Путь на восток

Изнутри ранчо представляет собой скромное жилище со старым продавленным диваном посередине гостиной, грудой непонятного хлама на каминной полке и широкой скрипучей лестницей, ведущей на второй этаж.

Но здесь пахнет жизнью — жареной картошкой, горящими в камине поленьями и даже кондиционером для белья.

Ощущения, мягко говоря, странные.

Оказавшись в прихожей, я даже вытираю ботинки о маленький серый коврик со слащавой надписью «Дом, милый дом».

— На втором этаже спальни… — вещает Энид тоном бывалого экскурсовода, махнув рукой в сторону лестницы. — Правда, их всего три. Наша с Аяксом, Тайлера и Бьянки. Раньше Ксавье жил с Бьянкой, но потом они расстались, и он перебрался на диван в гостиной. Места немного, но нам хватает.

Я молча киваю, не считая нужным отвечать — взаимоотношения между кретинами волнуют меня чуть меньше, чем никак. После беглого осмотра гостиной моё внимание привлекает груда хлама на каминной полке. Сборище самых разнообразных предметов кажется любопытным — несколько помятых фотографий без рамок, байкерская кожаная куртка с нашивками, наручные часы с потёртым ремешком и трещиной на стекле поверх циферблата, маленький мишка Тедди с одним глазом и парочка ярких детских погремушек.

Жалкие остатки прежней жизни, которую уже никогда не вернуть.

— Это что-то вроде места памяти… — тихим голосом поясняет блондинка, останавливаясь за моей спиной. — Если у тебя осталось что-нибудь от родных, можешь положить сюда.

— У меня никого нет. И не было, — бесстрастно отзываюсь я.

Конечно, это ложь.

У меня остался кулон, подаренный матерью на моё шестнадцатилетие — маленькая серебряная подвеска с первыми буквами наших имён. Но я не собираюсь признаваться этой наивной девчонке, что тоска по безвременно ушедшим родным гложет не только их.

Вместо этого подхожу ещё ближе к камину, внимательно разглядывая ближайший снимок, на котором улыбающийся Тайлер обнимает за плечи совсем молоденькую рыжеволосую девушку в круглых очках. На соседней фотографии запечатлён хренов герой рядом со статным седовласым мужчиной — очевидно, с отцом. Единственная фотокарточка в рамке изображает счастливую Энид в белом платье невесты и Аякса в торжественном чёрном смокинге на фоне пышной арки, увитой нежно-розовыми пионами.

Проследив направление моего взгляда, она тяжело вздыхает.

— Когда всё началось, у нас был медовый месяц в Вегасе… — шёпотом сообщает Энид, ласково поглаживая выступающий живот и громко шмыгая носом. — Мы пытались вернуться обратно в Нью-Йорк, за двойную цену купили билет на самолёт, но рейс отменили. Я до сих пор не знаю, выжила ли моя семья…

— Вероятнее всего, нет, — безжалостно отрезаю я, отворачиваясь от камина. — Пустые надежды — это ошибка. То, что потеряно, уже не вернёшь. Только свихнёшься.

— Да, наверное, ты права… — вздыхает она, утирая мокрые дорожки слёз с ввалившихся щёк. — Но мне хочется верить, что с ними всё хорошо. В первые дни правительство проводило массовую эвакуацию в Сент-Джонс. Говорят, город закрыли в самом начале эпидемии… и там нет инфекции.

— Чушь какая, — я мгновенно возвожу глаза к потолку, всем своим видом демонстрируя непоколебимый скептицизм.

Бестолковые бредни о закрытых городах — не более, чем несбыточная утопия.

Первое время мне тоже хотелось в это верить. Особенно, когда два с лишним года назад я случайно обнаружила записку на мосту Макинак. Написанный от руки текст гласил, что в городке Грандвилл на западе Мичигана принимают выживших — лелея нелепые надежды, я незамедлительно отправилась в указанное место. Потратила на дорогу целых три недели и последние остатки бензина, но вместо мифического Изумрудного города обнаружила лишь вымершую пустыню, по которой бродили десятки голодных тварей.

И тогда я наконец смирилась с неизбежным — вирус давным-давно поразил весь мир, не оставив ни единого клочка живой земли.

— Это не чушь, — твёрдый голос хренова героя раздаётся прямо за моей спиной. Резко обернувшись, я сталкиваюсь глазами с Ксавье, который стоит на пороге прихожей, отряхивая грязь с ботинок о дверной косяк. Позади него топчется Тайлер с автоматом в руках. — Два месяца назад мы поймали их радиосигнал.

— Я тебе докажу! — экспрессивно восклицает блондинка и с неожиданной для своего положения прытью подскакивает к стоящему на подоконнике радиоприёмнику.

Пальцы с облупившимся ярко-розовым маникюром зажимают несколько кнопок, и в тишине гостиной раздаётся скрипучий монотонный голос, изредка перемежаемый помехами.

— Всем выжившим. Повторяю, всем выжившим. Координаты: 47,5649°N, 52,7093°W. Чистая зона. Повторяю, чистая зона. Мы ждём вас.

Энид выключает приёмник и воззряется на меня таким триумфальным взглядом, будто я должна запрыгать на месте от несказанного восторга.

Какой трогательный кретинизм.

— Сигнал повторяется каждый понедельник ровно в полдень, — гордо сообщает она. — Как только ребёнок появится на свет, мы все отправимся туда.

Oh merda.

Разумеется, сигнал повторяется.

Ведь это запись, которая, вероятно, транслируется уже долгие годы.

Верить в то, что в нашем агонизирующем мире осталась чистая безопасная территория без инфекции — всё равно что загадывать желание на падающую звезду. Когда ты поднимаешь голову к ночному небу и, затаив дыхание, беззвучно шепчешь о самой заветной мечте, ты опаздываешь на миллионы лет.

Эта звезда давно мертва.

Как и все твои мечты.

— Где у вас душ? — я решительно меняю бессмысленную тему. Если непроходимые идиоты действительно верят в спасение, я не стану лишать их приятных иллюзий. Это сделают толпы тварей, которые разорвут на части каждого из них, как только бестолковый альянс покинет своё захудалое гнёздышко.

Ледяные струи воды дарят давно забытое умиротворение — напор совсем слабый, но мне достаточно и этого. Усевшись на кафельный пол душевой кабины, я блаженно прикрываю глаза, обнимая руками острые коленки. Поразительно, но у них даже есть разбавленный шампунь с тонким ароматом яблока и крохотный кусочек розового мыла. А ещё пожелтевшее от многочисленных стирок полотенце, больше напоминающее половую тряпку — раньше я бы брезгливо скривилась и ни за что не притронулась бы к тонкому куску махровой ткани, но сейчас столь элементарные вещи кажутся мне высшим земным благом.

Ровно как и жареная картошка, поданная на ужин. За обеденным столом царит напряжённое молчание — очевидно, большая часть кретинов по-прежнему не рада моему присутствию, но мне тотально наплевать на их убогое мнение.

Одна только Энид ободряюще улыбается, подкладывая в мою быстро опустевшую тарелку дополнительную порцию еды.

Тайлер следит за мной краем глаза с выражением явного интереса.

Бьянка опасливо косится на Вещь, который вальяжно развалился на дверном коврике со слащавой надписью.