Рапсодия под солнцем

Вернувшийся Мур передает телефон Нирраю, а Аман обувает единственного тут босого парня, который тут же начинает что-то строчить в телефоне. Мы с Ирсом так и продолжаем стоять в обнимку, он меня гладит успокаивающе, но на самом деле последнее необязательно. Самое главное — все живы, никто сильно не пострадал, а дом… Грустно конечно, но не смертельно.

Мур садится у ног Мила и трется об его ногу щекой, пока тот пьет воду, а потом задумчиво начинает разглядывать Ниррая.

— Как так вышло, что на Ниррае нет ни царапины?

— Это Зак! — сообщаю с гордостью и поясняю уже более спокойно: — Защитник. Я его специально для Ниррая сделал. Круто, да?

— И как он действует?

— Защищает. Ну там, от ударов, вампирского укуса, если носитель этого не хочет. От вреда, в общем.

— Покажи! — у Мура от любопытства глаза загораются, но я сразу сообщаю:

— Я не буду бить Ниррая.

— Сам смотри, — говорит Ниррай, перестав тыкать по экрану и вытащив руку из волос Амана, протягивает ее Муру. Тот морщится, но после маленькой заминки все же встает и, подойдя ближе, пытается цапнуть Ниррая за запястье, но Зак оберегает, покрывая кожу еле заметной голубоватой дымкой.

— А от пули?

— Я не проверял. Но, по идее, должно сработать примерно как с бронежилетом.

— Огонь?

— Защита от вреда. Ты меня не слышишь, что ли? Мало кто из людей хочет поджариться. Если влияние какое и будет, то намного слабее, чем могло бы быть.

— То есть, если рядом с ним взорвать что-то, или в горящий дом швырнуть, то с ним ничего не будет? Неуязвимость?

И тут говорит Аман:

— После аварии на вертолете были ушибы. Даже не думай рядом с ним ничего взрывать и никуда его не швыряй.

И хоть говорит он это вполне спокойно, даже не пытаясь угрожать, все равно становится ясно, что Ниррая он никому не отдаст.

— Класс… — выдает на это Мур, а на ладони Ниррая появляется медузообразный, голубоватый Зак и оглядывает присутствующих маленькими глазками. А когда все присутствующие налюбовались, Ниррай снова превращает Зака в цепочку и говорит:

— Отец отправил за нами вертушку. Минут через пять прилетит.

В ответ тишина и непонимающие взгляды, поэтому Ниррай пожимает плечами и поясняет:

— Раз уж мне теперь точно осталось жить всего пару дней, то предпочту провести их в комфорте и с Аманом. Поэтому мы все летим ко мне на остров, я договорился.

— Что это значит? — слышу я тихий голос Мила, и ему отвечает Мур:

— Ему до двадцатипятилетия пять дней. Дыхание Смерти.

Мил больше ничего не спрашивает, да и остальные тоже не особо хотят болтать. Я жмусь к Ирсу, потому что вот теперь мне становится особенно грустно. Не хочу, чтобы Ниррай умирал. Я же выжил, почему ему тоже нельзя? Но об этом я не спрашиваю, как и о том, почему Аман не спешит делать новую порцию, а просто приклеился к ноге своего человека. Может, знает, что не успеет найти редкие ингредиенты даже со своей вампирской скоростью и просто хочет побыть последние дни с человеком, которого любит, а не бегать по всему свету, пытаясь сделать невозможное?!

Часть 4. Ты успеешь

Аман

Шум, что пробивается даже сквозь плотные полноразмерные наушники, глушит мысли, но не убирает тоску, что засела глубоко внутри. Он еще здесь, сидит рядом, и я держу его за руку, но прям физически ощущаю, как время уходит, сыплется и сыплется песчинками… А я ничего не могу сделать. Все разрушено, ничего нет.

Выбравшись из завалов, прежде чем сбежать со своего земельного участка, я увидел, что от гостиной ничего не осталось, а там было все. И я нисколечко не переживаю за записи, вещи, опытные образцы — это все можно восстановить, купить, что-то сразу, что-то со временем, да и вакцину тоже, только не за оставшиеся дни. Оборудование, вернее, деньги на него, расходники — всё это, в принципе, реально занять или взять кредит, ограбить, в конце концов, но не все так просто. Кое-что из необходимого должно подвергаться специальной обработке в течение двадцати дней, а этого никак не успеть. Можно попробовать порыскать по экспериментальным лабораториям, но шанс, что и они работают с этим и делают то, что нужно именно мне, практически нулевой.

