Рапсодия в тумане

Боль такая, что, кажется, меня пополам разрубили. Ничего не вижу из-за красной вспышки перед глазами, хватаю ртом воздух, и в этот момент в нас что-то врезается, снося. Звон разбитого стекла, холодный ветер, но я так и не смог разжать рук, что сжимают Мила.

Но вместо удара я чувствую что-то мягкое и тихий шепот мамы:

— Живите, дети.

И нас оглушает взрыв.

Глава 37. Он меня не убьет

Мил

В ушах звенит, но это такая мелочь в данный момент. Мне плевать и на взрыв, и на то, что мы висим на натянутой хамелеонке, покачиваясь на высоте семнадцатого этажа, вообще на все, кроме того, что у меня в руках истекающий кровью Мур. А я абсолютно ни черта не могу сделать, руки словно приклеились к нему и в голове ни одной путной мысли.

Внезапно ткань, что накрывала нас, падает, и я вижу дым, валящий из окна, а потом Мура тянут от меня, и я вцепляюсь в него еще крепче.

Я слышу голос, не могу разобрать, что он говорит, но понимаю, что меня успокаивают, вместе с этим отдирая мои пальцы от Мура. Когда им удается забрать у меня Мура, я вижу вампиров, и хоть где-то глубоко внутри я знаю, что они хотят помочь, я не могу не паниковать, не могу не думать, что он сейчас умрет, а я ведь столько не успел ему сказать. Это нечестно! Почему он? Зачем он подставился?!

Хочется кричать от боли, что разрывает меня изнутри, и, может быть, я так и делаю, не знаю, не понимаю. А меня уже обхватывают чужие руки и несут куда-то, так быстро, что все вокруг смазывается.

Слух возвращается в незнакомой комнате, где меня усаживают на журнальный столик. Вампиры бегают, что-то друг другу говорят, но так быстро, что я не могу разобрать. Да и плевать мне на все. Я соскальзываю на пол, рядом с диваном, на который положили Мура, и беру его за руку. Его глаз закрыт, и я не могу разобрать, дышит ли он, есть ли пульс. Все плывет, и избавиться от этого получается только моргнув, после чего щеки становятся мокрыми, но и на это тоже с высокой колокольни. Мое состояние сейчас для меня безразлично, в отличие от Мура.

Меня снова оттягивают очень сильные руки крылатого паренька, и он тихо говорит:

— Все будет хорошо.

А я не верю! Поэтому машу головой и снова дергаюсь, но меня не пускают.

— Аман ему поможет, а я помогу тебе.

Да не нужна мне помощь!

Младший вампир, продолжая удерживать меня на расстоянии от единственного, самого дорогого для меня человека, зачем-то проводит языком по моему бедру. Чему я настолько сильно удивляюсь, что отрываю взгляд от Мура и смотрю вниз. У меня, оказывается, рассечено бедро, о чем я благополучно забыл, но рана уже начала затягиваться. Так вот чем меня тогда Мур вылечил…

Пока крылатый принимается за мою спину, вынимая из нее что-то болючее и острое, я вижу, как Аман склонился над Муром, и предпринимаю еще одну попытку ринуться вперед, дабы загородить его от шприца с непонятной мерцающей субстанцией. Все тщетно, я остаюсь на месте, а Аман вкалывает Муру что-то непонятное, пока по моей спине проводят языком.

— С ним все будет в порядке, — говорит мне на ухо успокаивающий голос. — Он поспит пару часов, а тебе нужно привести себя в порядок. Нельзя, чтобы от тебя пахло кровью еще больше, когда он очнется.

Я снова отрицаю все, мотая головой, а потом до меня начинает доходить и я, повернувшись, смотрю на крылатого.

— Аман его обратил. Раны были слишком серьезные… Можно было отправить его в больницу и молиться, но не только ты боишься его потерять. Поэтому, пожалуйста, пойдем со мной сейчас.

