Раб и солдат

Он достал заранее припасённые колышки. Один вбил в дно ямы. Повязал на него синюю нитку. Точно такой же он пометил мешок.

— Теперь можно, — разрешил он кузнецу.

Тот догадался: урус пробы берет, следующую ямку и мешок пометит другой ниткой.

Именно так Вася и сделал. И еще раз. И еще.

Тащить обратно четыре мешка оказалось трудной задачей. Все руки себе сорвали, несмотря на богатырскую силу. Пожадничал Вася, ничего не скажешь. Но справились. У водопадика, чтобы обратную дорогу себе облегчить, мешки спустили на веревке. Коченисса принимала. Работящая девка оказалась, хоть и грамоте ученая.

Освободившись от мешков, спускались ходко. Васю подгоняло нетерпение. Эдыга — интерес. Виданное ли дело, из земли соль добыть?

Внизу, в лагере, Вася тщательнее измельчил грунт из одного мешка. Засыпал его в таз с дырками, пристроив над целым. Стал аккуратно поливать водой из ведра. Когда нижний таз наполнился, слил мутную воду в ведро. И из него снова стал лить на породу, не давая влаге пролиться мимо. И так раз десять.

Время шло. Все нервничали. Исмал-ок поддерживал огонь в костре и подтаскивал из ручья камни, складывая, по указанию Милова, нечто вроде круглого очага.

— Коченисса! — обратился Вася к девушке, следившей за его манипуляциями с неослабевающим вниманием. — Нужно осторожно выпарить воду в тазу.

Черкешенка понятливо кивнула. Оценила жар в импровизированном очаге. Убрала пару ярко пылавших веток и пристроила таз с раствором на очаг.

Милов и Исмал-ок напряженно смотрели, как испаряется в нем вода.

Наконец, на дне остался только серый налет. Вася смело его поскрёб. Перекрестился, вызвав недовольную гримасу у черкешенки. Лизнул. Соль! Только не горькая, а кисловатая.

— Коченисса! Дай луковицу.

Девушка вытаращила на него свои прекрасные глаза. Но столь сильна была ее уверенность в Васиных познаниях, спорить не стала. Очистила луковицу и робко протянула. Вася забрал корнеплод, присыпал его выпаренной солью и с аппетитом откусил добрый кусок. Жевал и наслаждался.

— Попробуй! — предложил девушке.

— Не вздумай! — осек ее кузнец. — Вдруг отрава!

Коченисса дядю не послушалась. Прямо с Васиной руки откусила от луковицы. Разжевала. Ее удивлению не было предела. И радости.

— Дядя! Соль!

— А то! — гордо откликнулся Милов.

Все ж таки до последнего момента его глодал крохотный червячок сомнения.

— Посмотрю я на вас до вечера! Если не окочуритесь, двое ненормальных, или в кусты не начнете по очереди носиться, тогда, быть может, поверю, — буркнул Фома неверующий черкесского разлива.

— И каков же будет ваш положительный приговор над моей судьбой? — радостно вопросил Вася. — Заслужил я свободу?

— Если ты, урус, прав, нужно лагерь наверх поднимать. Замаемся мешки вниз таскать, — ушел от ответа кузнец.

Он не мог оторвать глаз от таза с соляным налетом. Ему, мастеру и в некотором роде алхимику, было безумно интересно. Вдруг русский и вправду не соврал? Это ж какое богатство им привалило!

Счастливая Коченисса, в свою очередь, не сводила с Васи восторженных глаз. Он снова доказал, что достойный мужчина. Не шашкой махал. Не людей или коров воровал. Своими руками все добыл. Умом, знаниями и сметкой.

Милов настороженно пялился на дядю с племянницей. Что у этих родственничков на уме? Почему не ответил Исмал-ок. Ладно. Он не гордый. Можно и до вечера подождать.

Коста. Адрианополь, середина мая 1838 г.

Если подъезжать к Эдрене, как часто называли Адрианополь и первую европейскую столицу Османской империи, по царьградской дороге, то видны лишь три из четырех минаретов возвышающейся над городом мечети султана Селима Второго. Знакомая картинка. Я уже имел удовольствие ее наблюдать во время своего первого визита в город. Тогда, возбужденные недавней схваткой с разбойниками, мы не особо разглядывали окрестности. И сегодня нам было не до них. С каждым оставленным за спиной километром нарастало напряжение в нашем маленьком отряде военных в синих мундирах и красных фесках с синей шелковой кистью.

Он состоял всего из трех человек. На мне был щегольский офицерский мундир. На Цикалиоти и Бахадуре — мешковатые солдатские. Подобное никого не удивляло. Дрянное турецкое сукно, которое шло на форму, грубая работа полковых портных и мундиры не по мерке — султан свою армию не баловал.

Три дня назад на посыльном судне из Эгейского моря примчался возбужденный Дмитрий в сопровождении невозмутимого алжирца.

— Все готовы, — радостно сообщил он мне. — Можно выдвигаться. Лодка прибудет в Адрианополь и встанет на реке, как договаривались. У моста, который ведет к развалинам старинного султанского дворца[1]. Того самого, в стенах которого был подписан мирный договор…

— Дмитрий, остановись. Не время лекций по истории. То, что ты уложился в сроки, похвально. Готов ли ты к новому испытанию?

— С тобой — хоть к черту в ад!

— Тогда будете с Бахадуром изображать мой конвой. И на ваши плечи ляжет непосредственно захват Сефер-бея. Я дам вам подробнейшие инструкции.

Мы сильно рисковали, отправившись во Фракию нелегально, не получив буюрулду. Любой патруль мог стать для нас проблемой. Но бог миловал. Хранил нас до самых ворот в зубчатой башне, через которую можно въехать в Адрианополь. Здесь удача нас оставила.

Солдат с сержантскими нашивками преградил нам путь.

— Ваши документы!

Мои спутники напряглись. Краем глаза я заметил, как побелели костяшки пальцев Цикалиоти, крепко сжавшего ствол ружья. Рука Бахадура скользнула в карман за его любимой железякой.

Припомнив давнишний совет Хаджи-Хамамджи, я не мешкая спрыгнул с лошади. С размаха влепил затрещину сержанту. Турок обиженно засопел и уступил нам дорогу. Пригодилась идея ушлого грека, местного Папы Допуло по части контрабанды.

Наш скромный отряд втянулся в узенькие улочки района Калеичи, переехав по древнему мосту речку Тунджу. Миновал, постепенно взбираясь все выше и выше, множество маленьких мечетей, фонтанов, бедные греческую и католическую церковь, синагогу, большой крытый рынок Чарши Гириши. В его окрестностях пришлось постараться, чтобы проехать. Улицы были забиты народом, толпившимся у лавок, несмотря на утренний час. Продавец надгробий соседствовал с резчиком по дереву. Столяры предлагали резные или раскрашенные сундуки и шкафы. Большой выбор лаковых шкатулок и сосудов манил зайти в глубину магазинчиков. Кондитеры расхваливали миндальную пасту — десерт из горького миндаля, которым славился Адрианополь.