Пустой мир 3. Короны королей

— Не отступать! Продолжать движение! — скомандовал герцог, выжимая из своего аппарата все, что можно и стараясь не обращать внимания на кровавый туман, застилавший глаза из-за перегрузок. По верхней губе текло что-то теплое, похоже, из носа пошла кровь, но это было не важно.

Всего лишь несколько секунд, и кавалеристы, пролетев все простреливаемое пространство, ворвались в построения саальтских солдат. Пехотинцы, несмотря на все тренировки и подготовку, все равно оставались простыми людьми, способными испытать страх при виде стальной лавины кавалерии, накатывающей на них даже сквозь сплошной огонь. Аэроциклы вели огонь в упор из всех орудий, но куда больший эффект производили лезвия длинных глеф, рубившие людей на части вместе с доспехами, когда кавалеристы молнией проносились мимо.

Некоторым не повезло оказаться прямо на их пути, но машины моментально стабилизировались снова после таких столкновений, в то время как пехотинцев отбрасывало далеко в сторону с переломанными костями и смятыми доспехами.

Передовые подразделения были буквально вырезаны в течение нескольких секунд, а цепи кавалеристов понеслись дальше и рубили всех, кто еще стоял на ногах. Кавалеристов не остановили даже танки, попытавшиеся сдать назад, прежде чем их также накрыло волной наступавших. С близкого расстояния установленные на некоторых из аэроциклах противотанковые ракеты прожигали броню с одного или двух попаданий, превращая танки в груды оплавленного металлолома, чадивших столбами раскаленного дыма высоко в небо.

Герцог даже не думал сбавлять темп наступления, стремясь разбить и смешать построения и деморализовать противника. Мобильные отряды кавалерии, нигде долго не задерживаясь и внося панику и хаос в ряды противника своими быстрыми атаками, чередующимися с отступлениями, вполне могли надолго задержать противника, разрушая его тылы быстрее, чем их успевали реорганизовывать. Только сейчас ситуация была несколько другой…

Контратакующие полки асской кавалерии столкнулись с массой войск, уже идущих в прорыв, не оставлявших за собой открытых участков, куда можно отступить в случае необходимости. Пришлось врубаться просто лоб в лоб в построения бронетехники и пехоты, рассчитывая только на переменчивую удачу и изменчивое отношение Неба. И все равно герцог не отдавал приказ об отступлении, продолжая это самоубийственную атаку, не давая даже секунды на отдых, цепляясь за ускользающее преимущество в быстроте и неожиданности.

Саальтские командиры действительно не ожидали, что их отряды, численно и качественно превосходящие все, что сейчас имелось у противника на этом участке, будут атакованы. Многие пехотные части во втором эшелоне наступления не были даже готовы к бою, загруженные в бронетранспортеры или выстроенные в походные порядки. Поэтому неожиданный и дерзкий налет кавалерии нанес большие потери личному составу и технике, но главное, превратил все планы наступления в пыль, тут же развеянную по ветру. Конечно, тут же были отданы соответствующие приказы, выделены отряды для того, чтобы отогнать кавалеристов от основных частей, но те лишь с охотой принимали бой, неся все возрастающие потери. О продолжении наступления не могло быть и речи, пока не будет восстановлен контроль над ситуацией. А для этого требовалось как можно быстрее уничтожить кавалеристов, устроивших такой переполох.

Ошибки этой атаки были заметны сразу, все силы были брошены вперед, в первую волну для усиления натиска, но из-за этого тылы остались открыты, так что рассеянные первым ударом части довольно быстро восстановили порядок и развернулись, замыкая кольцо вокруг противника. Становилось понятно, что атака кавалерии была отчаянной попыткой задержать наступление, но многие офицеры Саальта не могли поверить, что она действительно была настолько самоубийственной. Ошибки командования, неправильные приказы или вообще их отсутствие вполне могли привести к ситуации, когда не оставалось ничего, кроме самой примитивной атаки в лоб. Однако в то, что такой приказ был отдан намеренно, могли поверить далеко не все.

— Собраться у знамени! — скомандовал герцог, приостанавливая свой аэроцикл и оглядываясь по сторонам. Бой кипел всюду, саальтским отрядам потребовалось время, чтобы прийти в себя после первого удара, но теперь, развернувшись и перестроившись, они бросили на них все, что есть. Кавалеристы столкнулись даже с тяжелыми танками и самоходными орудиями, ведущими огонь по координатам наведения, переданным с земли. Потери росли с каждой минутой, и герцог Асский уже сомневался, что сможет собрать хотя бы треть из тех, кто выступил с ним в атаку, но не было времени даже задумываться об этом.

