Пятьдесят на пятьдесят
Шрифт:
Присяжные молча ждали. Эдди бросил листы на стол защиты, рассыпав их в разные стороны.
– Мне не нужно зачитывать свою речь. Мне даже не нужно говорить с вами о доказательствах по этому делу. Все вы внимательно слушали и свидетелей, и защитников. Я знаю это. Так что не буду зря отнимать у вас время. Поступите правильно. Оправдайте Софию Авеллино.
И с этими словами он сел на свое место.
Если б у него был микрофон, он бы его уронил.
– Мисс Брукс, – произнес судья Стоун. – У вас есть что сказать присяжным?
Кейт сглотнула, посмотрела на написанную ею речь, перевернула страницы и положила их на стол лицевой стороной вниз. Потом
– Моя клиентка… – начала она и тут вдруг умолкла.
«Моя клиентка убила своего отца, своего друга Хэла Коэна, фармацевта, кассиршу, возможно, Майка Модина, возможно, своих мать и мачеху, а также бог знает скольких еще людей».
Как можно представлять в суде человека, который, как ты знаешь, виновен в том, в чем его обвиняют? Как можно стоять и говорить присяжным, что он невиновен? Почему это должно было произойти на ее самом первом судебном процессе? Эти вопросы вертелись у нее в голове, словно шарики для лото в прозрачном барабане.
– Господа присяжные, я написала свою заключительную речь еще до начала судебного процесса. Как меня в свое время и учили. Готовиться к защите клиента необходимо задолго до начала судебного процесса, и именно так я и поступила. Я знала, на какие моменты следует обратить особое внимание, и знала, какие проблемы возникнут в этом деле. Я написала свою речь, имея в виду все эти моменты. И хотела бы напомнить вам об этих моментах. Ненадежность улик криминалистической экспертизы, пробелы в версии обвинения, мотивы убийства другой подсудимой…
Кейт выдержала еще одну паузу. В зале воцарилась тишина. Двое присяжных сели чуть прямее – они слушали. И пока не понимали, к чему все идет.
Кейт тоже.
– Но я не собираюсь этого делать. Я думаю, вы и сами знаете, что сложилось у вас в головах. Я уверена, что вы уже как следует разобрались с доказательствами. Единственное, о чем я вас попросила бы, – это быть справедливыми и беспристрастными и вынести тот вердикт, которого заслуживает моя клиентка.
Кейт не сказала присяжным, какого вердикта заслуживает ее клиентка. Она произнесла свою речь, ни разу не солгав своим первым присяжным.
Она держалась прямо и верно и вернулась к столу защиты с высоко поднятой головой и чистой совестью.
До вынесения вердикта.
Глава 49
Есть в английском языке два слова, способные более всех прочих вселить ужас в сердце судебного адвоката. И сейчас эти два слова, поступившие в виде текстового сообщения пару секунд назад, смотрели на меня с экрана моего мобильника.
«ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ».
Присяжные отсутствовали в зале ровно сорок восемь минут.
За сорок восемь минут можно много чего успеть.
Но вот чего никак нельзя успеть за сорок восемь минут, так это вынести справедливый и взвешенный вердикт по самому сложному судебному делу об убийстве в истории города Нью-Йорка. Это просто нереально. Наверное, у присяжных возник какой-то вопрос, подумал я. Это не вердикт.
Такого просто не может быть.
Но это был он. Где-то в глубине души я это знал. Я выбросил свой кофе в урну и повернул обратно к зданию суда.
Прошел под развевающимися, порванными, выцветшими звездами и полосами, которые свисали с флагштока перед зданием суда. Сидящий на нем ворон протестовал против моего появления.
Погибло уже так много людей… И не исключено, что погибнет еще больше, прежде чем все это закончится.
Когда я был ребенком и рос в маленьком холодном доме в Бруклине, моя мама говорила мне, что никаких страшил и подкроватных монстров не существует. Истории, которые я читал в детстве о чудищах и ведьмах, уводящих детей от родителей в лес, она называла просто сказками. Никаких монстров не бывает, говорила она.Она ошибалась.
Лифты в здании уголовного суда – старые и жутко медленные. Когда один из них наконец доставил меня на мой этаж, я вышел из кабины, проследовал со всей остальной толпой по коридору в судебный зал и занял свое место за столом защиты рядом со своей клиенткой.
Когда присяжные вошли в зал, воцарилась гнетущая тишина.
Документы они уже передали секретарю. Все бумаги были оформлены в совещательной комнате. Моя клиентка попыталась что-то сказать, но я ее не расслышал. Просто не смог. Слишком уж кровь шумела в ушах.
Я всегда мог неплохо рассудить, к какому решению склонятся присяжные. Был способен заранее предсказать его. И всякий, блин, раз оказывался прав.
Это был первый вердикт, который я не взялся бы предсказать. Хотя в любом случае не оказался бы слишком далеко от истины. На мой взгляд, вероятности того или иного исхода были примерно равными, так что с равным успехом можно было бы просто подбросить монетку. Фифти-фифти. Пятьдесят на пятьдесят. Я знал, чего хочу. Теперь я знал, кто убийца. Я просто не знал, увидели ли это присяжные. Я был шорами на глазах у присяжных.
Секретарь встал и обратился к старшине присяжных. Высокому мужчине в клетчатой рубашке, с грубыми руками.
– Итак, оба вердикта вынесены? – спросил он. – И вынесены единогласно?
– Да, – последовал ответ. – Единогласно.
– По делу «Народ против Софии Авеллино», – продолжал секретарь, – вы сочли подсудимую виновной или невиновной?
Старшина смотрел прямо перед собой. Нехороший знак. Обычно, если присяжные собираются вынести оправдательный приговор, они смотрят на подсудимого – ждут, когда на того, ни в чем не повинного, обрушится цунами облегчения. Это то, что делает правосудие великим. Эта мощь.
Я опустил голову. Я не мог туда смотреть. Гарри схватил меня за плечо, и я почувствовал, как напряглись его пальцы.
Не было слышно ни единого звука. Даже дыхания. Зал суда больше напоминал могильный склеп. И у меня возникло смутное опасение, что сейчас София будет похоронена в нем.
Старшина присяжных прочистил горло, а когда заговорил, голос у него звучал так, словно он кричал откуда-то с крыши высоко у меня над головой:
– Невиновной.
На уши навалился все усиливающийся шум. София схватила меня за руку и вскрикнула. Прозвучало это одновременно по-человечески и по-звериному – стон боли и облегчения, как будто из плоти вытащили острую колючку.
– По делу «Народ против Александры Авеллино»: вы сочли подсудимую виновной или невиновной?
На сей раз никакой паузы. Никаких колебаний.
– Виновной.
Теперь уже шум стал просто оглушительным. Горловой звук, вырвавшийся из горла Александры, был полной противоположностью тому, что издала София. Никакого облегчения – только боль и гнев. Руки у нее взлетели вверх, и Кейт попыталась успокоить ее.
Угомонить собравшихся в зале было нереально никакими силами. Ряды для публики взорвались возбужденным гомоном, и все, что мог сделать судья Стоун, – это сказать Кейт, что приговор ее подзащитной будет оглашен позднее, прежде чем он распустит присяжных, отзовет залог Александры и закроет слушания.