Раб и солдат

Весь цирк с нападением на меня я придумал как дополнительную страховку. Если Сефер-бею удалось бы вырваться или сбежать во время транспортировки его тушки на русский бриг в Эгейском море, у меня появилась бы возможность преспокойно удрать из Турции. Осторожность и запасной план. Все, как учил Фонтон!

Бахадур спрыгнул с коня и, страшно раззявив рот, приставил к груди Сефер-бея длинный ятаган с примитивной Т-образной ручкой. Все произошло так стремительно — и, в некотором роде, сокрушительно, — что анапский князь и не думал сопротивляться. Лежал на земле, собираясь с духом и переводил взгляд со зверского лица алжирца на звезду с луной, вышитые на груди его мундира. Он никак не мог понять, что означает вся эта сцена.

— Вы разбойники? Арнауты? — решил он уточнить. — Забирайте золото и отпустите нас!

Дмитрий, убедившись, что второй жандарм не подает признаков жизни, подбежал к нашей группе с веревкой и мешком.

— Руки! — приказал он.

Сефер-бей послушно вытянул руки перед собой, не делая попыток подняться с земли. Ятаган Бахадура по-прежнему упирался ему в грудь. Дмитрий быстро связал черкеса.

— Сесть! — снова отдал команду.

Князь, неловко помогая себе связанными руками, сел. Цикалиоти накинул на него мешок и крепко привязал, обернув пару колец веревки вокруг тела пленника. Незаметно толкнул меня ногой и громко сказал.

— Этот готов!

Бахадур промычал в своей манере нечто маловразумительное и пошел добивать второго жандарма. Я встал и отряхнулся. Показал Дмитрию знаком, что нужно догнать и привести обратно ускакавшую лошадь. Сам пошел помогать Бахадуру взгромоздить тело убитого заптие на его коня. Справившись, пошли, чтобы проделать ту же процедуру с нашим пленником.

Когда всех мертвецов и Сефер-бея распределили по их лошадкам, не мешкая выдвинулись к реке. У старинного моста, упиравшегося в квадратную башню Правосудия, нас ждали клефты-хайдуты. Вокруг было безлюдно. Развалины дворца Эски-сарай, ограбленного напоследок русскими по праву победителей, привлекали лишь змей и скорпионов[4].

Усатые, с длинными, как у рокеров, волосами под красными фесками, в жилетках, белых рубахах и в плиссированных юбках до колена, живописные греческие пираты поражали воинственным видом. За кушаки набили пистолеты и разной длины ятаганы и кинжалы. Они приветствовали нас радостными криками. Отволокли тела и Сефер-бея на свою лодку и выдали нам большой тюк с одеждой. Помахали нам рукой напоследок и отчалили. Им предстоял непростой и долгий путь по реке. Мимо турецких гарнизонов и жандармских патрулей. Турецкая лень им в помощь!

Турклёк! Это емкое слово можно перевести, как туречество, но чаще его употребляют в значении грубость, невежество, халатность. В османах удивительным образом соединялись безалаберность и разгильдяйство, которыми была поражена даже армия, с трудолюбием и воинственностью, граничившей с жесткостью; взяточничество с бескорыстием; гостеприимство с варварством. Одним словом, азиатчина! Серьезный кризис давно терзал страну, которую Николай I вскоре обзовет «больным человеком Европы». Старая система управления разваливалась на глазах. Реформы Танзимата, которые тайно готовились в султанском дворце, были вызваны не реформаторским зудом Дивана, а острой необходимостью.

— Дмитрий! Тебе не кажется, что вид этих бравых молодцов выдает их с потрохами? — спросил я, всерьез обеспокоенный только что продемонстрированным зрелищем.

— Коста! Тебе ли спрашивать?! Разве ты не заметил, что в европейской части Турции — настоящий Вавилон? Все ходят в национальных костюмах, а еще чаще — кто во что горазд. Боснийцы, сербы, македонцы, фессалийцы, арабы… Я уж молчу про такую экзотику, как башибузуки с их высокими шапками с кистями. В крайнем случае, клефты откупятся. Не впервой. Поверь, эти ребята знают, что делают. Уверен, что они сотни раз ходили по реке, перевозя товар Хаджи-Хамамжи в Эгейское море, а далее в Европу.

— Что ж, будем надеяться, что все пойдет по плану. Скрестим пальцы на удачу. И поспешим в Константинополь!

Мы с наслаждением освободились от желтых сапог с загнутыми носками. Бахадур и Дмитрий — еще и от грязных платков, которыми были вынуждены закутать головы под фесками по местному обычаю. Переоделись в черкески. На обратном пути будем изображать горцев, чтобы окончательно всех запутать. Оставалось придумать, как избавиться от приметного «кабардинца» Сефер-бея. Не продавать же его барышнику!

С заводными лошадьми двигались по Фракии на удивление быстро. Селения объезжали. Ночевали по-походному, у костра. На подъезде к Бююкдере конные трофеи просто отпустили на волю, утопив всю сбрую и седла в реке. Снова переоделись. В летнюю резиденцию посольства прибыл русский офицер, дипломат и их слуга. Конспирация и еще раз конспирация. Наше возвращение после похищения Сефер-бея прошло на удивление гладко.

Помылись. Отоспались. Позавтракали. У меня выдалось, наконец, время плотно пообщаться с Фалилеем.

Он показал мне английскую газету и попросил перевести одну статью. В анонсе «Морнинг Кроникл» был помещен рисунок древней рукописной Библии. К нему прилагалась заметка следующего содержания: «В редакцию поступило объявление от торгового аукционного дома „Бонхэмс“. В скором времени предполагаются торги, главным лотом которого будет старинная рукописная Библия, написанная на языке геэз, древнеэфиопском языке Акумского царства. На обратной стороне верхней крышки переплета написано на арабском: „сия книга принадлежит монастырю Св. Стефана, находящемуся у Св. Петра в Ватикане для пользования монахами коптами, находящимися в нем. И не разрешается никому распоряжаться ею каким бы то ни было способом“. По сведениям от продавца, Библия прибыла в Англию из Палестины».

— Моё! — признался Фалилей, ткнув пальцем в рисунок.

— Твое?! — поразился я.

— Украли. Получил на сохранение. Солдаты отнимать. Фалилея в рабство продавать.

— В Палестине?

Фалилей согласно кивнул и добавил:

— Мне нужно в Лондон.

«Все хотят в Лондон!» — хмыкнул я про себя.

— Чем же я могу тебе помочь?

— Ехать со мной в Лондон.

— Я тебя услышал, дружище. Вот прямо сейчас — никак. Но как только, так сразу. Будет у меня командировка в британскую столицу, постараюсь взять тебя с собой.

Я не лукавил. Бог знает, что придумают столпы нашей разведки и куда отправят дальше Косту Оливийского? Меня приглашал Спенсер. Быть может, воспользоваться этой оказией? Нужно предложить Фонтону.

Феликс Петрович не заставил себя ждать. В тот же день прибыл в Бююкдере. Но вместо поздравлений и обещаний наград, он с порога меня огорошил:

— Сефер-бей сбежал с брига прямо в проливе!

Я тут же позабыл и про Лондон, и про Спенсера, и даже про нужду Фалилея. Это был эпический фэйл.