Путь Черной молнии

Ночной дежурный спал, положив руки на стол и уронив на них голову. Зажимать рот и подставлять нож к его горлу, не было нужды. Глазун на всякий случай спрятал нож под подкладку рукава, и встал над дневальным, а Зеля с Воробьем тихо прошли в левую секцию. Прошло несколько минут: первым в проходе показался Сашка, за ним крался Зеля, и в самый последний момент зацепился ногой за стоящую возле шконки табуретку, она грохотом опрокинулась на пол и разбудила дневального. Раскрыв широко глаза, и ничего не соображая, шнырь увидел перед своими глазами чудище в белом балахоне. Спросонок ему показалось, что смерть в белом обличии пришла по его душу. Он хотел закричать, но "Смерть" одной рукой закрыла ему рот, а в другой показался нож, и уже человеческим голосом прохрипела:

– Не дай Боже пикнешь, я тебе кадык вскрою.

Шнырь, пришедший в себя, понял, что это не смерть, потому спорить не стал, а понятливо закивал головой.

Глазун дождался, когда подельники закончат свое дело и покинут отряд. Он приставил к своему рту указательный палец и тихо сказал:

– Положил голову на руки и, как ни в чем не бывало, продолжаешь спать, если поднимешь кипишь, я тебя из-под земли достану.

Глазун, тихо скрывшись за дверью, догнал пацанов. Оказавшись на безопасном расстоянии, он разразился смехом:

– Вы бы на его рожу посмотрели, я чуть не упал: он в натуре подумал, что перед ним привидение.

Пацаны поддержали его веселым смехом. Проделав все, как было запланировано, тройка парней, сплоченная в деле, возвратилась в свой отряд. На улице забрезжило. Равиль не спал, и когда братва ввалилась в отряд, он всех завел в каптерку и, выслушав до конца рассказ, отблагодарил пацанов:

– Это вам!- он протянул каждому по пакету,- за благополучный исход дела.

В каждом из свертков лежали по две плиты чая высшего сорта и пять пачек папирос "Казбек". Папиросы такого сорта были острейшим дефицитом и, курившие их по тем временам в зоне, могли считать себя счастливыми людьми. А вышак - плиточный чай (чай высшего сорта. Во втором случае - смертная казнь) мог проникнуть в зону только нелегальным путем, так как в зоновских магазинах продавали рассыпной чай по две пятидесятиграммовые пачки в месяц.

Зеля и Глазун остались довольные, но что с них взять, в юности и не такие проступки приходилось совершать молодым парням. Зато Санька был мрачнее тучи, он не был рад ночной вылазке, не по нутру ему было это тихушество, не привык он к таким вещам. Смелости и отваги ему было не занимать, он думал о справедливом подходе к любому делу, но зоновкая жизнь с ее извращенными порядками разрушала все его устои. Он прекрасно понимал, что кулаками и уговорами здесь не руководствуются, здесь идет хитрая, подковерная борьба, из подтишка, не в лоб решаются некоторые дела. Да и оперчасть не дремлет: малейшая драка, нападение, пьяная поножовщина и заключенный с добавочным сроком загремит в другую зону с более строгим режимом. Потому для Сашки было первостепенной задачей - все решать по справедливости. Но как избежать последующих поручений такого рода? В этом вопросе ему необходимо было разобраться.

По своей природе Сашка был не глупым парнем, и довольно глубоко проник в создавшуюся ситуацию: если он откажется выполнять следующее задание, его могут пустить под сплав. Как? И за что? Да тот же Равиль сдаст его Сибирскому, и будет у Сашки уйма врагов.

Да, не зря еще на свободе он всегда прислушивался к байкам рассказчиков, которые имели отношение к зоне, не знал для чего ему это, наверно было просто интересно слушать рассказы о лагерной жизни, особенно он много слышал от своего отца, когда он был в нетрезвом состоянии.

Его мысли прервал Равиль:

– Ну, что Санек, не спится? У тебя все нормально?

– Да не совсем, не нравится мне это, надо было просто поговорить с пацанами, и убедить их в неправильности их поступков.

