Пять невест и одна демоница. Трилогия
Шрифт:
«О сотворении человека», труд некоего монаха, признанный впоследствии неоднозначным, а потому запрещенный, дабы не смущать умы людские.
Голова больше не болела.
Умер?
Или просто смысла больше нет? Боль – это всегда предупреждение. А он не послушал. Не внял. Глупый, глупый мальчишка… всегда таким был.
Не слушал взрослых.
Не учился.
И руки перед едой мыть забывал. Странно, что все воспринимается примерно
Память.
Хитрая штука. Вот её нет, и вот он словно вернулся в тот день.
– Помоги, – резкий окрик матери заставляет очнуться. – Ричард. Мне нужно, чтобы ты помог. Слышишь меня?
Пощечина.
Лопнувшая губа. Кровь солоноватая, и у Ричарда дурная привычка губу облизывать.
– Слушай внимательно, малыш, – мама садится на колени. – Отцу рассказывать нельзя. Иначе он тебя убьет. И меня. Но не важно, я уже по сути мертва. Единственное, что мы можем сделать, – это защитить тебя. Но отец не поймет. Нельзя рассказывать.
– Нельзя.
Ричарда покачивает от слабости и безумно хочется спать.
– Она тебя почти сожрала. Моя вина. Дурой была… не стоило верить обещаниям. Но… – у матери тоже кровь. Из носа. Ползет темной ниточкой. – Времени нет. Сейчас ты должен сделать то, что скажет она. Я попытаюсь соединить пространство. Раньше никогда-то не получалось. Но сейчас должно. Сейчас… только не мешай. Ладно?
Кивок.
Он не способен помешать. И маму берет за руку. Страшно. Страшно, что она исчезнет и опять появится та, другая. Матушка же треплет по волосам и врет:
– Все будет хорошо.
Плохо.
Очень плохо.
Но она закрывает глаза и делает глубокий вдох.
– Ты тянись навстречу. Я… дар не любит таких созданий, как демоны, но ты тянись.
Навстречу.
И мир дрожит, а потом меняется. Этот мир будто раскладывается на другие, которых много-много. так много, что и не счесть. И в них Ричард почти заблудился. Они-то и отличаются друг от друга лишь малостью. Цвета бледнее. Силуэты размыты. Главное, руку не отпускать.
– Иди, – матушка сама забирает её и подталкивает в спину. – Иди, надолго меня не хватит… дорога. Зеркало. Пройдешь и вернешься…
Куда?
Дороги нет. Только россыпь миров и…
Он делает шаг. Другой. Нельзя разочаровывать. Ричард и без того виноват. Это его ошибка убила… всех убила. Ошибка и неосмотрительность.
А дороги все равно нет.
Но есть та, что пряталась в зеркале, она появляется вдруг, окутанная тьмой. И тьма эта странная, клочьями. Ей больно. Ричард чувствует эту боль и плачет от жалости.
Все-таки плачет.
Стыдно-то как.
– Вот, возьми… пока он в тебе, ни одна тварь и близко не сунется, – демоница протягивает тьму. – Скорее. Она не справляется.
Где-то там миры начинают трещать. Как гора. А тьма ложится на руки и просачивается сквозь кожу. Это тоже больно, но такую боль Ричард готов терпеть. И стискивает зубы. А её так много. И она не заканчивается… все никак не заканчивается.
– Он будет спать, – обещает демоница. – Долго-долго… а потом ты вернешь его мне. И отпустишь
нас. Как обещал. Хорошо?– Хорошо, – у него получается сказать это слово до того, как миры разлетаются на осколки. И Ричард… падает. В дыру меж мирами.
Долго-долго.
Больно-больно. И тьмы невыносимо много. Теперь она внутри, и Ричард чувствует её голод. Тьма его сожрет, но… Ричарду почти все равно.
Он приходит в себя от криков. Отец… вернулся. Матушка? Нет. Тварь. Она что-то пытается говорить, но не выходит, и тварь смеется. Смех у нее визгливый, и отец сразу все понимает.
А поняв, делает то, что должен.
Нельзя рассказывать… нельзя…
– Ричард? – отец склоняется. – Ричард, ты меня слышишь? Ты… слышишь?
Нет.
Тьмы слишком много. И с ней не справится. Никому. Ричард закрывает глаза. И тонет, тонет… постоянно тонет, но все никак не утонет, чтобы раз и навсегда. Это тоже довольно-таки мучительно. Иногда тьма отступает, и тогда он видит…
…огонь.
Тепло. Немертвого, который по-своему заботлив, но суета его лишь раздражает. И тьма возвращается. Отступает и возвращается.
А потом в какой-то момент, утомившись, – ей так и не удалось поглотить Ричарда, окончательно отступает. А заодно уж уносит с собой память.
И все радуются.
Ксандр.
Отец… отец не показывает, но тоже радуется. Они ведь думают, что Ричард выздоровел. А он всего-то навсего принял силу демона. И суть его. И… и что ему делать теперь?
Возвращение было резким.
Болезненным.
Тьма… ожила. Никуда-то она не делась за прошедшие годы, пока спала, свернувшись где-то там, в уголках обглоданной души. Она зарастила раны той, а заодно изменила её. И теперь…
А и вправду, что теперь?
Память…
Услужливо подсказывала. Теперь у Ричарда была вся память, а не только та, что принадлежала невезучему человеку.
Круг.
Ритуал пошел не по правилам, и вместо того, чтобы создать сеть малых врат на земле, получился прорыв. Через прорыв хлынула тьма межмирья и хаос мира демонов. Они уничтожили призывающих. Разрушили сети, освободив демонов.
Стерли с лица земли империю.
И сами оказались заперты в круге, когда появился тот, кому не суждено было родиться.
– Ричард? – позвали его. И он повернулся.
Демоница.
Из слабых… даже нет, не демоница, поскольку слишком теплая, слишком… мягкая. Рог обломан. И силы на донышке. Её можно выпить, просто прикоснувшись. А она и сопротивляться не станет.
Доверчивая.
Нет.
– У тебя глаза светятся, – сказала она, осторожно касаясь лица. – И кожа… тьма сочится через неё. Ты еще есть?
Есть.
И… надолго ли? Столько лет держать в себе демона… он родился. И поневоле закрыл себе путь домой, пытаясь спасти ту, с которой был связан.
Выходит, и демоны способны любить.
Выходит…
Ричард взял руку. Мягкая. Теплая. И плоть слаба. Её легко сломать. Разодрать кожу, выпуская красную-красную кровь. Думалось об этом отстраненно, как о чем-то не слишком важном, хотя и забавном.