Пустой мир 3. Короны королей

На ставших передовыми участками линиях обороны кипела ожесточенная стрелковая и артиллерийская перестрелка, порой переходившая в жестокие рукопашные схватки. Дальнобойные орудия, отведенные на внутренние рубежи, издалека расстреливали пехотные и танковые цепи наступающих войск ракетами с кассетными боеголовками. Поля сражений тонули в плазменном и атомном пламени и раскаленном дыму, от чудовищного жара тепловизоры зашкаливали, переставая показывать хоть сколько-то внятную картинку, поэтому приходилось переходить на нашлемные фонари, таким образом лишь подсвечивая себя для стрелков противника. Но это был единственный способ хоть что-то разглядеть в этом кромешном аду, продираясь через горы трупов врагов и соратников, разбитой бронетехники и остатков сбитых кораблей на перепаханной воронками и остатками укреплений земле.

Засевшие в окопах защитники прицельно расстреливали атакующие стрелковые цепи и прямой наводкой противотанковых орудий уничтожали технику поддержки, так что уже через пару часов перед позициями защитников полыхали костры из уничтоженных танков или же еще горящих огнеметных смесей. Саальтские силы в ответ бросали вперед легкие и маневренные части, быстро пересекавшие простреливаемые участки и втягивающие силы защитников в рукопашные бои, ценой своей жизни позволяя пройти без особых потерь более тяжелым и медленным отрядам, теснившим оборону все дальше и дальше.

Если на холмистых участках оборона развернулась в первую очередь вокруг самых высоких точек, позволявших контролировать окружающую территорию наведением артиллерийских ударов, а самые тяжелые бои решала более свободная в плане передвижения пехота, то на открытых равнинных пространствах развернулись настоящие танковые сражения. Тысячи танков с обеих сторон сошлись в ожесточенных боях, маневрируя или сшибаясь лоб в лоб.

Тяжелые боевые машины, ведя огонь из основных орудий и распахивая изуродованную артиллерией землю тяжелыми гусеницами, вели кровавый бой. Управление войсками быстро разваливалось, поскольку перемешавшиеся части нельзя было нормально контролировать. Схватки рассыпались на мелкие локальные бои, в которых несколько экипажей, координируя свои действия, пытались уничтожить противника и выполнить поставленные задачи. Штабы уже не пытались организовать полное управление войсками, предоставив оперативную инициативу офицерам на местах и устанавливая лишь общие направления с определенными целями, а их выполнение уже зависело от ситуации на месте.

Самая тяжелая ситуация сразу же сложилась в самом Кастерфакте, наполовину разрушенном затяжными боями. С вводом в городскую черту большого количества пехоты и легкой бронетехники остатки города окончательно превратились в мясорубку, в которой моментально исчезали любые резервы и перебрасываемые на этот участок отряды. Самые жестокие корабельные схватки разгорелись тоже над городом — защитники контратаковали, пытаясь вытеснить из воздушного пространства Кастерфакта эскадры Саальта, продолжавшие орбитальными ударами разрушать остатки обороны. От некогда величественной статуи первого человека на Рейнсвальде остался лишь исклеванный орудийным огнем скальный остов, на котором шли жестокие схватки между десантными отрядами, пытавшимися контролировать столь значимую высоту в городской черте. И именно где-то там закрепился Стивки с остатками своего отряда, даже в таких условиях продолжая руководить городской обороной. Любой другой командующий на его месте назвал бы ситуацию безнадежной и отвел войска, но Стивки не был кадровым военным — наемник принял другое решение. В условиях, когда в черте города наступающих войск Саальта было в разы больше, чем защитников под его командованием, командор приказал наступать.

Воспользовавшись тем, что в воздухе установилось хоть какое-то равновесие, и флот Саальта переключился на цели на других участках, оставив в покое наземные войска, Стивки приказал покинуть часть рубежей, и четкие линии обороны сохранились только у точек эвакуации. Оставшиеся части стали полностью мобильными, и Стивки буквально лавировал с подконтрольными отрядами между позициями саальтских войск, нанося удары то с одного фланга, то с другого, оставляя позиции и после сразу же атакуя с тыла. Столь своеобразная тактика привела к тому, что наступление Саальта превратилось в череду постоянных схваток при отсутствии постоянной линии фронта, и командиры сил вторжения даже не понимали, где может находиться противник и какие районы можно считать захваченными и безопасными. Только один Стивки успешно пользовался хаосом, царившем в городе, докладывая в штаб, что сможет удерживать противника в столице до окончания эвакуации.

С другой стороны, его войска несли потери гораздо выше рассчитанных, а гражданские эвакуационные лагеря, чье удержание Стивки посчитал нецелесообразным, остались практически беззащитными. Если бы не десанты остезейских отрядов, сумевшие организовать прикрытие, то лагеря превратились бы в настоящую бойню, а десятки тысяч гражданских были бы обречены на смерть. Оборона города держалась только на упрямстве Стивки, но этого было катастрофически мало, чтобы противостоять новым частям саальтских войск, входившим в городскую черту и начинавшим зачистки кварталов от последних сил защитников. В жестоких городских перестрелках численность не играла особой роли, но если силы вторжения на передовой могли постоянно подпитываться все новыми и новыми подкреплениями, то у остатков розмийского гарнизона такой возможности уже не было.

