Раб и солдат

— «Еще что»?! — Розен рассмеялся коротким смехом. — Душа моя, вели заложить им «еще что»!

Баронесса улыбнулась.

— Спасибо!

— Что вы. Это такой пустяк. А теперь вам нужно поспешить. И прежде — переодеться. Тамара чуть ли не каждый день с вашего мундира пылинки сдувала.

— Бахадур, голубчик! — обратилась баронесса к любимчику. — Тебе бы следовало тоже переодеться. Что-нибудь попроще. Думаю, образ персидского шаха будет как раз к такому празднику.

Мы с Тамарой не стали вдаваться, с чего это образ персидского шаха как раз к православному Рождеству. Поспешил в её опочивальню.

И, вроде, цель у нас была более чем бытовая — переодеться. Но как только вошли в комнату, оба поняли, что даже если бы в эти минуты мир вокруг рушился, нас бы это не остановило. Толком не успели даже раздеться. Набросились друг на друга. Изо всех сил сдерживали вырывающиеся крики. Все произошло почти моментально. Без сил легли на пол, тяжело дышали. Тома рассмеялась грудным смехом.

— Так тоже хорошо! Быстро, но хорошо! Изголодался?

— Как и ты.

— Нет, любимый. Ты не изголодался так, как я. Так что, готовься!

— Думаешь, пощады запрошу?

— Я уж постараюсь! Всё. Подъём!

Тамара вскочила. Со смехом оглядела нас обоих и нашу раздрызганную одежду. Быстро все с себя скинула. Тем самым оставила лежать меня на полу. Я не мог подняться. Любовался её изящной фигурой. А Тамара бегала между тем по комнате. Вышла ко мне, держа мой мундир.

— Вставай! — приказала.

— Может, еще раз?

— Нет!

— Ну, дай, хоть ножку поцелую! — заканючил я.

Тамара задумалась на мгновение.

— Ладно!

Подошла. Я привстал. Обнял её. Полез с поцелуями. Выше и выше по её тонкой и стройной ножке. Тома задышала часто.

— Всё, всё, всё! — Тамара вырвала ножку. — Уф! Держи.

Я перехватил мундир. Тамара исчезла за ширмой.

«Это мы еще посмотрим, кто первым пощады попросит!» — улыбался я, переодеваясь.

— Поедем в Москву, значит? — спросила Тамара.

— Да. Потом в Петербург. Пора показать миру такой бриллиант, как ты. Разве нет?

— Пора. Пора. — усмехнулась Тома.

— А как с твоим французским?

Спросил ради галочки. Судя по тому, как Тамара уже почти без ошибок и вовсю шпарила на русском, с французским она также, видимо, справлялась.

Тома, под возбуждающий шорох надеваемого белья, ответила мне длинной фразой на языке галлов. Из неё я понял только первые три слова: жё, мон амур…

— Ээээ. Что я твой любимый?

— Неуч ты, мой любимый! — ­ рассмеялась Тамара. — Я сказала, мой любимый, что, как и обещала тебе, почти выучила его за полгода. Хотя еще есть трудности. Но я справлюсь.

— Кто бы сомневался! — вздохнул я.

— Готов? — спросила Тамара из-за ширмы.

— Я-то давно!

— Я не об этом спрашиваю, — жена усмехнулась.

— Аааа! Готов ли я тебя увидеть в новом наряде?

— Умный муж.

Тамара вышла из-за ширмы. Я опять задохнулся. Платье было мне незнакомо. Но Тамара в нем выглядела так, что не возникало сомнений: в любой столице мира она бы затмила всех своей красотой. Я был настолько ослеплён, что даже не заметил бутылочки в её руках. Тамара подошла ко мне. Спародировала мою отвисшую челюсть.

— Бриллиант? ­– спросила.

— Самый большой и чистый в мире!

— Кстати, о бриллиантах…

Тамара достала перстень, награду Николая.

