Пять попыток вспомнить правду
Шрифт:
Закрыв книгу, я безмолвно уставилась в пространство.
Проклятие Танаты…
Это словосочетание вспыхнуло в мозгу мириадами искр. Озарение настигло внезапно. Я отчётливо вспомнила, что должна снять с себя проклятие.
Я проклята Танатой… Но почему?
Воспоминания возвращались медленно и крайне неохотно. Я изо всех сил старалась сосредоточиться именно на проклятии и выудить из памяти хоть что-то, но преуспела лишь частично.
Ритуал! Точно! Он должен был помочь мне снять проклятие!
Прикрыла глаза, и перед ними возникла мешанина знаков. Схема ритуала никак не
Когда показалось, что я уже на грани повторного озарения, в комнату ворвался Ирвен. Неимоверно злой, словно его напоили ста зельями ярости.
Он посмотрел на брата, и тот всё понял без слов. Поднялся с кресла, кивнул мне и вышел.
Ирвен опустился на кровать рядом со мной и долго прожигал взглядом обсидиановых глаз, а затем сказал:
— Не знаю, вправе ли я чувствовать себя преданным, но мне больно, что ты даже не попыталась рассказать мне правду. Мне жаль, что ты сочла меня недостойным доверия.
Упрёк повис в воздухе. Ирвен не находит, что несколько странно ставить в вину человеку то, чего тот не помнит?
— Не знаю, о чём идёт речь. Я практически ничего не вспомнила, кроме того, что не хотела выходить за тебя замуж…
— Касательно этого… Боюсь, что твоё согласие больше не требуется, Гвен. Я уже всё решил, — его слова тонкими иглами вошли под кожу, но он даже не попытался сделать вид, что моё мнение хоть что-то значит: — Ты станешь моей женой. Я не отступлюсь и не откажусь от тебя даже после того, что рассказал твой брат.
— Допустим, стану… А потом? Что будет потом, Ирвен?
— А потом мы проведём ритуал слияния наших душ, и я умру, — насмешливо ответил он.
— Почему? — тихо спросила я.
— Потому что ты стоишь того, чтобы умереть, Гвен. И точно стоишь того, чтобы воскреснуть.
— Я не понимаю… — потерянно смотрела я на него, чувствуя, как в душе поднимается протест.
Ирвен ошибается. Он не знает чего-то очень важного, какой-то детали, которая меняет всё. И именно поэтому я против нашего брака и задуманного им ритуала.
— Нет, Ирвен! Что-то неправильно. Нужно разобраться… Ты ошибаешься!
Он достал из внутреннего кармана флакон с переливающимся перламутрово-салатовым зельем и сжал в кулаке.
— Это ты ошибаешься, Гвен.
Ирвен вдруг притянул меня к себе и поцеловал. Сначала нежно и трепетно, а потом — горячо и отчаянно, так, словно от этого поцелуя зависели наши жизни. По телу пробежала жаркая волна, а руки сами оплели его шею. Тонкая струйка силы потянулась от меня к нему, но я не возражала. Напротив, с удовольствием напитала его силой и вдруг осознала, что это далеко не первый наш поцелуй. Губы пылали от требовательных ласк Ирвена, а в мыслях, ощущениях и воспоминаниях творился полный сумбур. Этот мужчина вызывал во мне настолько противоречивые чувства, что я не стала даже пытаться их называть.
— Через три дня, в полнолуние ты станешь моей женой, — отчеканил Ирвен, разорвав поцелуй.
— Нет, Ирвен. Я, кажется, проклята… — прошептала я, отчаянно желая ему довериться.
— Я всегда знал, что ты проклята, и всё рассчитал. А теперь пей снотворное и зелье беспамятства, пока ты не натворила больше глупостей.
— Подожди,
я не хочу! — взволнованно ответила ему. — Пожалуйста, не надо. Лучше просто поговори со мной…— Зачем? Объяснять слишком долго, ты всё равно ни во что не поверишь, а у меня много дел. Пей зелье. Это приказ, Гвен.
Это слово отозвалось во мне мощнейшим диссонансом. Я почувствовала, что обязана подчиниться и почти возненавидела Ирвена за то, что он делал.
«Жених» поднёс к моим губам флакончик, и хрупкое желание доверять распалось ледяными осколками, больно ранив душу. Все воспоминания вдруг исчезли, и осталось только одно ощущение: Ирвен ошибается, и мне нельзя ему доверять и выходить за него замуж.
Никак нельзя!
Часть 4. ПОПЫТКА НОМЕР ОДИН. Первое эбреля 1135-го года
Первый день эбреля. На закате
Кто-то небрежно похлопал меня по щекам. Сморщилась и попыталась отвернуться, но настойчивые, неприятные похлопывания продолжались.
Наконец я выплыла из странного небытия, в котором находилась, и приоткрыла глаза. В голове стоял неприятный шум, а сидящий передо мной мужчина казался смутно знакомым и при этом совершенно чужим.
— Ты меня понимаешь? — спросил он, сощурив бледные, льдистые глаза.
— Да, — прокашлялась я, изумлённо разглядывая беловолосого худощавого собеседника.
— Где я?
— В доме Боллар, — ответил он, и почему-то эти слова не говорили ни о чём.
Или говорили?
Я зажмурилась и потёрла виски, пытаясь прийти в себя. Отчего-то у меня не просто не получилось, а внезапно в голове назойливыми шершнями зазвенели десятки вопросов. Попыталась вспомнить хоть что-то и не смогла. От простого движения накатила слабость, а пальцы слегка подрагивали. В голове звенела пустота.
— Что со мной? — хрипло спросила я. — Почему я ничего не помню?
Беловолосый отвечать не стал. Взял меня за руку, и в тело вдруг хлынул поток силы, словно меня окатило свежей, горной прохладой в невыносимо душный день. Я с неимоверным удивлением наблюдала, как голубой сияющий ручеёк тянется от незнакомца ко мне. Наконец он иссяк, и я уже приоткрыла рот, чтобы спросить, что это было, но меня опередили:
— Оденься, приведи себя в порядок и приходи ко мне в кабинет. Направо по коридору, предпоследняя дверь перед лестницей. Нам нужно поговорить.
Он поднялся с края моей кровати и вышел прежде, чем я успела сообразить хоть что-то.
Воспоминания не вернулись, но самочувствие улучшилось. Я встала с узкой постели и даже голова не закружилась, хотя в теле ещё ощущалась слабость. Судя по всему, я долго болела, а теперь наконец пришла в себя.
В ванной комнате — чистой, но какой-то обшарпанной, с небольшими сколами на краю раковины и помутневшим от времени зеркалом — я как можно быстрее смысла с тела липкий запах болезни.
Из зеркала на меня смотрела бледная, измученная блондинка со странным узором на правом виске. Удивлённо коснулась его, а затем смутно вспомнила, что это такое. Долго рассматривать себя не стала — всё равно отражение казалось каким-то чужим и неправильным.