Радрадрабен

– Так… Что ж, баба с возу – кобыле легче, – решил Робин, подразумевая под бабой капитана Шпокара. – А мы куда движемся?

– Это… Ну, как бы сказать… – замялся Бека. – Честно говоря, струхнул я. Это я насчёт василиска: а ну, как от такой пищи среди людишек мор какой начнётся?! Ведь нас тогда не то что со скалы в море, а как бы самих заживо не сожрали! Ну, быстренько навербовал команду добровольцев, и отправились. Через горы, конечно: туда остальные за нами не сунутся, табу у них какое-то дурацкое. А с нами им, вроде бы, разрешается: как-никак, боги всё-таки.

– Та-а-ак… А Шпокар, значит, остался?

– Остался. Он сперва и нас пускать не хотел – пропадёте, мол, ни за грош… Глендавейн уговорила. Вот бой-баба! Правда, пришлось клетку ему оставить: это, говорит, мне обеспечение на будущее, вдруг у народа ещё какие проблемы с питанием возникнут. Я, само собой, про заклинания ему ничего не сказал.

– Жаль, конечно, вещицу, – вздохнул Робин. – Ну, да шут с ней. Обойдёмся. Да, Бека, я ведь тебе жизнью обязан… Спасибо. Вовремя ты успел увеличиться. Не забуду.

– А… а это не я, – потупившись, сказал Бека. – Я-то, по правде, и опомниться толком не успел. Это Вейни наша. И, заметь, безо всякой клетки. А мне как раз почему-то казалось, что мы в безопасности…

Робин посмотрел на Глендавейн. Та загадочно улыбнулась и, как всегда молча, направилась к своему паланкину. Граф, разинув рот, только проводил её изумлённым взглядом.

Бека поскромничал. За те несколько дней, что они провели у карликов (оказавшимися при ближайшем рассмотрении вполне сносным народцем), он сумел наладить меновую торговлю, и теперь несколько замыкающих шествие носильщиков сгибались под тяжестью небольших, но увесистых мешков.

– Что у тебя там? – поинтересовался Робин.

– Да так, мелочь, – нехотя пробормотал плут. – Золото, камешки кое-какие. Жемчуг. У них там этого жемчуга пруд пруди, а нам в дороге всё сгодится может.

Робин в душе не мог не согласиться со столь здравым утверждением и уважительно поглядел на Беку. Выяснилось, что заботливый Бека побеспокоился не только о финансах, но и обеспечил вполне приемлемый быт: карлики тащили котлы, палатки, одеяла и порядочный запас пищи.

– Ух ты! Где это ты столько набрал? – поинтересовался граф. – Ну, тряпки понятно, но еда? Сам Уц ни фига найти не мог!

– Бестолочь он, твой Уц, хоть и вождь! – заявил Бека. – Надо знать, где искать. Это из личных запасов бога. Храмовый запас. Козл по дружбе подарил.

Робин с сомнением покачал головой – верховный шаман никак не ассоциировался у него с образом душки-мецената – но от дальнейших вопросов предпочёл воздержаться. Зная Беку, он был уверен, что Козл даже не подозревает о своём щедром даре. Ну что ж, на войне как на войне, будет что в рот положить – и ладно.

Проклятый василиск последний раз проявился утром. После ночёвки, когда Робин, сладко потягиваясь и недоумевая, отчего это в лагере стоит такая тишина, выбрался из палатки, взору его предстала феерическая картина: карлики, все, как один, сидели на краю пропасти, свесив в пустоту тощие зады. Сказать, что они облегчались – значит не сказать ничего: такого жестокого, умопомрачительного поноса графу видеть не приходилось никогда. Время от времени какой-нибудь бедняга пытался подняться, но тут же вновь сгибался и, страдальчески морщась, выпускал жидкую пенную струю. Василиск, пусть и в несколько изменённом виде, рвался на волю, хотя на сей раз воскреснуть ему, похоже, не светило никак.

