Расцвет и сближение социалистических наций в СССР

Крупногабаритные «мальчики» засуетились, вытащили из воды своих собратьев, стали рассаживаться по машинам.

— Пистолет отдай, — хмуро сказал их вожак.

— Какой пистолет? — удивился Антон, роняя «глок» в воду.

— Ах ты б…! — выругался охранник. — Я ж тебя за это удавлю!

— Хозяин ждет, — качнул головой Антон, ощущая досаду, внутреннюю неуютность и опустошенность: его отпор телохранителям «крутого» депутата, действующим как откровенные бандиты, уже не казался ему единственно правильным вариантом поведения.

Кортеж уехал.

— Пойдем отсюда, — тихо, с грустью сказала Валерия, поглядывающая на спутника с убитым видом и в то же время с восхищением. — Это я во всем виновата. Не затеяли бы ссору, все было бы спокойно.

Они поднялись наверх, медленно двинулись вдоль набережной под мост, переживая неожиданный момент неловкости и единения, глядя на садившееся над Садовым кольцом солнце. Вечер был чудесный, тихий и нежаркий, и было жаль, что он так некрасиво начался. Антон украдкой посмотрел на часы, собираясь предложить спутнице посидеть где-нибудь в кафе, но оказалось, что их злоключения еще не кончились.

Дискомфорт, неуютное ощущение чужеродности он почувствовал давно, но отнес его к душевному состоянию после инцидента на катере. А когда рядом с ними с визгом затормозили два милицейских «Форда» и оттуда стали выскакивать плотные парни в камуфляже, с вязаными шапочками-чеченками на головах, вооруженные «Калашниковыми» (десантный вариант), Антон понял, что дело принимает серьезный оборот.

Он мгновенно загородил Валерию спиной, выставил вперед руки, намереваясь мирно поговорить с представителями закона и все им объяснить, но ему не дали сказать ни слова. Первый же омоновец в маске с прорезями для глаз перепрыгнул бордюр тротуара, подскочил к нему и с криком: «Лечь, падла! Руки за голову!»— саданул прикладом автомата в живот. Второй же в этот момент рванул Громова к себе, нанося ему еще один удар в лицо, а третий попытался повалить на тротуар взвизгнувшую Валерию. И этот ее крик освободил Антона от благородных желаний разрешить конфликт мирным путем.

Ни первый, ни второй удары омоновцев цели, конечно, не достигли. Антон ослабил движением мышц живота удар прикладом, а от второго — в лицо — просто ушел и тут же нанес два ответных удара: локтем в горло первого противника и пальцами в глаза второго. Затем рубящим ударом ладони перебил бицепс парня, готового начать стрельбу, увидел расширенные, испуганно-ненавидящие глаза его напарника, но не пожалел: счет шел на доли секунды, а эти мастера «бычьей» атаки были настроены на жесткое и жестокое подавление сопротивления объекта любым способом, вплоть до открытия огня на поражение.

Четвертого омоновца он не увидел, зато почувствовал спиной и сделал кувырок назад через голову, уже в полете находя противника и нанося ему слепящий удар ладонью по лицу в маске. Приземлился на пальцы ног, ввинтился в поворот, как бы обходя парня слева, и зацепил его коленом левой ноги, чтобы тут же отбить кисть руки, вцепившуюся в рукоять автомата, и мощно, на выдохе, ударом в голову перебросил тело противника через бордюр набережной. После этого наступила очередь того, кто заламывал руку Валерии и валил ее на тротуар.

Обычно инструкторы рукопашного боя спецподразделений обучают своих подопечных быть в бою предельно жесткими и даже жестокими, использовать все приемы, которые с наибольшей эффективностью выводят противника из строя. Если в спортивных школах запрещается наносить удары в висок, в горло, по ключицам и ребрам, по почкам и легким, по ушам, в пах, в спину между лопатками и так далее, то есть запрещается поражение жизненно важных точек во избежание травм, то в центрах спецподготовки на это делается основной упор. Противник должен быть выведен из строя как можно быстрее, а что будет с ним потом, никого особенно не волновало: выживет — хорошо, не выживет — на войне, как на войне.

