Рабы
Шрифт:
— Ты переносишь мучения ради красоты! Это похвально для молодожена. Но потом перестанешь выщипывать свою бороду, вот увидишь, — ответил Кулмурад.
— Ты недавно женился? Желаю тебе счастья! — поклонился Шакир Сафар-Гуламу.
— Спасибо за поздравленье! С год уже женат.
— Как же это ты?
— Не спрашивайте! Мне было пятнадцать лет. Бай взял меня работать и обещал, что за это женит меня. Десять лет я на него работал, но о женитьбе ничего не было слышно. Я уже хотел бросить у него работу и уйти. У бая в доме была девушка. Во время засухи, когда ей было десять лет, бай купил ее за пуд джугары у моих родственников. Она у него работала десять лет, но о свадьбе бай и не заикался. Когда я сказал, что уйду, он поневоле просватал ее за меня.
— Ведь дом твоего отца на улице Рабов развалился. Где ж вы с ней живете?
— Она до сих пор в доме бая доит коров, ходит за скотом, варит еду, печет лепешки. А я круглый год в степи со стадом. В три, в четыре месяца раз хожу в деревню. Спим на сеновале. А утром вымоешься в реке и опять в степь.
— Хоть мы потомки освобожденных рабов, а живем не лучше, чем наши деды и отцы-рабы, купленные на золото. И они жили так же, не вижу я разницы! — сурово сказал Кулмурад. — И тогда хозяева говорили, что раб, который много времени проводит с женой, плохо работает.
— Давно ты не был в деревне?
— Уже сорок пять дней! Просил хозяина отпустить меня на день. Он говорит: «Пойдешь в пятницу». Наступила пятница, приехал хозяин, я собрался, а он — мне: «Ты куда?» — «В деревню». — «Нет, сегодня не надо, там неспокойно». — «Что неспокойно, что случилось?» Он сказал, что в Бухаре поссорились кадымисты с джадидами, джадиды потребовали у эмира свободы, а эмир их разогнал, а несколько человек убил. Я спросил у хозяина: «Какое мне дело до Бухары?» А он мне ответил: «От эмира и кушбеги на имя четырех правителей туменя пришло письмо, и там сказано, что надо быть осторожными со всеми дурными людьми, а особенно с теми, которые из рабов. А раз ты из рабов, не надо тебе туда ходить».
Сафар-Гулам взглянул на Шакира.
— Да, еще вот что: по словам Урман-Палвана, нашего бая, судья говорил старостам об опасных людях и назвал вас. И сказал: «Если вы где-нибудь увидите Шакир-Гулама, тут же его хватайте!» В чем дело? Разве вы сделали ему что-нибудь дурное?
— Он стал мне врагом после того, как я выступил против амлакдара и сказал, как он собирает подати. И меня ловят еще потому, что я присоединился к джадидам.
— Эге, вон в чем дело! — удивились и Сафар-Гулам и Рузи. Кулмурад, занятый своим котлом с похлебкой, перемешал ее и подошел, с удивлением глядя на Шакира.
— Про джадидов говорят, что они неверные. Как же вы могли присоединиться к ним?
— Пустые слова! — ответил Шакир, но слегка смутился. — Джадиды такие же люди, как и мы с вами. Дети мусульман и сами мусульмане. Они добиваются того, что будет полезно для людей. Но их требования невыгодны эмиру, его придворным и муллам, вот они и объявил и джадидов богоотступниками.
— Но какой же пользы для народа хотят джадиды? — озабоченно спросил Кулмурад.
— Я уже говорил тебе об их требованиях. Еще раз скажу, чтобы слышали все: они хотят преобразования школ, уничтожения торговли худжрами в медресе, взимания налога с земли, а не с урожая.
— Хорошо, — сказал Кулмурад. — Оставим разговор о медресе и о школах. В этом мы ничего не понимаем. Но какая нам польза от налога с земли?
— Кому это — нам?