Бывший солдат Школы Сороки вспомнил, как однажды летом, в сумасшедшую жару, когда они стояли лагерем на безжизненной и унылой Солёной Пустоши – инструкторы в тот раз выгнали весь личный состав на тактические занятия – среди них началась повальная маята животом, но таких жестоких симптомов всё же не было ни у кого. А тогда пришлось, стыдно сказать, обращаться к самому Паху – тот, правда, помог, но был сильно разгневан низменной сущностью представленной к рассмотрению проблемы.

Робин прикинул, что сейчас творится в оставленной ими великой империи Харра и мысленно пожалел беднягу Шпокара.

Тем не менее, карлики как рабочая сила теперь никуда не годились, и на наскоро созванном совещании решено было их отослать домой. Недомерки, шатаясь от слабости, покорно потащились по горной тропе обратно, то и дело приседая и – наверняка! – горячо благословляя отсутствие штанов.

Дальше приходилось продвигаться пешком. Путники собрали в котомки самое необходимое – в основном, пищу (Бека, досадливо кряхтя, прихватил вдобавок плотный мешочек жемчуга), и двинулись вверх по извилистой горной тропе.

Перед ними, рассекая каменную плоть земли, лежало огромное ущелье. Оно нескончаемо тянулось в обе стороны, насколько хватало глаз. Тропинка упиралась в мост. Выгнутая арка из замшелых базальтовых блоков соединяла обе стороны ущелья. Было похоже, что мост этот построен очень и очень давно: на камнях виднелись обглоданные временем руны и барельефы, изображавшие каких-то жутких образин.

Подошедшие Бека и Глендавейн тоже остановились. Что касается графа Айтера, то ему очень не хотелось идти по этому мосту – что-то его не то не пускало, не то предостерегало. Смутно было в душе у графа. Видно, и остальные испытывали нечто похожее: Бека слегка побледнел и воровато оглядывался, а Глендавейн нервно теребила узенький поясок.

Робин оглянулся, вздохнул, поправил меч за спиной и сказал:

– Ну что, пошли, что ли? Что стоять зря, – и решительно ступил на древние плиты кладки.

Его спутники, чуть помедлив, двинулись за ним. Мостик был узенький (телега бы точно не проехала) и без перил. Робин сдуру глянул вниз и чуть не свалился с моста: перед глазами всё завертелось, закружилась голова, поджилки затряслись… Это была Бездна, Бездна с большой буквы. Казалось, в этом месте землю разрубили пополам, и половинки её не разлетаются только потому, что сцеплены этим хилым мостиком. Робин выругался сквозь зубы, закрыл на миг глаза, снова открыл и заячьим скоком преодолел оставшееся расстояние. Сердце его бухало и колотилось в груди, как перед неотвратимой жестокой схваткой с неясным исходом. Бека и Глендавейн удивлённо посмотрели на него и спокойно перешли на другую сторону.

Отдышавшись, граф с удивлением понял, что стоит на бурых плитах, которыми продолжалась кладка моста и которые складывались в старую-престарую, но довольно приличную дорогу. Между плитами пробивалась жиденькая травка. Заметно было, что дорогой хоть и редко, но всё же пользовались.

– Смотри, дорога! – тоже удивился Бека.

Глендавейн лишь безучастно глянула на растрескавшиеся плиты и кивнула: да, дескать, дорога, ну и что? Робин внимательно поглядел на неё – что за девица, ничему не удивляется! Как будто знала, что за пропастью ждёт мощёный путь! – и вслух сказал:

– Вот и хорошо, что дорога, а то пёхом по кустам не очень находишься. Ладно, пошли…

Теперь первой шла Глендавейн. За вторым поворотом она остановилась так резко, что Робин налетел на неё.

– Ты чего?

– Сам погляди – увидишь, «чего».

Граф взглянул из-за её плеча. На открывшейся небольшой лужайке пасся табунок низкорослых лошадок – около десятка. Некоторые были навьючены, ещё тюки в беспорядке валялись здесь же. В траве, прямо посреди лужка, в какой-то странно вывернутой позе навзничь лежал человек. Сразу было понятно, что он или без сознания, или вообще мёртв.