Знаменосец находился совсем рядом-иконка знамени мелькала меньше, чем в полукилометре — поэтому, подняв глефу и указав жестом направление гвардейцам, находящимся в пределах видимости, герцог на полной скорости отправился к точке встречи. И обнаружил там следы жестокого боя, а среди мертвых тел, разбитых аэроциклов и шагоходов стоял на коленях простреленный насквозь в нескольких местах знаменосец, собственным телом успев дать древку достаточную опору, чтобы знамя не упало наземлю.

— Благодарю тебя, солдат, — сказал герцог, проносясь мимо и свободной рукой хватая древко знамени. Бордовое знамя Асского Белого единорога снова развернулось во всю длину, и кавалерийская лавина ринулась в атаку, на только-только успевших перегруппироваться штурмовиков противника. Пехотинцы, увидев, что их снова атакуют, сделали всего лишь по несколько выстрелов, выбив нескольких нападающих, и почти сразу же бросились бежать, понимая, что остановить их все равно не успеют. Кавалеристы настигли их, оставляя после себя только изрубленные и расстрелянные тела. Сметя и опрокинув пехоту, они на полной скорости налетели на выдвинутые вперед кавалерийские части Саальта, поддержанные легкими и мобильными шагоходами с противопехотным вооружением. Две волны столкнулись, только теперь кавалеристы Саальта были свежи и готовы к бою, превосходя противника количеством, а асские гвардейцы измотаны длительным боем и почти истратили весь боезапас.

Строй почти моментально смешался, рассыпавшись на десятки быстротечных схваток, поскольку держать его целым у гвардейцев сил уже не хватало. Теперь каждый действовал строго по ситуации, стремясь лишь как можно дороже продать собственную жизнь. Герцог пытался вывести остатки своих людей на небольшую возвышенность, когда поражение стало неизбежным, чтобы организовать оборону и протянуть чуть дольше. Собирая у знамени людей, он рвался вперед, выкладывая дорогу телами своих и чужих солдат, прямо сквозь шквальный огонь шагоходов и атаки кавалеристов Саальта.

На вершине холма атакующие столкнулись с еще одной группой саальтских кавалеристов, успевших подняться по другому склону на несколько секунд раньше. Герцог едва сумел отклониться от летящего в него силового лезвия, и резко развернул аэроцикл на полному ходу так, что системы боевого костюма предупреждающе взвыли, уже истощившие запасы лекарств и предупреждая о критических перегрузках организма. Закусив губы до крови, он снова рванулся на сближение с противником, одним ударом отрубив ему левую часть тела. Тут же пришлось снова уходить в сторону, поскольку другой саальтец уже атаковал, и уклонившись от его удара, герцог резко развернулся, полоснув силовым лезвием по спине противника. Человек дернулся и сразу же потерял управление, в следующую секунду врезавшись в лежащие на земле обломки шагохода.

— Собраться у знамени! — скомандовал герцог и в эту же секунду почувствовал сильный удар. Аэроцикл под ним вдруг взбрыкнул как настоящее животное, и феодал вылетел из него, разрывая контакты нейроинтерфейса, вспышками боли отдающиеся в сознании. Успев сгруппироваться, он свалился на землю, прокатившись еще несколько метров по каменистой земле прежде, чем остановился.

Странно, что каким-то образом еще сумел сохранить сознания, но, с другой стороны, после того количества лекарств, что было введено в его кровь, он выдержал бы даже сквозное ранение из рельсового оружия. И все же, с трудом получалось даже дышать, без сломанных костей явно не обошлось. Дыхание вырывалось с хрипом и кровью, едва получается его контролировать. Герцог даже с трудом смог приподняться над землей, едва концентрируя сознание на изображении треснувшего внутреннего монитора, где количество союзных иконок стремительно сокращалось.

— Господин, с вами все в порядке? — кто-то из подчиненных остановился рядом и, спустившись с аэроцикла, подбежал к нему, помогая подняться. Увидев, в каком тот состоянии, сразу отправил запрос на общий канал: — Наш герцог ранен! Медика сюда! Быстрее! Ориентируйтесь на знамя!

— Отставить, — он с трудом смог сесть, но тут же повалился на спину, уже не в силах удерживать даже собственное тело. Кажется, ранения оказались даже серьезнее, чем мог предположить. Из-за повреждений боевого костюма медицинская система больше не функционировала, а из-за шока после слишком резкого разрыва нейроинтерфейса собственные ощущения почти не воспринимались. Оттолкнув герцога в сторону, не дав даже договорить, сам гвардеец вскочил и принялся стрелять куда-то из своего пистолета, выхваченного из кобуры на правой ноге. В следующий миг сверкнула белая молния, и солдат повалился на землю с разрубленной грудью.