Путь Черной молнии

Конечно, такие как Пархатый и пахан третьего отряда Ворон, своими беспредельными действиями в отношении мужиков портили всю погоду в зоне. У тех тоже были свои сторонники, и если приходилось сталкиваться на сходке блатных всей зоны, начинались жаркие споры, нередко переходящие в ругань и ссоры.

До какой нормальной семьи не доведись, каждые хотели бы править по своему в отряде, примерно, как на строгих зонах, то есть больше народовластия, без поборов, отбирания и беспредела.

Прошло три дня. Сашка не находил себе места, теперь он прекрасно понимал в какую историю его втянул Равиль. В одну из ночей он долго не мог уснуть. Мысли не давали покоя: "Как я мог пойти на поводу у этого лидоблюза, который боится Дрона, как огня, только при одном упоминании о нем, Равиль начинал ерзать и шикать. Тоже мне, собрались два друга, "сбруя, да подпруга" - подумал он о Равиле и Пархатом, - один другого стоит".

Не думал Сашка, что прибытие его в зону начнется с бесконечных интриг, склок; он также понимал, что Равиль использует его в качестве быка (человек исполняющий волю лидера) и как видно неплохо. Посулы, уговоры, давления на чувства, все пускает в ход этот упырь. "С кем мне посоветоваться? Не воевать же и с ним. Тогда я окажусь между молотом и наковальней. Может натворить что-нибудь, да в изолятор загреметь, а там дай Бог с Дроном пересекусь. Ведь оказал же он мне поддержку, может быть Дрон не такой ушлый, как эти пройдохи. Да, мысли - мысли, все в голову лезут. Где выход? Выход должен быть, нужно только правильных людей найти и заручиться их поддержкой. Равилю и Пархатому я не верю, как бы мне сейчас хотелось поиграть ихними головами, как футбольными мячами. Терпеть их не могу: Пархатого - за его беспредел и наглость, Равиля - за его скользкую и мерзкую натуру. Все! Нужно решать!".

На утро Воробьев решил пойти с повинной головой к Сибирскому, он должен познакомиться с ним,и все ему рассказать. Сашка не боялся, если даже попадет под справедливые кулаки Сибирских пацанов, он нутром чуял, что братву из десятого отряда пытались опустить по беспределу, и он шел к ним виниться.

Леха Сибирский встретил его дружелюбно. Поздоровались и представились друг другу, он уже знал, что Воробей дал оборотку Пархатому и его пристебаям, потому на предложение поговорить, Леха провел его в дальний угол на свое место. Сашка вспомнил ночное похождение, и ему стало неловко. Сибирский послал кого- то сварить чай, и был весь во внимании.

Рядом в проходе никого не было, но зато вокруг стоял такой шум и гвалт от людских голосов, хоть уши затыкай, да и накурено было в секции, хоть топор вешай. У заключенных был выходной - воскресенье, потому в отряде собралось много народа.

– Леха, у меня серьезный разговор к тебе, выслушай меня, а потом решай, как со мной поступить.

Сибирский про себя удивился: "Что это с пацаном? Вроде первый раз встречаемся, а уже какие-то напряги".

В проход стали подходить остальные пацаны Сибирского, он знаком пригласил их сесть. Секретов от братвы у него не было. Сашка был готов говорить открыто и прямо, и потому обстоятельно и в подробностях рассказал обо всем собравшимся в проходе. Он закончил на спокойной и уверенной ноте:

– Я понимаю пацаны, что по своей глупости, неопытности был втянут в эту историю, и просто по - человечески прошу у вас прощения, я не могу держать в себе этот косяк, и жду от вас решения.

Какое-то время все присутствующие сидели и молчали, первым по праву заговорил Сибирский:

– А мы - то были в непонятке, какие черти на нас наехали. Понимали, что след идет к каким то мразям. Ну, Равиль, ну сука! Гаденыш...

Пацаны зашумели, каждый хотел высказать свое мнение, даже слишком ретивый потянул руки к Воробью.

– Не трож пацана!
– осадил Сибирский взбеленившегося,- он сам к нам пришел, а повинную голову меч не сносит. Ты знаешь Воробей, в натуре, я наверно не встречал в своей жизни таких пацанов, которые, не прячась за чужие спины, приняли бы на себя весь гнев, мы же сейчас вправе втоптать тебя в грязь, опустить, но в отличие от Пархатовских и Равилевских шакалов мы принимаем твою историю. Против тебя, я и мои пацаны ничего не имеем, ведь так, братва!
– обратился он к пацанам. Все единогласно согласились.