– Ты откуда такой взялся?- шепотом произнес Равиль,- да не нам с тобой решать, что здесь правильно, а что нет. Сань, я тебя умоляю,- с иронией проговорил он, - не будь таким наивным и прямым, как рельса, ты живешь в фаворе (получать выгоды), благодаря им,- и он кивнул головой в сторону изолятора,- ну, иди к мужикам жить, да на тебе бугры, да мастера будут, как на коне ездить. Откажешься работать, они тебя упрячут. Попадешь в изолятор, там спросят с тебя. За отказ от работы в зоне стремно садиться на кичу. Кулаками не прошибешь эту стену, тут головой надо думать,- поучал его Равелинский.

– Вот я и думаю, что надо правильно все делать, по - честному.

– Санек, ты меня удивляешь, отошли те времена, когда на общаках думали так, как ты себе мыслишь, я пока не имею права раскрывать поднаготню всей нашей жизни - это касается не понятий, а типичных дел, которыми мы все здесь заняты. Запомни - мы волки и грызть будем друг друга до победного, а одиночки вроде тебя, здесь не выживают, ты сам сегодня убедился, как делаются темные дела,- он нагнулся к уху Сашки и прошептал,- если кое-кому будет угодно, придут ночью архаровцы, придушат тебя подушкой, и нет тебя.

– Да кто придет-то!- воспротивился Воробей,- такие же, как я, Зеля, Глазун! Я больше не пойду,- произнес он с гневом в глазах.

Равиль, состроив серьезную физиономию, сказал:

– А тебя и не пошлют, есть исполнители - торпеды, которые за тебя сделают эту работу,- затем немного смягчился и продолжил: - Санек, ты еще слишком молод, но мне нравится твой максимализм, ты еще не испорчен и чистый, и мне кажется у тебя такое воспитание: бунтарская натура, не хочешь ты выстилаться и прогибаться под обстоятельства. Скажи спасибо, что я с тобой так мирно беседую, а попади ты к Пархатому...

Сашка приподнялся с постели, чтобы выразить протест.

– Знаю - знаю, но все же, на одно мгновение представь, как бы Жека разделался с Сибирскими. Да он бы их всех дерьмом перепачкал, а еще бы на каждом углу орал, что сделал это по указке вора. Хотя, если учесть такой момент, то Дрон просил, чтобы все прошло, как можно скромнее. На вас троих, Пархатый бы наплевал, у него в семье нет равных, он всех считает быдлом и шестерками, - высказался Равиль.

Сашка призадумался над его словами: "Может быть Равиль и не плохой человек, но мне кажется он чего- то боится и не договаривает, а в отношении Пархатого он прав".

– А знаешь Равиль, если Дрон...

– Ш-ш-ш-ш!- зашикал Равелинский,- не надо произносить имен вслух, они не любят этого.

– Ну ладно, хорошо,- Сашка зашептал,- если его отправят на другую зону, то Пархатый попытается подмять все в отряде под себя.

– Замучается, я не дам ему развернуться.

– В таком случае мне придется воевать с ним не на жизнь, а на смерть,- заявил Сашка.

– Вот здесь ты найдешь во мне верного компаньона.

Равиль протянул Воробью руку. Хочешь - не хочешь, но Сашке пришлось ее пожать.

На следующий день, по всей зоне разнеслась новость, что ночью в десятом отряде кое-кому из блатных попортили одежду. Хотя пять комплектов робы для братвы ничего не значили, но сам факт вторжения в их жизнь и напоминание о том, что они уже не являются авторитетными людьми в зоне, дали о себе знать. Подобный акт бросал на Сибирских пацанов тень - это было равносильно, что на них вылили ведро с фекалиями.

Леха Сибирский был в бешенстве, он примерно догадывался, откуда дует ветер, но прямых улик не было, и его возмущениям не было предела. Вообще, эта семья считалась очень крепкой в отряде, а также в зоне. Стремясь больше к независимости и самостоятельности, Сибирскому приходилось часто увертываться от чрезмерного давления блатных зоны. У Лехи были свои сторонники, к примеру, во втором отряде, Вася Симутин и еще несколько пацанов, правящих в разных отрядах.