Пять шагов навстречу

Занимаю заднее кресло, следом за мной это делает Мэйсон, но прыгнув за руль. Встречаюсь с ним взглядом в зеркале заднего вида, и едва не сдаюсь. Не понимаю, что меня притягивает к нему, и почему его компанию я предпочитаю больше той, что даёт та же Эмили. Наверно, причина кроется в том, что он не торопится рассказывать о каждой мелочи своей жизни, но одновременно с этим, я хочу их знать. Отличная женская логика. Мэйсон вовсе не тот парень, которому можно верить. Да, возможно, он говорит правду, когда утверждает то, что не рассказывает сказки, но я всё равно не доверяю ему. Такие, как он, не внушают доверия. Такие, как он, всем видом дают понять, что лучше бежать без оглядки. Я бы с удовольствием бежала, если бы не невидимые оковы, в которые заключены мои ноги.

— Знаешь, почему ты села назад?

— Удиви меня, — выдыхаю я, провожая взглядом кампус.

— Потому что боишься принять правду.

— И какую правду?

— Ту, где ты что-то чувствуешь ко мне.

— Господи, ты абсолютно невыносим, Картер.

— Мама так говорит.

— Я второй раз хочу согласиться с ней.

— Ещё она говорит так про отца. Ты точь-в-точь повторяешь её слова, — усмехается он, оставляя на мне секундный взгляд, на который я не отвечаю, но чувствую.

— Ей нужно поставить памятник.

— Я знаю, — смеётся Мэйсон, и я тлею под приятным звуком его голоса.

Ненароком смотрю в его сторону и задерживаю взгляд на темно-карих глазах, что устремлены на дорогу. Мне не нравится, совсем не нравится то, что я смотрю на него, что хочу смотреть. Из-за этого ёрзаю по кожаной обивке и стараюсь успокоить подступающую нервозность на фоне испытываемых чувств. Ежесекундно проговариваю и вбиваю мантру: «Не надо. Не делай этого». Но разве сердцу прикажешь?

И я злюсь. Злюсь на себя за то, что он прав, за то, что чувствую к нему что-то. Так не должно быть. Так не может быть. Ненавижу его за то, что он не может быть таким же, как тот урод из кафе. Желаю, чтобы он испортил мнение о себе, даже если придётся выкинуть меня на обочине, я буду так рада возненавидеть его. Я хочу найти причину и повод, чтобы ненавидеть его больше, чем симпатизировать. Он помогает мне второй раз, и это вяжет на моих руках петлю, как и на шее. Почему он делает это? Почему помогает, если редко предлагает свою помощь кому-то? Почему он появляется в моей жизни? Почему пришёл снова? Сотни «почему» в моей голове.

— У тебя есть время передумать, — нарушая тишину, говорит Мэйсон.

— Что?

— Тебе не придётся тратить деньги на мотель, если ты останешься у меня.

— Только через мой труп.

— Я не трону тебя, обещаю.

— Ты серьёзно думаешь, что слово «обещаю» может поменять чьё-то решение?

— Когда ты даёшь обещание, ты ставишь под прицел самого себя, можешь подорвать репутацию и доверие в целом. Ставишь под сомнение цену собственным словам.

— Слова — это всего лишь набор букв. Они не дают никаких гарантий. Я могу сказать всё, что захочу, но это не будет означать то, что я непременно сделаю это.

— То есть, ты врала?

— Я сейчас тебя удивлю, но каждый человек врёт, — словно совершенно неземную новость, заявляю я.

— Особенно о чувствах.

— Я не чувствую к тебе ничего, — отрицаю, цедя то, что злит и выводит больше всего.

— Я ничего не говорил о себе, но ты сразу подумала обо мне, — парирует Мэйсон, останавливая машину на парковке мотеля, неоновая вывеска которого отражается в лужах.

Вылетаю из салона и распахиваю багажник, спешно выдёргивая оттуда чемоданы. С грохотом ставлю их на асфальт, от чего они покачиваются и едва не валятся на бок. Гнев настолько будоражит кровь, а ноги отбивают ритмы по асфальту, что становится больно толи от собственной лжи, толи от того, как яро я вышагиваю вперёд. Мэйсон остаётся за спиной, я чувствую его прожигающий взгляд на спине, но не поворачиваюсь.

— Давай, вали, Трикси. Докажи мою правоту! — добавляет он в спину.

Резко торможу и отпускаю чемоданы, разворачиваясь к нему лицом.

