Пятьдесят на пятьдесят
Шрифт:
– Благодарю вас. Вас не затруднит прочесть вслух последнюю запись в этом дневнике? От второго октября, насколько я помню. За два дня до убийства.
Кейт перевела взгляд на трибуну жюри. Она уже прочла эту запись. И теперь хотела посмотреть, как отреагируют на нее присяжные.
– «Второе октября две тысячи восемнадцатого года, – начала Саграда. – Я знаю, что происходит. Это она отравляла мою еду. Я видел ее сегодня вечером. Она подлила что-то в суп из белого флакончика. А потом спрятала его в сумочку. Она думала, что я ничего не вижу. Бьюсь об заклад, она добавляла это и в мои смузи. Я изменю свое завещание, а потом вызову полицию. Я не сошел с ума. И не болен. Это все она. Я спросил у нее, что она добавила в мой суп. Она ответила, что мне вечно что-то чудится.
Саграда подняла глаза от блокнота – ей не требовалось заглядывать в текст, чтобы дочитать последнюю фразу до конца. Она знала ее наизусть.
– «Это была София».
По залу разнесся дикий вопль. Кейт обернулась и увидела, что София вскочила на ноги, а Эдди пытается усадить ее обратно. Лицо у нее было красным, волосы прилипли ко лбу, когда она попеременно тыкала пальцем то в свидетельницу, то в Александру.
– Нет, это все ложь! Это Александра! Это она убийца! Я невиновна!
Александра безучастно сидела рядом с Кейт, не обращая внимания на сестру. Впервые за весь этот судебный процесс Кейт увидела, что ее клиентка сидит в расслабленном, почти спокойном состоянии. И сразу же поняла, что этот дневник и есть то, что предсказывал Эдди, – тот самый пропуск на выход из тюрьмы, неожиданно приваливший Александре. Улика, подставляющая ни в чем не повинную женщину. Кейт не хотела иметь к этому ни малейшего отношения. Но нельзя было напрямую объявить об этом своей клиентке в суде. Надо было довериться Эдди, чтобы тот предпринял какие-то действия, и лучшее, что Кейт могла сделать, – это не вставать у него на пути. Ее первое дело в качестве ведущего адвоката… Ее самый первый судебный процесс по делу об убийстве, и все, о чем она могла сейчас думать, – это о том, как бы его проиграть.
Глава 46
– Мы знаем, что этот дневник – подделка. Нам нужно просто это доказать, – сказал я.
Лицо у Софии пошло красными пятнами, веки и кожа вокруг них опухли. Она и так не переставая дрожала весь день. Пришлось подсуетиться на предмет чего-нибудь успокоительного, чтобы привести ее в чувство.
Валиум малость угомонил ее. По крайней мере, снял большую часть напряжения. Теперь она могла говорить. Ей стало легче дышать. Паника перестала душить ее.
Мы с ней зашли в ее квартиру и остановились у двери, пока Гарри закрывал жалюзи и проверял двери, чтобы убедиться, что ничего ей тут не грозит.
– Эдди, скажите мне прямо: меня посадят в тюрьму? – спросила София.
– Нет, – ответил я. В тот момент это показалось ложью. – Все с вами будет в порядке. Поставьте какой-нибудь из тех старых черно-белых фильмов, которые вы так любите. Закажите что-нибудь поесть. Нам с Гарри сейчас нужно поработать. Нам надо сосредоточиться, а мы не сможем этого сделать, если будем переживать за вас.
София бросилась вперед, отпустив дверь. Обхватила меня руками, и ее голова легла мне на грудь. Меня это удивило, и поначалу я даже не знал, что делать. А потом тоже обнял ее, похлопал по спине и сказал, что все будет хорошо.
Она отпустила меня, поблагодарила, и Гарри вышел из квартиры в коридор.
– Не волнуйтесь, милая, этот парень – лучший судебный адвокат, которого я когда-либо видел. Он, конечно, не так хорош, как я, далеко не идеален, но чертовски хорош, – сказал он.
– Как я могу быть на втором месте после тебя, если я лучший судебный адвокат, которого ты когда-либо видел? – логично заметил я.
– Ну, самого себя-то я никогда не видел. Как ты это себе представляешь?
На секунду – на долю секунды – на лице у Софии появилась едва заметная улыбка, пока мы с Гарри добродушно пререкались между собой.
– Спасибо, – сказала она и закрыла дверь.
Я последовал за Гарри к лифту. Мы вошли в кабину, и прежде чем двери закрылись, я спросил:
– Ты точно все взял?