Полет занимает целых полчаса, после чего нас высаживают на вертолетной площадке, где нас уже ждут: бородатый мужчина и две девушки. Еще улавливаю кого-то маленького, ребенка, наверное, его отсюда не видно, но запах мармелада прям чувствуется.

Прислуга приветствуют Ниррая и нас заодно, а потом управляющий предлагает привести какую-то Луну, на что моя конфетка машет рукой, давая понять, что не сейчас. И нас усаживают в машины с открытым верхом. Я бы, может, и порадовался чистому воздуху, тишине, да и вообще роскошным видам, но не могу на этом сосредоточиться, все мое внимание приковано к Нирраю, что раздает ЦУ. Царевич нас в свою сказку привез, владения свои показывает, а я прям расклеился весь. И нет никакого желания обращать внимание на красоты, потому что мое единственное, самое желаемое, сидит рядом со мной, все также держа меня за руку как маленького. Таким я себя сейчас и ощущаю. Только тогда ушла мама, а мне нельзя было грустить, точнее, на это не было времени — на мне остался малыш Аш. А теперь что? Я не понимаю, как мне его уход пережить, просто не могу представить, как вообще смогу с этим справиться и не уйти следом?

Нас высаживают около особняка и провожают до летней столовой, после чего обслуга разбредается кто куда, даже тот любопытный мальчишка исчезает. А мы стоим и молчим.

— Я рад, что вы коллективно решили сесть на диету, вам и правда не помешает скинуть пару кило, а я и так красивый, и не прочь отведать вкусной рыбки, — рушит гнетущую тишину Мил и первым садится за стол, забив на всех остальных.

— То есть я, по-твоему, толстый? — возмущается Мур, на что Ниррай глаза закатывает и, выискав на столе бутылку виски, плесканул себе в бокал, так и не сев.

— За домом бассейн, кто хочет, пользуйтесь, дорожка из жёлтого кирпича от вон той беседки ведет на песчаный пляж, — рукой с бокалом Ниррай указывает налево, — а тропинка — к водопаду. Так, что ещё… В доме шляйтесь, где хотите. Но! Белую лошадку не трогать, в комнату с Пегасом на двери не заходить, мой персонал — табу. Они не еда.

— У тебя, Мурчик, кость пушистая, но не переживай, тебе ж сказали — тут еды нет; все, худеешь.

— А не ты ли пару часов назад намеревался стать моим постоянным ужином?

— Так сам мне сказал, что я не еда. Все! Я запомнил.

У меня нет сил слушать эти подколки, поэтому подхватываю бутылку виски в одну руку, во вторую — Ниррая, и уношу его отсюда. Я понимаю, что парни хотели разрядить обстановку, но чет не выходит у них. Да и не могу я болтать о глупостях, когда мне хреново. Пусть вон Аша выводят из тоски, он жив, ему грустить нечего.

— Давай к водопаду, — говорит Ниррай, и я уже не на человеческой скорости срываюсь на бег, чтобы тормознуть у озера, в которое, шумя, стекает вода. И, поставив Ниррая на землю, я смотрю на открытую бутылку в своей руке и, недолго думая, делаю глоток. А на закуску мне прилетает поцелуй от Ниррая, и он круче любого виски. И я никак не могу им насытиться, да даже начни мы целоваться сутками напролет, до боли в губах, я знаю — мне все равно будет мало, потому что на бессмертную жизнь не нацелуешься. Мне нужен он.

Ниррай утягивает меня на траву и, отняв бутылку, отпивает, чтобы следом отставить ее и улечься на мою грудь.

— Давай сделаем вид, что мы в отпуске, и все хорошо, а?

— А у нас все хорошо, — говорю правду, потому что да, сейчас все прекрасно и у нас есть время. Еще есть. — Мы вместе, и нам никто не мешает.

— Я хочу познакомить тебя с Луной. Но не сегодня. Завтра. Это единственная особь женского пола, что смогла покорить мое сердце.

— Мне уже начинать ревновать? — спрашиваю, начиная поглаживать его спину. Да я на все согласен уже. Какая ревность может быть, если на нее нет времени?