— Я ненавижу тебя! Терпеть не могу, Картер! — салютую средние пальцы. Кажется, даже волосы встали дыбом от переизбытка чувств. — Если бы я могла, показала бы их пальцами на ногах!

— Бесишься, потому что влюблена в меня, — усмехается он.

— Ты мне отвратителен!

Подхватываю чемоданы и, распахнув двери, которые ударяются о стену, залетаю в холл.

Седовласый мужчина за стойкой администратора, смотрит на меня, как на умалишенную и, бьюсь об заклад, уже набирает номер психологической лечебницы. Кстати, она мне очень не помешает. Я буду только рада выбить из головы парня, который остался на парковке.

— Мне нужен номер на пару суток, — заявляю я, пропуская приветствие, которое обычно говорю сразу.

Протягиваю документы и стучу пяткой, бегая глазами по обстановке. Всё деревянное, и этот приятный аромат заполняет лёгкие. Мебель как будто только что сошла с лесопильни. Парковочное место, на котором остановился Мэйсон — не видно, и это раздражает ещё больше. Я хочу знать, что он уехал, забрав свою довольную ухмылку к чертям собачим. Тело буквально сотрясается. Неприятности в кампусе легко отступили, позволив Мэйсону занять лидерство в моей голове. Слёзы отчаянья больше не душат. Душат другие: из-за его правоты.

Получаю ключи и сломя голову, несусь по лестнице на второй этаж. Не знаю, как, но мне удалось расслышать голос мужчины среди всего сумасброда в голове. Чип открывает дверь, и я практически забрасываю внутрь чемоданы, следом хлопает деревяшка за спиной.

— Ты не влюблена в него, — проговаривая эти слова, вкладываю в них уверенность и веру, которые способны убедить.

Шаги туда-обратно, пинок ножки кровати, тяжёлое пыхтение и круговорот одной фразы вслух, чтобы внушить этот факт самой себе. Я хочу помнить эти слова, даже если разбудят ночью. Это должно звучать, как клятва солдата, который заступаете на службу в армию. Я не верю в любовь с первого взгляда, и даже во влюблённость. Невозможно влюбиться во внешность. Обычно она обманчива, за симпатичной мордашкой может скрываться жестокий убийца, за бездомным — добряк, который отдаст последний кусок хлеба. Для чувств нужно хотя бы знать человека, а не видеть со стороны. И я уже достаточно знаю Мэйсона, черт побери. Я отказываюсь верить в то, что за внешностью и повадками хулигана, который идёт по головам и топчет сердца — скрывается что-то нежное и мягкое. Но он уже проявил мягкость, когда отдал мне свои конспекты абсолютно безвозмездно, заметил ошибку в докладе, и ничего не сказал из-за того, что в библиотеке пресекли моё враньё. Наверно, последнее можно убрать, ведь это было ради его спасения, но ложь всё равно раскрылась, а он наверняка получил за это. В любом случае, он не требовал ничего взамен, и даже не отомстил за то, что я забрала его одежду.

Стук в дверь, и я вновь распахиваю её, из-за чего сквозняк даёт пощечину.

— Докажи, что я не прав.

В следующую секунду губы Мэйсона впиваются в мои, из-за чего ноги подкашиваются, и я хватаюсь за его плечи, в надежде удержать равновесие. В сознании щёлкает рубильник, отключая здравый рассудок и включая чувства, благодаря чему, отвечаю на поцелуй. Но Мэйсон тут же отступает, разрывая физически контакт.

Тёмные глаза смотрят на меня и, прикусив нижнюю губу, он облизывает её языком, раздавливая мои внутренности лишь одной рукой. Я буквально вижу, как подобно песку, между его пальцев рассыпаются осколки моего будущего разбитого сердца.

— Жить с отрицанием, а? — улыбается он, после чего, откланяется в сторону и скрывается за поворотом. Слышу каждый стук его ног о лестницу, и кусаю внутреннюю сторону щеки.

Что. Я. Сделала.

Глава 16

Мэйсон

Она даже не повернулась в мою сторону. Это так забавно наблюдать. Что делает человек, который безразлично относится к другому? Ничего. Он может смотреть в глаза, может разговаривать, может находиться с ним на одном квадрате по одной простой причине — ему плевать. Но Трикси упрямо уставилась на доску и на профессора. Я бы поверил её словам, если бы она без доли сомнения посмотрела на меня, не страшась встречи глазами. Но нет. Час. Ровно час я смотрю на неё, а она смотрит на доску или в тетрадь. Итак, это второй день игнора.