– Я взял кухонный нож и упаковку бритв из ванной.
Он распахнул куртку. Кухонный нож Софии был спрятан у него во внутреннем кармане.
–
Мы сделали что могли. Все с ней будет в порядке. Нам просто нужно придумать, как победить, – сказал Гарри.Ресторана «Гастроном» на Второй авеню больше нет. Нет с 2006 года, когда арендодатель и владельцы так и не смогли прийти к соглашению. Заведение переехало на пересечение Восточной тридцать третьей улицы и Третьей авеню, и весь Нью-Йорк переехал вместе с ним. Эйб Лебевол, иммигрировавший в Нью-Йорк из Польши, прошел путь от помощника официанта, собирающего со столиков пустую посуду, до буфетчика на Восточной десятой улице и наконец открыл в 1954 году свое собственное заведение. Эйб любил еду, людей и Нью-Йорк. Эйба любили все. Он был убит на улице в 1996 году, по дороге в банк с наличными, вырученными от продажи ресторана. Нью-Йорк оплакал его, и бизнес перешел его родне.
Впервые я пришел сюда с мамой и папой, когда был еще совсем ребенком. Когда Эйб поставил передо мной сэндвич с пастрами, который был больше моей головы, и нашел время поговорить с моими предками и познакомиться с нами поближе, я понял, что обязательно вернусь сюда.
Я поднялся на второй этаж. Гарри заранее заказал столик в дальнем углу. Когда я пришел, Кейт, Блок и Гарри уже сидели там. В углу кабинки оставался свободный стул для нашей пятой гостьи. Она еще не появилась. Я сел рядом с Гарри, напротив Кейт и Блок.
– Сожалею, Кейт, – сказал я. – Мы этого ожидали, и для меня это тоже было большим потрясением, но мы уже говорили об этом. Александра пытается подставить Софию. Этот дневник – настоящий динамит для присяжных.
Она ковырялась в тарелке с жареной картошкой, опустив голову. Блок пила кофе, а Гарри – пиво. Казалось, будто сам воздух налился тяжестью. Тяжестью, которая давила на всех нас.
– Я просто не думала, что это окажется Александра, – сказала Кейт. – Но так и должно быть. Она единственная, кому это выгодно. Я наблюдала за присяжными – они буквально ели глазами эту Сильвию Саграду. Верили каждому ее слову. И вы б видели, как они смотрели на Софию… С какой ненавистью… Блин, мне тоже очень жаль. Ваша клиентка невиновна. Я не могу участвовать в этой подставе… Я просто…
Опершись локтями о стол, Кейт помассировала пальцами виски. Она сейчас проходила через ад. Она отказалась от карьеры в фирме, чтобы защищать женщину, которую считала невиновной. И вот теперь все изменилось. Ее первое дело обернулось кошмаром. Защитой убийцы. И не важно, чего это ей стоило, – я знал, что Кейт никогда не позволила бы убийце разгуливать на свободе. Она сейчас находилась здесь, а значит, была готова помочь, если сможет. Кейт еще не была распята тем отупляющим этическим кодексом, который позволяет адвокатам оставаться в здравом уме и самим не попасть в тюрьму: ты не ломаешь голову, виновен или невиновен твой клиент, ты не спрашиваешь у него, виновен он или невиновен, – ты просто делаешь свою работу, а решение остается за присяжными. Адвокатов постоянно спрашивают: как вы можете представлять интересы человека, который явно совершил то, в чем его обвиняют? Наша работа предписывает нам никогда не задавать вопросов о виновности, никогда не ставить себя в положение, когда приходится ставить под сомнение виновность или невиновность клиента – мы просто излагаем его доводы и отстаиваем их. Такова наша работа.
Чушь собачья… Это ложь, которую мы говорим себе, чтобы спокойно спать по ночам. Кейт еще не научилась обуздывать свою совесть. Единственное, что ее спасало, – это неопытность. Она еще не бывала по ту сторону этой двери. Двери, за которой ты отключаешь все свои чувства и просто выполняешь свою работу, несмотря ни на что, – даже если твой клиент виновен. Я раз прошел в эту дверь и потратил остаток своей жизни, пытаясь загладить вину за это.
– Я думаю, вы оба правы, – сказал Гарри. – Это убийство тщательно спланировано, чтобы оно выглядело как что-то другое, и слишком много людей, которые могли бы рассказать правду о том, что произошло на самом деле, мертвы или пропали без вести. Это не совпадение. Ничто из этого. Этот дневник написала Александра. Это она убила всех этих людей.