— Давай руку, — приказала.

Я подчинился. Надела перстень. Осмотрела меня.

— Теперь хорошо!

Потом протянула бутылочку.

— Пей! Ты вернулся!

Глава 2

Вася. Аул Дзжи за несколько дней до Нового 1838 года.

Горец был счастлив. Пошел в лес за волчьей шкурой, чтобы сделать новый чехол для ружья, а в итоге, разжился новым рабом! Коли не помрет (вроде, не крепко его приложил?), будет чем внести свою долю для выплаты штрафов.

Ох, уж, эти штрафы! Аул и весь клан Дзжи до последнего времени процветал под крылом разбойника Донекея. Воины в очередь вставали, чтобы влиться в ряды его шайки. Предводителя волновала лишь слава. И вся его добыча доставалась за бесценок многочисленной родне. И вот пришел конец изобилию. Настал час расплаты. Какие-то лихие ребята некоего Зелим-бея перебили основную часть банды. И доставили на правеж к судье уцелевших. И судья — чтоб ему в раю достались старые бабки, вместо сладких юных гурий — назначил за каждого пойманного на разбое немалый штраф в традиционном варианте. Быками. А откуда в горах взяться коровам? Разве что украсть на равнине или на альпийских лугах. Но зимой сделать подобное нереально. Весь скот по аулам развели. Теперь жителям селения Дзжи приходится вертеться, собирая кто что может. Срок им положен немалый, но часики тикают. Время идет неумолимо.

«Интересно, сколько за него дадут? — думал горец, поглядывая на пленника. — Здоровый лоб. Продам-ка я его кузнецу в нижний аул. Ему такой помощник пригодится. У кузнеца денежки водятся. Он на кинжалах из булата кучу серебра выручает каждый год».

Горец весело запел песню, подбадривая себя. Волокуши, на которых он пристроил будущего раба, тащить под гору было не так уж и сложно. Тем более, что своя ноша не тянет!

Его песня — странный набор гортанных звуков — привела в сознание связанного Васю. Когда он открыл глаза, сперва ничего не понял. Куда-то Милова волочили на нескольких соединенных между собой жердях. Серое небо над головой постоянно перекрывали ветки огромных деревьев. Вася и не знал, что такие на Кавказе произрастают. Но красоты зимнего горного леса его совершенно не волновали. Дикие ритмы мелодий кавказской эстрады в исполнении похитителя откровенно напрягали. Беспомощность — бесила не на шутку. Как и невозможность взглянуть в глаза гаду, превратившему Васю в бесполезный овощ.

— Эй, ты! Зачем меня ударил?! — попытался Вася привлечь внимание своего возчика и пленителя. — Зачем связал? Тебе под Новый год проблемы нужны?!

Горец радостно замурлыкал под нос: теперь отпали последние сомнения в том, что он не того человека захватил. Урус! Горец русского языка не знал, но говор слыхал. Осталось уточнить последний деликатный момент.

— У тебя кунак в горах есть? — осторожно спросил он, не поворачивая головы.

Вася ничего не понял, но слово кунак показалось знакомым.

— Искандер — мой кунак и товарищ боевой. Он тебе за твои художества глаз на жопу натянет!

«Нет у него кунака! — снова обрадовался горец. — Он точно не сбежавший раб. Таких лоснящихся от сытости рабов не бывает. Одежда, правда, дрянь и сапоги где-то посеял. Наверное, дезертир. Значит, моя законная добыча!»

Вася закончил со своими угрозами, потому что они добрались до аула. Увиденное его потрясло. Полное отсутствие цивилизации: нет ни электрических проводов, ни спутниковых тарелок на крыше. Жуткая бедность. Какие-то убогие лачуги под соломенными или камышовыми крышами и толпа народу, снующего по своим делам и наряженного, как реконструкторы. Ни одной яркой куртки или телогрейки, на худой конец. И на ногах не пойми что! Зимой!