ПЯТЬ НОЧЕЙ
Шрифт:
– О, очухался, – Макар стоял прямо передо мной и растирал своими шершавыми лапами моё лицо.
Обнаружив дар речи, я тут же им воспользовался:
– Ка-ко-го хера?
– Так ты уже полчаса висишь! Мы с Кирой и озеро обошли, и костёр развели, а ты всё памятник изображаешь.
Я протёр глаза, потряс головой и огляделся. Прозрачное, как жидкое небо, озеро уходило за горизонт. Костёр облизывал сырые ветки, недовольно кряхтел, прося бензина или ещё чего-нибудь съедобного.
– И как вы за полчаса всё озеро обошли? – спросил я.
– Бегом, – как ни в чём не бывало, ответил Макар.
Безукоризненная наивность,
– Да ты никак простыл, дружище? – без тени сочувствия произнес Макар. – Смотри, не помри, а то к тёще на дачу придётся везти.
– Не переживай, ухи пока не хочу26.
– Жаль, а то тут место как раз подходящее. Рыбы! Лови – не хочу, – развеселился Макар.
– А где Кира? – опомнился я.
– А хрен его знает. То ли одуванчики, то ли росу пошла собирать.
– Что она из них, варенье собралась варить?
– Какое варенье, Карлсон. Из них такие писаки, как ты, только вино гонят.
Я вытаращился на книгомана, который, кажется, даже застеснялся.
– Ты же знаешь, книжки я не читаю. А эту хрень случайно прочёл – Оксанка притащила. Говорит: интересно, какой в ней гербарий получится.
– Да похер мне твой гробик для цветочков. Где Кира? – уже запаниковал я.
– Найдем мы её, не бзди. Дрыхнет небось где-нибудь.
Я стал пристально всматриваться в окружающий пейзаж. Зеленые луга. Березовые рощи. Высоченные скирды сена по пояс в полупрозрачной дымке. Земля просыпалась, утренняя истома разлилась по отдохнувшему телу, окутав сизой испариной обнажённую плоть. Негромкая ругань птиц, переплетённая с осязаемой тишью и ручейком смеха. Лёгкий ветерок добавил шелеста листьев, шуршания травы… Стоп.
– Макар, ты слышал? Ну, смех?
Контуженный Макар огляделся, прищурился.
– Вон из тех стогов, – с твёрдой уверенностью ответил он, – если б я смеялся, то только оттуда. Ты сходи, проверь, а я пока нужные вещички в этом хламье раскопаю.
И Макар нырнул в недра присевшей «газели».
Если искать иголку в стоге сена, то надо хотя бы знать, в какой копне. Хотелось заорать во всю глотку «Кира!», да уж больно тишина красивая! И я, вслушиваясь в её неровную ткань, побрёл к ближайшему соломенному изваянию. Обошёл – пусто. Направился ко второму, третьему. Ничего. Не копны, а напёрстки какие-то. Хоть бы хлебных крошек накидала, что ли. Пришлось встать в центр какой-то жижи и отчаянно размахивать руками, типа «Помогите, тону». Через некоторое время помощь не подоспела, и я почти шёпотом позвал:
– Кира.
Никто не откликнулся. Позвал ещё раз, уже громче. А потом и совсем обнаглел.
– Эй! – отозвалось откуда-то издалека.
Я повращал головой на 360 градусов – никого.
– Эй! – теперь сверху позвал голос.
Да ну! Воду из ушей надо вылить. Я запрыгал, наклонив голову. На одной ноге, на другой, вода побулькала и сбежала. Выглядел, наверно, как дебил, играющий в классики на школьной перемене. Осталось только руку поднять.
Смех кольнул меня в опорожнённые
уши и смешался с протяжным зовом:– Ё-ж-ик.
Не смешно, подумал, я оглядываясь. Осталось только светлячка на кол насадить и идти искать медвежонка. Хотя чем я не ёжик? Спустил свой гордый флаг, упал в реку и надеюсь незаметно проплыть мимо невзгод и несчастий27. Только вода какая-то стоячая, затхлая, никуда не течёт. И проблемы никуда не ушли, и будущее не зовёт. Жизнь – серая, как будто две полосы смешались. Да, может, пора уже и выбираться…
– Ё-ж-ик! – позвала меня Кира, размахивая кофтой на высоченном стогу.
Я рассмеялся: ты хотя бы из лужи выберись.
Приблизившись к золотистому исполину, я не нашёл ни лестницы, ни кнопки от лифта и, задрав голову, заорал, будто звуку тяжело было карабкаться по вертикальной стене.
– Эй! Кира! Ты что там забыла? Спускайся.
Над соломенным парапетом появилась голова.
– Отсюда рассвет лучше видать. Залазь. С той стороны есть уступы, по ним можно забраться, – весело ответила Кира, указывая рукой мне путь.
Пару раз скатившись с соломенной горки, чертыхаясь, отплёвываясь, под уморительный смех Киры, я всё же забрался на вершину горы и, чуть отдышавшись, плюхнулся рядом с ней. Поворочался с боку на бок, поёрзал, пытаясь устроиться на гигантском ортопедическом матрасе, и в конце концов не выдержал:
– Ну, ты место нашла! Сырость, солома колючая, жуки всякие пристают. А тебе хоть бы хны. Ты и по жизни так шагаешь?
– А я не обращаю внимания. Просто иду дальше. У каждой напасти свой срок жизни, и я их просто переживаю, – с будничной простотой ответила Кира.
Я скептически покачал головой. Постепенно стало уютней. Матрас принял форму тела, под голову лёг Кирин рюкзак, а её голова устроилась на моём плече. Не то что бы она прижалась, нет. Её голова просто нашла подушку. Но это же всё-таки моё плечо. Я разомлел от тёплых мыслей, закрыл глаза, и мне почудилось, что я уже был на этом сеновале, в этот утренний час, и что девушка, устроившаяся рядом, сейчас начнёт щекотать меня соломинкой.
Я заулыбался своему предвидению и, нарушая череду событий, зарылся в стог.
– Ты что делаешь? От мух, что ли, прячешься? – хихикнула Кира, стряхивая солому с моего лица, – ты так всю красоту пропустишь.
– А на что тут смотреть-то? Звёздно-полосатым небо уже вряд ли будет.
– Дурачок, – усмехнулась Кира, – какие звёзды? Уже рассвет. Вон туда смотри.
Она вытянула руку, окунув кончики пальцев в алый ореол восходящего солнца. Словно дождавшись сигнала, всплыло оранжевое яблоко, покатилось вверх по дуге, раскаляя голубизну, и взорвалось нестерпимым светом и силой.
– Ни хрена ж себе! – на мгновение мне показалось, что каждая живая тварь на планете смотрит в ту сторону.
Конечно, это было не так. С противоположной стороны уступов затрещала солома, стог покачнулся, и появился Макар.
– Что я пропустил? – бодро спросил он.
– Рассвет, – с мягким сочувствием ответила Кира.
– Не переживай, дружище, – довольный собой произнес я, – Украина хоть и живет по Московскому времени, рассвет там ещё не наступил.
– Идёт, братцы. Следующий рассвет будем на Дону встречать. Там природа такая! Прямо за душу берёт! Тропинки, сыроежки, роднички. А рассвет так полыхает! – Макар мечтательно зажмурился: – Жизнью наполняешься.