Путь небес. Преодолевая бурю
Шрифт:
Укол попал в цель. На миг Торгун замер, но затем потянулся за новым бруском.
— Так меня не переубедишь, брат.
Виновато улыбаясь, Саньяса покачал головой.
— Остальные согласны со мной, — сказал он. — Каган никогда бы такого не допустил.
— Проверить это тебе не удастся.
Легионер тоже потянулся за сухпайком.
— Пожалуй, — произнес он, отрывая полоску от бруска синтемяса.
Мортарион ждал долго. Систему прочесали от края до края, но найти удалось только обломки нескольких старых кораблей, взорванных Пятым легионом перед уходом в эфир. Суда авгурной разведки
Они ничего не отыскали. Хан исчез.
Это не стало неожиданностью, не вызвало сожалений. Провидение не подавало Мортариону знаков о встрече с братом, молчало и его эзотерическое Таро. Пока барбарусцу было достаточно того факта, что добыча находилась у Эрелиона, возможно, за несколько часов до его прибытия. Последующее вторжение Эйдолона лишь убедило примарха в том, что исход погони за Ханом предрешен.
Поэтому он ждал, сначала в личных покоях, где сверялся с колдовскими картами и обращался к томам заклинаний. Далее Мортарион изучил тактические данные, выгруженные с мостика, и отметил для себя каждую мелочь. Затем примарх вернулся к записям показаний пленного легионера, Алгу, и проверил, нет ли там намеков на что-нибудь, помимо Эрелиона. Он не ожидал серьезного прорыва, но изучал текст упорядоченно, размеренно и досконально, как поступал в каждом деле.
Когда Эйдолон наконец сообщил, что отправляется на «Стойкость», все приготовления уже завершились. Повелитель Смерти пронаблюдал, как сверкающая «Грозовая птица» Третьего легиона совершает краткий перелет между флагманами в сопровождении звена штурмовых кораблей. Ее путь отслеживали канониры «Гордого сердца».
«Как мы недоверчивы, даже сейчас, — подумал примарх. — Возможно, это вечный дар нам от Хоруса».
Он принял Эйдолона в пыльной Палате Архивов, укрытой в недрах носовой части флагмана. На черных стенах мрачного помещения, под обгорелыми штандартами, были вырезаны длинные списки павших, украшенные глифами Барбаруса. В нишах слабо светились лампы, переливаясь бледной зеленью болотных огоньков. На пористой каменной кладке виднелись широкие пятна темной плесени.
Первый лорд-командующий вошел туда в одиночестве. Двое бойцов Савана, что сопровождали его, встали по обеим сторонам высоких обсидиановых дверей Палаты.
Мортарион какое-то время изучал своего визави. Он знал Эйдолона, много раз видел его раньше. В прошлом легионер был стройным и элегантным, носил позолоченный доспех мастерской работы, но не страдал безвкусицей. Былую осанку лорд-командующий отчасти сохранил, но лишился многого другого. Глотка воина уродливо раздулась под новой броней, которая изгибалась и вспучивалась, словно жидкая. Тяжелый плащ пронизывали золотые и серебряные нити, сплетавшиеся в невероятно сложные узоры, что наподобие призм отражали и преломляли свет ламп.
Подойдя к примарху, Эйдолон неуклюже поклонился. Боль сквозила во всех его движениях, прерывистых и неловких, и когда-то идеальная кожа морщилась от спазмов.
— Знаешь, лорд-командующий, на секунду я решил, что вы будете атаковать нас, — сухо проскрипел Мортарион сквозь дыхательную маску. — Вы поздно заметили эмблемы.
Эйдолон пожал плечами:
— Мои бойцы увлеклись. На Калии мы пустили Шрамам кровь, слышали об этом? Мы побили их армию и собираемся повторить еще раз.
— С ними мог явиться мой брат.
— Да, мог, — презрительно фыркнул легионер.
Примарх
позволил себе краткий миг веселого удивления. Если это существо действительно думает, что способно одолеть Боевого Ястреба, возможно, мыслительные способности Детей Императора и в самом деле необратимо пострадали.— Лорд-командующий, пройди со мной, — пригласил Мортарион, жестом указывая вперед.
Воины двинулись в глубь помещения. Из теней под потолком на них взирали барельефы — резные изваяния из темного гранита с пустыми лицами. Две пары сабатонов стучали по полу, глухие отголоски шагов разносились меж пустых, унылых скамеек.
— Я давно уже не беседовал с твоим господином, — заметил примарх.
— Как и я.
— И если бы ты знал, где он и в чем состоит его цель, то не сказал бы мне.
— Нет, думаю, не сказал бы. — Эйдолона почти не интересовала кладбищенская обстановка. — Какое-то время мне казалось, что он выжидает, пока схлынет ярость Повелителя Железа. Но сейчас — кто знает? Фулгрим предпочитает не раскрывать своих намерений, но мы верим, что военные интересы для него превыше всего.
— Но в итоге он прибудет на Терру.
— Предполагаю, так или иначе там окажемся мы все.
— Но не Хан. — Мортарион остановился перед крупнейшей статуей — бесформенной многоглавой тварью, что вздымалась во тьме, словно великан-людоед из прошлого Барбаруса. — Когда начнется осада, его не должно быть на стенах Дворца.
— Об этом не волнуйтесь, — небрежно произнес лорд-командующий. — Все главные маршруты и трассы перекрыты или под надзором. Силы магистра войны блокируют внешние линии обороны Дорна. Мы здесь, по сути, вытесняем Хана дальше в пустоту, где уже застряли Жиллиман и два проклятых Ангела.
— Этого недостаточно. Я должен добыть его голову, прежде чем вернуться к Луперкалю.
— Добыть для Хоруса или для себя? — лукаво взглянул на него Эйдолон.
— Тут наши цели сходятся. — Примарх зашагал дальше. Сквозь стены зала просачивались многочисленные шумы боевого корабля — гудения, ворчания, лязги. — Но я потерял след Хана. Разве что ты сумеешь вновь отыскать его?
— Вы нашли бы способ, если бы воспользовались полученными дарами.
— Такую цену я платить не готов.
— Но позволите нам заплатить ее, — сказал лорд-командующий, — чтобы вы обрели желаемое.
— Для вас подобные вещи все равно что конфетки для детишек. Вы принимаете их с радостью.
Усмехнувшись, Эйдолон кивнул:
— Как хорошо вы нас знаете… По крайней мере большинство из нас. Дайте мне время, и все будет сделано. — Он перестал улыбаться. — Но вам не удастся вечно отвергать богов, мой господин. Я знаю по докладам, что произошло на Молехе. Вы можете возводить стены, отдавать приказы, но не загоните обратно то, что было освобождено.
— Так всегда рассуждали у вас в легионе.
— Не только у нас. Боги явятся забрать свое, рано или поздно.
Мортарион продолжал идти. Он слишком долго внимал угрозам, нашептанным в ночи, чтобы обеспокоиться из-за предупреждения обезображенного легионера.
— Пусть приходят. Я не боюсь ни их, ни того, кто создал меня.
Воины дошли до конца Палаты, где возвышался гранитный алтарь, увенчанный подвесными светильниками. На нем покоился огромный череп, вырезанный из слоновой кости, с зияющими пустотой глазницами. Раньше над ним висела имперская аквила, но теперь ее толстые пыльные обломки валялись рядом.