Пять шагов навстречу

— Ты принимаешь меня в штыки, почему?

— Я не хочу говорить с тобой.

— Это ничего не меняет. Я не уйду, пока ты не объяснишь мне. И ты тоже. Помрём тут от голода и холода.

— Тут не холодно, Картер, — бурчу я.

— Конечно, с тобой лежит самый горячий парень университета. Милости прошу на мой огонёк.

Всхлипываю, но скорей это похоже на смешок, ведь я действительно улыбаюсь.

— Видишь, я уже рассмешил тебя. Ты почти запала на меня. Ещё одна шутка, и тебя за уши не отдерёшь, а в туалет я предпочитаю ходить один. Прими к сведению.

— Ты такой мерзкий, — хмыкаю я, тогда как улыбка не желает покидать лицо.

— Секса не будет, даже не проси.

— Я обойдусь.

— Ну, не знаю, я могу потухнуть, придётся искать дрова, либо греться путём трения.

— Картер, ты хочешь сказать, что я бревно в постели? — фыркаю я, сдерживая глупый смех.

— Сейчас похоже на то. Ты прилипла к стене и не шевелишься. Слава Богу, что я слышу твоё дыхание. Хотя бы повернись, чтобы я понимал, что и как. Не хочу лежать в одной кровати с трупом.

— Я не хочу поворачиваться.

— Конечно, там неумеренное количество соплей на стене, я бы тоже не стал.

— Ты отвратителен, — на этот раз не могу сдержать смех и чувствую теплоту, согревающую сердце.

— Ну, так что?

— Что?

— Повернёшься?

Выдыхаю и решаю сотни развязок в голове. Я точно знаю, что между нами ничего не будет, но это Мэйсон, и он слишком непредсказуемый. Я едва отхожу от шока, что он попросил присесть на кровать, а не упал на неё, тем самым, убив меня своим весом.

Медленно меняю положение с бока на живот и поворачиваю лицо. Глаза Мэйсона наблюдают за мной и лучезарная улыбка с ямочками на щеках, поднимает настроение одним своим видом. Закинув правую руку под голову, вторая покоится на его груди и оставляет между нашими телами несколько дюймов.

— Лучше отвернись, — смеётся он, шлёпаю его по животу, из-за чего он давится и недовольно бурчит, хватая ртом воздух. — Не смотри так на меня. Целовать тоже не буду, ты вся в слезах, соплях и краске от стены. Можешь даже не умолять. Я только что обновил рейтинг антисексуальности в своей голове.

— Поверить не могу, что у тебя вообще есть такой рейтинг.

— У тебя тоже такой есть, просто ты не хочешь признавать.

— Я не ставлю клеймо на людях.

— Когда ты видишь человека, ты сразу судишь его по внешности.

— Не правда.

— Дослушай меня. Даже если ты не хочешь, и отрицаешь в своей голове, у тебя срабатывает извилина, которая отвечает за это. Она есть у каждого, просто потом ты узнаёшь и меняешь мнение о человеке, не опираясь только на его внешний вид.

— Неприятный человек сразу виден. От него исходит определённая аура.

— Аура? — улыбается Мэйсон.

— Не знаю, это как харизма, сразу чувствуется.

— И что ты думаешь обо мне?

— Ты намного наглее, чем кажешься.

— Значит, ты думаешь обо мне, — продолжая улыбаться, он устремляет взгляд в потолок, позволяя рассмотреть его профиль. Пухлые губы приоткрыты, изредка он может прикусить нижнюю, длинные и густые ресницы, о которых только мечтает девушка, кроме того, они с изгибом. Клянусь, многие бы отдали за них душу. Хорошо заметная щетина, видно, что он бреется. В Мэйсоне и есть та незримая глазу харизма. Он легко получает всё, стоит только улыбнуться. В этом его главная проблема: он не знает отказов. С ним априори хочется согласиться, желаешь ли ты этого или нет. Сверхспособность в виде гипноза.

— Нет, это обычный факт.

— Ты тоже наглее, чем кажешься.

— Это не правда.

— Это не я прыгнул к кому-то в машину и требовал поцеловать.

— Это не я завалилась к кому-то в комнату и на кровать.

— Заметь, я спросил, уверена ли ты, а потом разрешение сесть и лечь.

— Ты утрируешь.

— Нет. А вот ты чуть ли не порвала мою футболку от желания. Могла бы просто попросить.

Его блестящие глаза вновь встречаются с моими.

— Что случилось? — спрашивает Мэйсон.

— Это уже пройденный этап, можешь не пытаться.

— Я хочу тебе помочь, тем более ты сама меня ввязала в это.

— Больше этого не повторится. Ты не будешь решать мои проблемы.

— Даже если я сам этого хочу?

— Да.

— Ты же понимаешь, что твои указы не способны остановить меня.

— Куда уж там, — выдыхаю я. — Ты вообще никого не слушаешь.

— Зачем кого-то слушать, если я сам способен принимать решение?

— Когда дело касается чужой жизни, ты должен послушать.

— Даже если мне не безразлично?

На данный вопрос я спешно ищу ответы, пока в горле зреет ком. Ему не безразлично? Он просто спросил, чтобы утешить любопытство или это действительно так?

— Даже если тебе не безразлично, в чём я, конечно, сомневаюсь, — выдыхаю я.

— Ты всегда решаешь за всех, или это я особенный?

— Думаю, только ты. Ты любопытный, Мэйсон.

Парень прикладывает ладонь к сердцу и восторженно верещит:

— Ты снова снизошла от моей фамилии к имени.

— В своей голове я называю тебя по имени, но, когда ты что-то вытворяешь, снова становишься Картером, а ты обычно что-то, да вытворяешь.

— Значит… — тянет он, переворачиваясь на бок. В глазах бегают озорные искры, когда он подпирает висок кулаком и смотрит на меня сверху вниз.

Вопросительно поднимаю брови на его реакцию.

— Ты думаешь обо мне.

— Нет.

— Зачем тогда произносишь моё имя в своей голове?

— Когда ты где-то в радиусе мили, то да, я могу вспомнить о тебе.

— Могу вспомнить о тебе, — передразнивает Мэйсон. — Или не могу забыть?

— Знаешь, я могу сказать тебе тоже, что ты сказал Эмили: не придавай себе такое большое значение.

Веселье моментально испаряется. Тело парня заметно напрягается. Мэйсон поджимает губы, желваки начинают вздуваться, а с лица сходит краска. Таким мрачным я не видела его ни в библиотеке, ни после драки и даже тогда, когда он винил меня за чью-то не правильную парковку. И моё настроение вмиг возвращается к тому, от чего я совсем недавно ушла, потому что он поднимается с кровати. На шею как будто бросили лассо, которое стянуло его до непередаваемой боли и невозможности поступления кислорода.