Пять новелл для принцессы книга 7
Шрифт:
– Не начинай. Не превращайся в занудного ребенка. Я нуждаюсь в одиночестве.
Он снова попытался ухватить ее, поймал темноту.
– Эл.
Ни звука. Он хватал пустоту, вдали тихо журчали голоса воинов. Потом он различил шаги.
– Эл?
– Арьес, - назвался певучий голос.
– Вернись к нам, потеряешься. Не нужно досаждать ей. Она устала от нашего пристального внимания.
– Раньше она не жаловалась, - посетовал Мейхил.
Служитель уже стоял рядом.
– Ты любишь ее?
Мейхил вздрогнул, словно его снова ударила
– Зачем тебе мой ответ?
– Хочу, чтобы ты излил душу, если не ей, то мне. Женские существа мне хорошо известны, - ласковым голосом объяснил Арьес.
– Меньше всего я хочу откровенничать с тобой. Ты иноверец, - возразил Мейхил.
– Но во что я верю? Ты сведущ в тонкостях моего культа?
– Совсем не сведущ.
– Я чту владычицу, великую спутницу истинного владыки, - гордо произнес Арьес.
– Именно поэтому ты оказываешь Эл такие почести.
– Одна из причин такова.
– А другие? Или как в стихах с приметами. Примет две, а названо три, - заметил Мейхил.
– Ум под тонким ободком, - раздался смешливый тихий голос Эйлифорима.
– На счет ума соглашусь. Ободок. Что имелось в виду? Вы шумите больше, чем позволяют себе мои воины. Я пришел, чтобы увлечь вас тихой беседой.
Мейхил стушевался. Командир мог слышать их разговор, вопрос Арьеса о любви был неуместен. Наверняка, все заподозрили, что у него чувства к ней. Мейхил решил, что слова не произнесет в этой беседе.
– Ободок - это венец владычицы, - ответил Арьес.
– Жаль, я не помню другой половины, - сожалел Эйлифорим.
– У меня отличная память на тексты, словно заворожил кто-то.
– Ты вспомнишь, когда сойдутся все приметы. Пророчества всегда несут смысл более грандиозный, чем мы в состоянии представить.
– Какое отношение Эл имеет к владычице?
– спросил Мейхил, нарушая данное себе слово.
В темноте Арьес схватил за локоть брата, предостерегая от скорого ответа. Он ответил сам:
– Она немногая из женских созданий, которая наделена подлинными качествами добра и света, какие прилично иметь великим, опять же, в истинном понимании великих.
– Не случайно Мелион хотел огласить ее королевой, он произнес это перед представителями родов после того, как мы ушли. Затея опасная. Гоняются не только за реликвией, но и за ней. А мы безрассудно ее отпустили. Я как мужчина и воин, ощущаю неловкость оттого, что мне пришлось уступить, - сказал Эйлифорим.
– Брат мой, мы не должны испытывать неловкости. Она вернется, мои видения подтверждения тому, - успокоил его брат.
Интерес к Эл обоих братьев окрашивался все большей таинственностью. Теперь Мейхил понимал, что Арьес испытывает религиозные чувства, а Эйлифорим просто выказывает почтение, которое вменил Мелион. Мейхила не покидала мысль, что они знают больше, чем он. Он так и спросил:
– Какая тайна вас троих так прочно объединила?
– Реликвия, - одновременно ответили оба брата.
– Я же посвятил тебя, - добавил командир.
– Она ушла вместе
с ней, - с новой волной тревоги напомнил Мейхил.– Поверь Арьесу. Если он говорит, что она вернется, то она вернется. Вы что-то говорили о любви. Я давно не посвящал бесед этому предмету. Далеко от родной столицы и привычных дел меня тянет на беседы удаленные от повседневности. Я готов даже выслушать твою убедительную проповедь брат. Расскажи нам о владычице. Ты немало прочел сказаний.
– Капитан в тревоге размышляет о девушке, которая, наверняка, в тишине ночи отдыхает от нашей компании. Женщинам мужчины кажутся прямолинейными и подчас грубыми, - начал разговор Арьес.
– Она не такая, - возразил Мейхил.
– Соглашусь, - добавил Эйлифорим.
– Мужское общество не смущает ее, впрочем, и не трогает. Она не пыталась оказывать нам внимания, которым девушки и женщины награждают сильных мужчин, вроде нас. Это очевидно потому, что она сама сравниться с нами силами.
– Вот откуда они у нее такие?
– задался вопросом Мейхил.
– Ответь, брат?
– спросил у Арьеса Эйлифорим.
– Эта сила дарована ей. Я полагаю, самим владыкой. Если бы я не видел некоторых примет, то принял бы ее за слугу нашего общего повелителя и властителя. Но я тех примет не вижу.
– Какие же это приметы?
– спросил Мейхил.
– Особым они от нас ничем не отличаются, кроме норова. Они ведут себя так, словно им дана власть над нами и право решать наши судьбы.
Мейхил вспомнил разговор на плоту и сердце замерло.
– А еще?
– спросил он.
– Они появляются, как предвестники.
Тут Мейхил припомнил речь Мелиона. Неужели!
– Они оглашают волю владыки открыто, представая перед правителями земель и объявляя, что должно случиться.
– Она знала, что королю грозит опасность, но не поторопилась его спасти. Она промедлила, о чем очень сокрушалась, - поведал Мейхил вслед своим мыслям.
– Она знала?
– переспросил Арьес.
– Очень может быть. Скорее всего, она не угадала способ сразу. Увы, она хорошо умеет продумать череду событий, но не может уловить точных их ход, поскольку, к удивлению моему, не обладает даром предвидеть. Она не знает будущего, и предостерегла меня, рассказывать о нем.
– Оставим ее в покое. Владыка ей даровал такое право, сама ли она себе его вменила, пусть останется при ней. Оставим смертным - смертное, а великим - великое. Я желал бы услышать о владычице, - напомнил Эйлифорим.
– Брат, праздные рассказы отягощают ум. Подобное знание может омрачить твою жизнь, как было со мной. Тяжестью легло знание на мое сердце и мне потребовались годы, чтобы смириться, - предупредил Арьес.
– Ты желал беседы о любви. Я склонюсь к таким речам, а великое, как ты сказал, оставим великим.
– Мейхил, рассуди нас, - призвал на помощь Эйлифорим, - какой беседой мы займем часы ночи?
Мейхил подумал. Если говорить о любви, то ему не миновать расспросов, отвечать посторонним он не хотел.