Путешествие еды
Шрифт:
«Трубари» Авенала используют ректум именно с той целью, которую предусмотрела для этого органа эволюция – для хранения. Нижние отделы желудочно-кишечного тракта представляют собой область для сбора всего, что остается от пищи после того, как кишечник абсорбирует максимум нутриентов. Вода всасывается стенками кишечника по мере продвижения пищевой кашицы. Если все идет нормально, эта кашица, отдавая воду, достигает определенной консистенции – и покидает тело, как только начинает соответствовать значениям Бристольской шкалы стула [133] от 2 («колбасовидный комковатый кал») до 5 («в форме мягких комочков с четкими краями»). Самое приятное заключается в том, что человек нуждается в избавлении от данных остатков всего один или два раза в день.
133
Бристольская шкала доступна на четырех языках с минимальными модификациями. В португальском издании, например, отмечается различие между колбасками типов 2 и 3 (подразумевается linguica – жирный продукт в немецком стиле) и типом 4, сравнимым с salsicha (более
Если вы не против, присмотримся к процессу получше. От шести до восьми раз в день – независимо от ваших мыслей или самоощущения – сжатия кишечных мышц, называемые усиленной перистальтикой, заставляют содержимое ободочной кишки продвигаться вперед. Прием пищи усиливает это действие благодаря тому, что именуется желудочно-ободочным рефлексом. Чем обильнее еда, тем сильнее импульс, задающий энергию продвижения. Все продукты распада, ранее «застрявшие» выше прямой кишки, теперь оказываются в ней.
А затем и вне ее – по мере того, как сверху надвигаются новые порции. «Это своего рода защитный рефлекс», – поясняет Уильям Уайтхед, содиректор Центра функциональных и перистальтических желудочно-кишечных расстройств при университете Северной Каролины. Рефлекторное продвижение пищевой массы вперед предохраняет ободочную кишку от разрыва [134] .
Когда содержимое начинает давить на стенки прямой кишки с достаточной силой, фиксируемой особыми рецепторами, которые улавливают степень растяжения, включается рефлекс дефекации. (Поднатужившись, вы можете сами проверить действенность триггерного механизма: такое усилие увеличивает степень давления на стенки ректума до необходимого уровня.) Позыв к дефекации заставляет мускулы прямой кишки сжиматься, выдавливая то, чем она наполнена. Одновременно с этим расслабляются мускулы анального сфинктера. Мы осознаем происходящее как настоятельную необходимость – нечто среднее между «Ну, привет» и «Все побоку, кроме самого главного». Чем объемнее выталкиваемое содержимое или чем больше в нем влаги, тем сильнее производимое им давление и тем труднее остановить неизбежные последствия. Вода будет искать даже самый маленький выход. Один из специалистов по работе кишечника сказал: «Даже сфинктер Геракла не сдержит напор воды». Доведите эту закономерность до крайности, и вы получите солевую клизму, помешать действию которой весьма нелегко, если вообще возможно.
134
В ином, и более совершенном, мире Уайтхеду суждено будет стать дерматологом, и я сама говорила ему об этом. С непринужденной легкостью он заметил в ответ, что кардиолога его матери звали Дэвид Сиз. Я не осталась в долгу, заявив, что моего колоноскописта зовут доктор Тердиман. И добавила к компании автора одной журнальной статьи под названием «Желудочно-кишечные газы» – его имя Д. Фарди. (В этом обмене репликами скрыта ирония говорящих фамилий. Расшифруем. «Будущий дерматолог» Уайтхед, в оригинале Whitehead, в переводе – милиум, или белые угри. Кардиолог Сиз, он же Cease – останавливать(-ся), прекращать(-ся), остановка, прекращение. С доктором Тердиманом, он же Terdiman, все несколько сложнее, но саркастический смысл все равно проглядывает. Итак, фамилия двусложная. Вторая часть – man, в переводе – человек, мужчина. Поиск в Интернете на terdi ничего не дает, за исключением слова terd: если кликнуть по нему мышкой на сайте TheFreeDictionary.com, то электронный словарь перенаправит запрос (то есть предложит свой вариант ответа) на feces – экскременты. Д. Фарди (Fardy) – редко встречающийся вариант распространенной ирландской фамилии, совпадающий с грубым жаргонным словечком, которым обозначают неожиданное испускание кишечных газов. – Прим. перев.) Далее я упомянула штаб-квартиру Международной академии проктологии на линии Флашинг в Нью-Йорке (flushing в переводе на русский «промывка напорной струей» – обычно сточных труб или канализации. – Прим. перев.) Логотип этой академии, давно почившей в бозе, представлял собой комбинацию традиционного символа медицины в виде змеи и чаши и свободно орошаемой прямой кишки. В рекламе 1962 года журнал академиков-проктологов предлагал золотой брелок с незабываемым логотипом всего за 15 долларов. Готова заплатить в несколько раз больше, если вам случится наткнуться на эту штучку где-нибудь в поездке.