— Мне, Рузи, Сафар-Гуламу. Я могу назвать тысячи человек. Назвать? Тысячу семейств бывших рабов назову. Из одного только Шафриканского туменя, у которых нет ни земли, ни воды. Если вам и этого мало, то я назову батраков, поденщиков, издольщиков, пастухов, которые работают на баев и составляют больше половины крестьян каждого селения. Им, безземельным, какая польза или какой вред от того, с земли или с урожая будут собирать налог?
Коса Шакира нашла на камень, он поспешил уклониться от вопроса:
— Одно из требований джадидов — свобода. Если дадут свободу, разве тебе от нее не будет пользы?
— Не знаю, что это такое. А говорят, что главный
спор как раз вокруг нее идет! — удивленно посмотрел Рузи на Шакира.— Когда богач, бедняк, неграмотный раб, свободнорожденный, неверный и мусульманин станут равны между собой, когда никто никому ничего не посмеет приказать, — вот это свобода. Например, нас с вами через каждые два слова попрекают тем, что мы «рабы», «низкорожденные», потомки рабов. А при свободе такие слова будут уничтожены.
— А разве мы от этого будем сыты? — спросил Кулмурад, хлопоча около очага.
— Хоть сыт не будешь, а уважение получишь! — ответил Шакир.
— Уважение? — удивился Кулмурад. — Пока я видел, что уважение оказывается только богатым. Сыновья Пулата-бая — потомки рабов. Но они очень богаты. И разве их называют рабами? Разве им не оказывают со всех сторон почета и уважения! А нас, нищих, и при «свободе» никто не уважит.
— Что это такое — равенство между богачом и бедняком? — спросил Сафар-Гулам. — Даст ли мне свобода есть то же, что ест мой хозяин, носить такое же платье, как он? Смогу ли я сам решать, когда мне ночевать дома, а когда в степи? Если свобода даст мне это, я первый потребую свободы.
— Если ты сможешь купить то, что ест твой хозяин, ешь. Купи такие же, как и он, халаты и носи их, будь со своей женой, сколько пожелает твое сердце, — ответил Шакир.
— Если так, то вы мне, может быть, скажете, как мне добыть денег на такую же еду, на такую же одежду и на свой дом, где я мог бы жить с женой?
— Путь к приобретению этого — труд.
— Труд? Я работаю день и ночь. И у меня ничего нет. А бай, хоть он не опустит даже рук в холодную воду, имеет все и прибрал к рукам всю нашу деревню. Почему мой труд помогает не мне, а баю?
Шакир не знал, как тут ответить. На помощь Шакиру подоспел Рузи:
— Как понять уравнение мусульманина и неверного? Разве это не значит мусульманина сделать неверным? Вероятно, муллы не без причины боятся этого.
— Равенство в этом случае не означает перехода одного в веру другого. В отношении веры каждый пойдет своим путем. Но в житейских делах они будут равны.
— В каких делах?
— Например, в наших городах евреям запрещено ездить верхом. Выходя на улицу, евреи обязаны подпоясываться веревкой. [101] Во время свободы такие глупые правила в бухарских городах будут отменены.
101
…евреи обязаны подпоясываться веревкой — В мусульманских странах все «неверные», то есть немусульмане, обязаны были иметь «знак отличия».
— А это не нарушит установлений шариата? — удивился Рузи.
— Халиф мусульман сего мира, халиф Стамбула, [102] дал своему народу свободу. Он уравнял мусульман с неверными. Если бы свобода противоречила шариату, разве пошел бы на это халиф?
Шакир заметил, что Рузи не удовлетворен этим ответом. Желая подкрепить свои доводы, он продолжил:
— И в Иране, — откуда мы, бывшие рабы, родом, уже несколько лет назад объявлена свобода. Но мусульманство там не уничтожено, и теперь муллы и муджтахиды [103] едут туда учиться.
102
. …халиф Стамбула… — Здесь имеется в виду турецкий султан. Турецкие султаны объявили себя халифами — преемниками пророка Мухаммеда, то есть политическими и духовными руководителями всех мусульман.
103
Муджтахид — высшее духовное лицо, имевшее право самостоятельного толкования шариата.