588] . Пушкин попал в Псковскую губернию в сентябре 1824 г., когда и Великопольский был уже в изгнании, и поэтому вероятнее всего предположить, что знакомство их состоялось именно в Пскове, как думает и дочь Ивана Ермолаевича — Н. И. Чаплина [589] . Вполне вероятно, что Великопольский бывал и в Михайловском; у него самого было родовое имение в Великолуцком уезде — с. Опимахово, находящееся от Михайловского на расстоянии около 150 вёрст [590] и посещавшееся им во время службы в Пскове. Как бы то ни было, вот что писал Пушкин нашему поэту уже 10 марта 1826 г. [591] , из с. Михайловского:

588

* Наиболее полную сводку фактов об отношениях Пушкина и Великопольского см.: Зиссерман П. И. Пушкин и Великопольский // Пушкин и его современники. Л., 1930. Вып. 38—39. С. 257—280. Несколько дополнительных данных есть в кн.: Парчевский Г. Ф. Пушкин и карты. [СПб.], 1996. С. 29—62.

589

Впрочем, из того факта, что Великопольский ещё в Петербурге был знаком с Дельвигом и Пущиным, можно предположить, что они познакомились и раньше встречи в Пскове.

590

В 1830-х гг. имение это Иван Ермолаевич продал Ф. Тыртову, у наследников которого оно состоит во владении и поныне (сообщил Н. И. Великопольский из Великолуцкого уезда).

591

В этот день Великопольский как раз был у себя в с. Опимахове и затем в имении своих родственников, в с. Ушицах. Февраль же 1826 г. он провёл во Пскове.

Милостивый Государь Иван Ермолаевич!

Сердечно благодарю Вас за письмо, приятный знак Вашего ко мне благорасположения. Стихотворения Слепушкина получил и перечитываю все с большим и большим удивлением. Ваша прекрасная мысль об улучшении состояния поэта-крестьянина, надеюсь, не пропадёт. Не знаю, соберусь ли я снова к Вам во Псков; Вы не совершенно отнимаете у меня надежду Вас увидеть в моей глуши; благодарим покамест и за то.

Кланяюсь князю Цицианову; жалею, что не отнял у него своего портрета. Что нового в Ваших краях?

Остаюсь с искренним уважением Вашим покорнейшим слугою

Александр Пушкин.

Письмо это, как видит читатель, написано было после посещения Пушкиным Пскова, где он виделся с Великопольским. Последний уже в ранней молодости, наученный горьким опытом (разумеем его московский проигрыш), был большим врагом карточной игры, которая неоднократно являлась темою его сатирических стихотворений. Вот как, например, изображал он «Богиню игры» в своём стихотворении «Живописцу», написанном ещё в 1823 г. в Казани:

Стан женщины, но смутный взор И вид уродливый и злобный, Мегеры образу подобный, Являет страсти в ней позор. Змея по груди изогбенна, Скрижаль закона преломленна И книг полураздранных пук, В знак ею попранных наук, У ног лежат, как сор ненужный. Из карт корона над главой, Но, в знак невинности наружной, Всё платье блещет белизной. Одной рукою скиптр железный Она подъемлет с торжеством, — В другой, с наружностью любезной, С венчанным розами челом, Видна смеющаяся маска; Невинности притворной краска Играет в лилиях ланит; Богиня, будто бы случайно, Вперёд подав её, манит К себе взор каждого, но тайно Кинжал в руке её блестит С концом, чернеющим от яда…

Однако наш сатирик часто и сам забывал нарисованную им страшную картину и, усердно принося жертвы страшной богине, часто испытывал на себе удары её кинжала… Несчастливо для него было посещение Пскова и в этот раз: не удержавшись от соблазна, он сел играть в штос с Пушкиным и… проиграл ему 500 рублей. Уплатить эти деньги он сразу затруднился, а Пушкин, сам проигравшийся и всегда нуждавшийся в деньгах, настаивал на уплате долга и потребовал у Великопольского свой выигрыш следующими стихами, написанными 3 июня 1826 г. из с. Преображенского:

С тобой мне вновь считаться довелось, Певец любви то резвой, то унылой! Играешь ты на лире очень мило, Играешь ты довольно плохо в штосс: 500 рублей, проигранных тобою, Наличные свидетели тому. Судьба моя сходна с твоей судьбою; Сейчас, мой друг, узнаешь, почему:

Сделайте одолжение, пятьсот рублей, которые вы мне должны, возвратить не мне, но Гавриилу Петровичу Назимову [592] , чем очень обяжете преданного Вам душевно

Александра Пушкина.

592

В сборнике Великопольского «Мои новые стихотворения» есть следующий «Отрывок из письма к Г. П. Назимову из Риги, 1826 г., мая 21-го»:

«Судьба, или, лучше сказать, трактирщик сделали меня соседом Шоберлехнера, ученика Гуммеля. На днях он даёт концерт, в коем жена его, урождённая Даль-Окка (Dall’Occa) будет петь. Фортепиано стоит у самых моих дверей; он и она поминутно приготовляются, а я,

Не шевелясь и не дыша, Сижу, к дверям припавши ухом, И рвётся к ним моя душа, Моим восторженная слухом. К тому же, помнится, была Dall’Occa девушкой мила, А это, в скобках, не пустое! Я не святой, я не потух, И если радуется слух, — Меня мечта волнует вдвое…»