– Заметано! Воробей - ты молоток!

У Сашки гора с плеч свалилась - это было уже второе облегчение после того, как он попал в зону.

Глава 22

Опер Ефремов действует

В проход зашел пожилой заключенный, по нагрудной бирке Сашка прочитал, что он со второго отряда, и фамилия его - Макаров.

– Проходи Макар, почифирим,- пригласил его Леха. Пожилой зэк учтиво поздоровался с каждым и, протянув руку Воробью, шутя представился:

– Сэр! Василий Макаров - поручик Лейб-гвардии ее Императорского Величества... Короче Санек, ну ее к едреней фене - эту царицу, давай по-простому, зови меня - Макар.

Пацаны прыснули смехом, а Симута весело сказал:

– Макар в своем репертуаре.

– Вась, а ты откуда меня знаешь?
– обратился удивленный Сашка к Макарову.

– Кто же про Сандро - этапника не слышал, который шнобель Пархатому на бок свернул, а его быку Горелому из губы пельмень сделал.

Опять все разразились смехом.

– Так ты и есть тот Воробей?! Посыпались вопросы Сашке,- слушай пацан, ты и впрямь молоток!- подбадривали его голоса.

Воробью было приятно со всеми перезнакомиться в отдельности, хлопая по рукам, так он становился частью сплоченного коллектива.

По правилам приличия зоновской жизни, все зэки без исключения должны здороваться. Если кто-то, кого-то проигнорировал, то должен объяснить причину неприязни, иначе он рискует получить черную метку (предупреждение), а его оппонент в свою очередь обязан спросить, почему к нему такое недоверие, иначе братва не поймет и сочтет его не способным постоять за себя.

Познакомившись и послушав Сибирских братанов, Воробей заметил различие между ними и семьями Равиля и Пархатого. "Правильно трактуется пословица: "Рыба с головы гниет", как относятся паханы к своим подопечным, таковыми они и являются. Если в десятом отряде пацаны рассудительные, сплоченные, готовые за друг друга встать горой, чего не скажешь о блатных в шестнадцатом отряде. Все там под стать одному: угодничают, заглядывают в рот, готовы совершить хоть что, лишь бы главный блатарь похвалил, или как произошло со мной: по команде "фас" кинулись, словно взбесившиеся псы. Зато сейчас не перестают мне улыбки дарить. Одним словом - подхалимы! Таких людей я действительно ненавижу, очерчиваю незримую границу и ближе чем на два шага, никого из них к себе не подпущу".

Смех пацанов и мужиков отвлек Сашку от мыслей.

– Еще в моей жизни такая беда приключилась: молодой я тогда был,- рассказывал дальше Макар историю, может выдуманную, а может и вправду. По всей вероятности давным-давно он на свободе кошельки воровал, раз Сашка уловил разговор о карманниках:

– Гоним (едем на транспорте) мы как-то раз с корефаном по центральной трассе, смотрю, бикса стоит на передней площадке, клевая такая, дай думаю, пришвартуюсь. А у нее оказалась дурка разбитая (сумка открытая). Подошел я к ней поближе, а деваха и впрямь смазливая, а тут подсад на резину (посадка в автобус) начался, меня и придавили к ней. Стою я, и обливаюсь потом, а всем телом ее формы классические чую, у меня ажно в голове чего-то забулькало. Руку мне зажали, не дают свободно работать, кошелек - то зацеплю пальцами, потяну, а он срывается, нет действия свободного. Надо же! В этот момент мой пацан между ног на дыбы встал. Молодуха -то почувствовала его твердыню и айда краснеть. Я стою, ни жив, ни мертв, нас с ней так сдавили, что не шелохнуться. Закрыли мы с ней глаза и стоим. Я - то тащусь, а она молчит, видать ее тоже забрало. Я тем временем шмель (кошелек) уцепил и потихоньку тяну его на свободу, а тут водила автобуса резко ударил по тормозам, сначала вся толпа на нас с ней навалилась, а потом при остановке назад отхлынула, я в этот момент и купил (украл) шмель. У меня непроизвольно вместе с выдохом и вылетело слово: "Все-е-е-е"! Я - то о кошельке, а она видно подумала, что я приплыл, аж засмеялась, глядя на меня горемычного. Я конечно на первой остановке и слинял (скрылся).