Этих парней учили действовать именно так, а виноват ли объект в чем-то или нет, их не заботило: приказ был — обезвредить опасного бандита любым способом, — а приказы положено выполнять и лишь потом задумываться о степени вины подозреваемого человека. Но и Антон хорошо знал особенности организации подобных мероприятий, нередко заканчивающихся гибелью ни в чем не повинных людей, поэтому ответил в той манере, которая была наиболее эффектна и эффективна и на какое-то время обеспечивала ему преимущество. Сдаться же «на милость» ОМОНа в данном случае означало быть зверски избитым или покалеченным, а главное, что Валерию тоже не пощадили бы, и Антон нырнул в «пустоту» боевого состояния без колебаний и сомнений.

Омоновец, вывернувший руку Валерии и уже собиравшийся ударить ее по лицу, вдруг взмыл в воздух и перелетел через парапет набережной вслед за своим напарником. Еще один мордоворот в камуфляже нарвался на удар снизу вверх в промежность, а двое верзил, подбегавших с двух сторон к Антону, попали в «петлю турникета», столкнулись друг с другом, и были последовательно добиты ударами ребром ладони по затылку, вылетая из «кучи малы» боя с тротуара на проезжую часть. Таким образом из десяти омоновцев, десантировавшихся из машин для захвата «опасного преступника», шестеро были повержены и не могли продолжить бой уже в течение первой минуты операции, оставшиеся же четверо, хотя и соображали туго, все-таки поняли, что происходит нечто не предусмотренное планом, и попытались изменить ход событий. Двое из них набросились на Антона, пустив в дело ножи, а двое зашли ему в тыл, снова угрожая захватить Валерию. Вмешался в схватку и командир группы ОМОНа, сообразивший вызвать подмогу и доставший пистолет.

И в это время в бой вступил Илья Пашин, вывернувшийся из-за спин собравшихся на противоположной стороне улицы зевак.

Он на ходу вырубил шофера «Форда», выцеливающего Антона на манер американских шерифов — с двух рук, пригнувшись, затем отобрал пистолет у командира группы и отшвырнул от Валерии одного из бойцов ОМОНа, так что тот завертелся волчком и грохнулся боком на бордюр. Второй боец, ошалевший от неожиданности, направил на Пашина автомат, но на спусковой крючок нажать не успел: Валерия сняла туфлю и ударила парня в лицо — каблуком прямо в прорезь маски. С воплем тот схватился за глаз, направил ствол автомата в ее сторону, и Антон, освободившийся в этот момент, ударил его по руке и одним движением перебросил через парапет в воду.

На мгновение все замерли.

Шестеро представителей закона в пятнистых комбинезонах лежали на тротуаре и на дороге возле мигающих синими проблесковыми маячками милицейских машин. Двое плавали в реке. Один полз в сторону на четвереньках, скуля от боли. Командир группы захвата тянул из-под ремня еще один пистолет. И, открыв рот, глазели на происходящее с моста и по обе стороны набережной проходившие мимо люди, среди которых Антон вдруг заметил парней в черном, прикрывающих своего босса, депутата Козлового. Правда, он тут же отступил за спины, спрятался в машине, однако его одутловатую, поросшую рыжей щетиной физиономию невозможно было спутать ни с чьей. Антон понял, что депутат исполнил-таки свою угрозу, сообщив в милицию о нападении на «особо важную персону» и обрисовал портрет Громова. Вероятно, депутат имел в ОМОНе друзей, ничем другим объяснить нападение омоновцев на Антона и Валерию было невозможно.

— Стоять! — сказал Илья, направляя на побелевшего командира группы отобранный у омоновца автомат. — Еще раз повторяю: произошла ошибка. Я Илья Пашин, президент Международной ассоциации Школ выживания. Это мой сотрудник Громов. Давайте разберемся, в чем дело.

— Разбираться будем в другом месте. — Старший лейтенант ожил, воодушевленный звуками сирен: по Крымскому мосту мчалась кавалькада машин с подмогой. — Положите оружие и сдавайтесь!

Илья посмотрел на Антона, на Валерию, придерживающую рукой разорванное платье, кивнул.