Перевожу взгляд с одного на другого. Аман курит, стоя прямо посередине гостиной, и у него подрагивают пальцы, Мур лежит с закрытым глазом, в волосах застряли какие-то пушинки, а лицо очень бледное, и лишь один крылатый выглядит спокойным, уверенным, что все будет хорошо. И я решаю довериться, потому что если не сделаю это сейчас, просто рехнусь.

Я позволяю отвести себя в ванную комнату на этом же этаже и, помывшись, надеваю чистые чужие вещи, после чего меня устраивают в гостиной на стул, принесенный откуда-то, всучают пакет с кровью и горячую кружку со сладким чаем. И я жду. Уверен, если мне снова скажут идти, я буду сопротивляться, но меня больше никто не гонит. Братья вообще выходят из комнаты, оставляя нас с Муром одних.

Мне кажется или рассеченное ухо начало затягиваться?

Я так и сижу, пытаюсь впихнуть в себя чай, но идет туго, желудок отвергает, того и гляди блевану прямо на пол от нервного напряжения. Напиток уже давно остыл, а я все продолжаю им давиться, словно это может хоть как-то помочь.

А потом приходит Аман, уже чистый и переодетый в другую одежду и, сев на подлокотник, тоже принимается ждать.

Вдруг резко картинка меняется, я успеваю только заметить, как Мур распахнул глаз, и вот он уже около меня, и его удерживает Аман. А я смотрю на клыки, что у него появились, на абсолютно неадекватный взгляд и не чувствую страха, совсем. Скорее радость, что он, несмотря на все произошедшее, жив. И я отставляю кружку в сторону и протягиваю руку к Муру. Даже если он сейчас выпьет меня всего, я буду рад тому, что он выжил.

Мур ведет носом и поворачивает голову, утыкаясь в мое запястье. Не знаю, чем пахнет моя кровь, но ему явно нравится.

— Мил, блядь, пакет ему дай! — гаркает Аман. — Он жрать хочет!

Точно!

Я надрываю пакетик, после чего Мур издает какой-то голодный, но непонятный звук , и, встав, помогаю ему попить, потому что его руки по-прежнему в плену у Амана. Жадными глотками он выпивают все содержимое пакета, и тот летит куда-то в сторону. И Мур затихает, больше не пытается вырваться из чужих рук, но продолжает смотреть на меня.

— Ты можешь его отпустить? — спрашиваю и не узнаю свой голос, слишком он хриплый, и в горле такое ощущение, словно у меня ангина.

— Я не уверен…

— Он меня не убьет, — говорю, твердо в этом уверенный. Потому что я и правда знаю, что он этого не сделает. Как и я не смогу навредить ему. Да даже если вдруг я ошибаюсь — плевать, главное, что жив, главное, что в порядке, и потом он обязательно придет в норму. Крылатый же пришел.

Аман разжимает руки, и Мур сразу оказывается очень близко ко мне, чуть щекоча шею дыханием, нюхает. Он проводит носом снизу вверх, и я, улыбнувшись, обнимаю его. И тут чувствую, как он проводит языком, и я наклоняю голову вбок, и странное ощущение пробегается, кажется, по всему мне, но оно такое стремительное и такое незнакомое, что я даже сообразить не успеваю, на что это похоже.

Аман дергается в нашу сторону, но Мур рычит на него и снова проводит языком по моей шее.

— Да не трогаю я его, — говорит Аман, отступая. — Понял, твое.

Ничего не понимаю, но мне не до этого. Я просто радуюсь тому, что с Муром все хорошо.

Мур зачем-то меня разворачивает и, задрав кофту, скользит носом по моей спине, а когда позвоночника касается теплый язык, я шумно выдыхаю. Не знаю, что происходит, но Аман тут сейчас очень лишний!

Штаны опускаются вниз, и Мур, оказавшись передо мной, проделывает с моим бедром то же самое, что и со спиной. И если учитывать выбранные им места, то становится понятно, что он проверяет раны, которые уже зажили.