— Город все равно придется оставить, — вздохнул командор, разместивший свой штаб в одном из небольших помещений внутри статуи первого человека, глубоко под толщей скальных пород, так что даже корабельный бортовой залп был не страшен.

Стивки стоял перед голографическим столом и разглядывал оперативную карту с метками отрядов, от которых еще поступали сигналы. С каждым часом их становилось все меньше — войска Саальта, сумевшие организовать в городе сплошную линию фронта, разделили остатки его сил пополам и методично зачищали квартал за кварталом. В штаб приходило все больше панических донесений — офицеры, приученные ждать и выполнять приказы, в окружении терялись и требовали помощи, приказов, указаний к действиям, но у командора их просто не было. Не осталось идей и схем, какие еще можно было использовать в данной ситуации. Он выполнил обещание, данное Келвину, удерживая город до тех пор, пока на это был хоть какой-то шанс, и даже дольше, слишком упрямый, чтобы легко признать свое поражение. Однако сейчас Стивки понимал, что солдатам под его командованием осталось только умирать в последних безнадежных схватках. Жизни розмийских солдат его не волновали, но не испытывать к ним уважения он не мог. Эти люди действительно вышли за пределы человеческих возможностей, продолжая сражаться и погибая на развалинах розмийской столицы, забирая с собой жизни вражеских солдат. Стивки не чувствовал вины за их смерти, но знал, с кого за них спросить. С тех самодуров и властолюбцев, стоящих во главе Рейнсвальда и Саальта стоило спросить за причины и результаты этой войны, за разрушения и груды трупов, за миллионы разрушенных семей и безвинно погибших людей. С каждого дворянина Стивки хотел спросить за эту бессмысленную и кровавую бойню, в мясорубку которой продолжали бросать простых людей как пушечное мясо, превращая их в отработанный фарш. Стивки знал, что все эти подвиги, павшие герои и смерти никому в действительности не нужны, они лишь средство для достижения «высоких» целей. Без всего этого можно было обойтись, стоило лишь устранить причину. Устранить тех, кто считает, что имеет право распоряжаться человеческими жизнями по собственной прихоти, почему-то уверенных в том, что чем-то лучше всех остальных. Убить их всех…

Стивки сжал пальцы так крепко, что инфопланшет заскрипел и треснул, а по тонкому сенсорному дисплею побежали мелкие трещинки. Придя в себя, он отбросил планшет в угол и повернулся к одному из немногих связистов, еще остававшихся при штабе, а не отосланных на передовую координировать действия уцелевших отрядов. Люди не спали неделями, держась исключительно на стимуляторах и питательных концентратах, поэтому у всех без исключения были измученные и осунувшиеся лица с глубоко запавшими глазами. Уже сколько дней все отказывали себе во сне и отдыхе, но теперь им, вероятно, предстояло выспаться уже на том свете.

— Передайте нашим союзникам, что удерживать город дальше невозможно, пусть ускоряют эвакуацию. Мне плевать, как они собираются действовать дальше, но пусть имеют в виду, что до конца этих суток город перейдет под полный контроль сил Саальта, — велел Стивки спокойным голосом, — и еще…с этого момета на все запросы с линии фронта отвечайте, что им предоставляется тактическая свобода. Пусть удерживают свои позиции столько, сколько смогут. Если кто-то в состоянии, то должен пробиваться к центральной площади города и к административным кварталам, где сейчас организуется новая линия обороны, — командор вздохнул еще глубже, — это последний мой приказ…

— Господин командор, — в помещение вошел один из интендантов, слишком измученный, чтобы выполнять приветствие по уставу, и просто приложивший пару пальцев к правому виску, — только что поступило подтверждение. Ваш посыльный добрался до расположения ближайшей тристанской части и сдался первому же патрулю. Груз им доставлен и передан в полной сохранности.

— Вот теперь хорошо, — кивнул Стивки солдату и жестом руки отпустил его, — теперь можно вздохнуть несколько свободнее. Появилась хоть какая-то надежда…

Умирать здесь, обложенный как крыса со всех сторон, Стивки не собирался и понимал, что после Кастерфакта ему будет необходима хоть какая-то поддержка, чтобы снова не превратиться в гонимого всеми беглеца. И только что Стивки доложили, что шанс на эту поддержку у него появился. Теперь оставалось только ждать постепенного развития событий, спокойно и не вмешиваясь. Командор, заложив руки за спину, снова посмотрел на карту, раздумывая, что следует все это заканчивать.

***

— Доложите ситуацию на линии от Кастерфакта до Хирейна, — велел Дэлай, забывший обо всем остальном, кроме того, что сейчас происходило на Розмийском фронте. Не получалось думать ни о чем другом, ситуация с грохотом, сорвав последние тормоза, катилась прямо в Бездну, утаскивая за собой целые армии и, главное, его прочное положение на Рейнсвальде. И больше всего его бесило даже не то, что Саальт начал наступление, причем весьма успешное, а тристанский барон, который вместо того, чтобы выполнять данные ему поручения, отправился вместе со своими лучшими частями в Камское герцогство, с легкостью пойдя на поводу у противника.