Хотя попытаться, конечно, можно. Рефлекс дефекации поддается «ручному управлению». Умение останавливать позывы подобного рода – квинтэссенция «туалетного тренинга». Сжатие анального сфинктера прерывает его рефлекторное действие и аннулирует неконтролируемую безотлагательность дальнейшего: в большинстве случаев – на время, достаточное, чтобы съехать с хайвея или допеть начатую арию и добраться до кабинки туалета. (Пациентам, страдающим от необходимости приостанавливать «приливную волну», гастроэнтерологи рекомендуют дробное питание с малыми порциями пищи – чтобы объем отходов в меньшей степени стимулировал давление на стенки ректума.)
Ахмед Шафик – последний великий летописец рефлексов, характерных для нижней части тела – наглядно демонстрировал действие рефлекса дефекации в своей лаборатории в Каирском университете. Добровольные участники эксперимента получили специальное оборудование для измерения сжимающего давления прямой кишки и ануса. Баллон с солевым раствором играл роль каловой массы. Его наполнение стаканом воды становилось для прямой кишки достаточным сигналом для активации основного рефлекса. Лабораторное оборудование фиксировало резкий всплеск активности: вырастало давление в ректуме, усиливался выжимающий напор и одновременно разжимался анус – позволяя содержимому покинуть организм. «Появлялся неудержимый позыв к
опорожнению кишечника, и баллон „изгонялся“ вовне». Трам-пам-пам! Когда же испытуемого предварительно инструктировали, каким образом следует предотвращать дефекацию, прямая кишка расслаблялась, а «неотложная необходимость» исчезала. Организм сам отменял поставленную себе задачу.Если оставить в стороне неожиданные вмешательства (вроде клизмы, неполадок в работе кишечника или действий египетских проктологов), окажется, что взрослые люди редко могут рассчитывать на милость со стороны собственных кишок. Мы же не можем марать свои штаны или немедленно сбрасывать брюки, лишь только ощутив некую «настоятельную необходимость». Респект нашему природному снаряжению, люди! Ректум и анус, действующие согласованно, – залог и порука цивилизованного поведения.
Впрочем, в некоторых случаях, и поведения варварского. Лейтенант Паркс с коллегами собрали наиболее яркие эпизоды из записей камер видеонаблюдения, установленных в комнатах для свиданий. Мы видим на мониторе, как жена одного человека оглаживает его, скользя ладонью вниз по спине, а затем вталкивает ему в штаны какой-то сверток величиной с абрикос – явно с чем-то запрещенным. И проделывает это все, не отрываясь от участия в какой-то настольной игре со своим сыном.
Судя по угловатой форме монитора, на который мы глядим, компьютеры Авенала не обновлялись с середины прошлого века. Бюджет скудноват. Я спрашиваю, почему бы в тюрьме не установить такое сканирующее интимные места оборудование, как Body Orifice Security Scanner – хайтековское кресло с видеозаписью, избавляющее охрану от неприятной и унылой обязанности командовать: «Расставить ноги и наклониться!» Паркс хохочет. Да тут денег нет даже на новые визитки. Строилась тюрьма в расчете на двадцать пять сотен заключенных, а в ней сейчас пятьдесят семь сотен. Все, включая розовые пластиковые мухобойки в службе свиданий, сломано или устарело. А иногда и сломано, и устарело одновременно. Между тем, лица, содержащиеся под стражей, смотрят фильмы на дисплеях доставленных контрабандой смартфонов.
В последних достаточно металла, чтобы звенеть на детекторах Авенала. Поэтому их интимную доставку взял на себя заключенный, перенесший операцию по протезированию тазобедренного сустава. Протез дарит ему возможность беспрепятственно проходить через детектор. «А мы не можем просветить его рентгеном без судебного ордера или медицинского заключения о необходимости такой процедуры», – говорит Паркс. И парень с протезом проносит в себе два-три телефона за раз. Цена на одну штуку в тюремном дворике – 1500 долларов. «Этот малый имеет кучу денег». Возможно, даже больше, чем зарабатывает лейтенант Джин Паркс.
Три смартфона или несколько свертков с табаком – это будет побольше того стакана воды, который использовался в «баллонном эксперименте» Ахмеда Шафика. Если верно то, что я успела узнать о физиологии человеческой прямой кишки, то удержать в ней все это – дело, должно быть, требующее немалой внутренней борьбы.
«Вот об этом вы сможете расспросить их самих», – и Паркс устраивает для меня возможность взять интервью.
Не считая баскетбольного щита (из уважения к читателям заменяю этими словами «трубу» [135] ) и нескольких стульев, теряющихся в полоске тени, дворик № 4 пуст. Но с учетом камней можно было бы сказать и «4-ярдовый» [136] – имея в виду клочок пространства за воротами, выстланный слоем щебня и подсохшей грязи. Мне вспомнился инуксукс – опознавательный знак, который путешественники по Арктике устраивают, складывая его из каменных плит. В тюрьме, как и в Арктике, приходится выражать себя, довольствуясь тем, что есть под рукой.
135
В оригинале – hoop, что выше на криминальном жаргоне обозначало «трубу», или прямую кишку. Но у этого слова есть и нейтральные значение, одно из которых – баскетбольная корзина. Поэтому в тексте – «из уважения к читателям заменяю…» – Прим. перев.
136
Игра слов. Англ. yard переводится и как «ярд» (0,91 метра), и как «двор». – Прим. перев.
Мой эскорт в лице Эда Борл'a, представителя Авенальского отдела по связям с общественностью, окликает охранника, чтобы тот открыл ворота. Пока мы пересекаем тюремный дворик, несколько заключенных бросают взгляды в нашу сторону, однако большинство и ухом не ведут. Да, думаю я про себя: старею, не иначе.
Как и любой другой двор в Авенале, этот может похвастаться рядом местных достопримечательностей, каждая из которых обозначена выведенными красной краской печатными буквами: ГИМНАСТИЧЕСКИЙ ЗАЛ, БИБЛИОТЕКА, ПРАЧЕЧНАЯ, АДВОКАТСКАЯ, МОЛЕЛЬНАЯ. Напоминает доморощенный стрип-молл с его секциями. Я должна подождать в одном из служебных помещений, пока Борла ищет того, с кем мне предстоит разговаривать. Спрашиваю сотрудника, в комнате которого нахожусь, за что осужден мой будущий собеседник. Тот набирает номер на клавиатуре компьютера и поворачивает монитор ко мне. Курсор равномерно мерцает, подчеркивая слово УБИЙСТВО, написанное именно так – прописными буквами.
Прежде чем я успеваю осмыслить эту небезынтересную информацию, вводят заключенного. Далее я буду называть его Родригесом, потому что обещала не раскрывать его настоящее имя. Борла указывает на пустой кабинет с другой стороны комнаты: «Оставайтесь там, ребята». Бегло просматриваю список заготовленных вопросов, среди которых есть и следующий: «Можно ли считать переноску чего-нибудь в „трубе“ тем, что Journal of Homosexuality называет „замаскированной анальной манипуляцией“»? Я стараюсь объяснить свои намерения максимально убедительно. Похоже, Родригес не находит смысл моих вопросов уж очень удивительным или странным. Немного раньше один из коллег Паркса так отозвался об анальной транспортировке: «Это образ жизни». Родригес начинает с самого начала. Двадцать лет назад он был членом банды из Сан-Квентина. И главарь обратился к нему с заданием: «Слушай, – сказали мне, – кое-кому нужно, чтобы всадили…»