Раскол во времени

Я работаю от восхода до заката. Никакого отдыха. Никакого ланча. Нет, кормят меня отлично. Завтрак, неразогретый обед после возвращения миссис Уоллес из церкви, ужин, даже послеобеденный чай с кусочком пирога. Но никаких других перерывов; впрочем, предполагается, что и еду я должна поглощать как можно скорее. Кстати, завтра мои «полдня». По словам миссис Уоллес, каждые две недели у нас три таких выходных, и это, по-видимому выше нормы. Значит, завтра я смогу пойти в тот переулок и вернуться в свое время.

К восьми вечера я, наконец, покончила со всем делами, которые перечислила Алиса. Я не осмеливалась упоминать при миссис Уоллес свои «провалы в памяти» и прибегала к помощи Алисы, которая изумлялась каждому нашему разговору, но радовалась тайному сговору между нами. В обмен на помощь я предложила весь день выносить чашу из клозета. На лице девочки отразилось изумление… и недоверчивость. Возможно, все дело в гордости и нежелании уклоняться от своих обязанностей.

Я не знаю, как вести себя с двенадцатилетней девочкой, которая закончила школу (если вообще ходила туда) и уже начала работать.

Я знаю, что это не редкость для этого времени. Если и существуют законы о детском труде, они не распространяются на таких детей, как Алиса, занимающихся относительно безопасными профессиями. Но действительно ли ей лучше, чем работать на фабрике? По крайней мере, там она могла бы возвращаться ночью домой, к своей семье. Все, что у нее здесь есть, это капризная экономка и сбитая с толку горничная.

У меня такое ощущение, что Катриона была подругой Алисы. Я замечаю, как она смотрит на меня то с беспокойством, то с настороженностью. Ее «старшая сестра по службе» ведет себя странно, и она беспокоится. Если она потеряла своего единственного друга, то я должна быть этим другом, что было бы намного проще, если бы у меня был опыт общения с девочками-подростками. Я буду доброй. Я могу это сделать. Остальное… Что ж, надеюсь, завтра она вернет свою Катриону.

Выполнив поручения, я отправляюсь на кухню в надежде на чай перед сном. Миссис Уоллес с бешеной деловитостью готовит еду на вторник, когда возвращается «хозяйка». Что-то мне подсказывает, что хозяйка более суровая надзирательница, чем ее брат. Грей не звонил в служебный звонок весь день. Он ожидает, что домохозяйство будет эффективно работать вокруг него, предоставляя ему возможность заниматься своими делами. Судя по тому, как бесятся миссис Уоллес и Алиса, хозяйка дома — совсем другое дело.

— Вы не возражаете, если я вскипячу воду для чая, прежде чем лягу спать, мэм?

Она поворачивается ко мне:

— Спать?

— Д-да. Я закончила…

Я перечисляю свои задачи. Это занимает достаточно много времени, чтобы успеть вскипятить эту воду и, вероятно, заварить чай.

— А приемную? — спросила она.

Я киваю:

— Вытерла пыль, подмела и почистила серебро.

— Я имею ввиду погребальную приемную.

— Что? Ой. Место работы доктора Грея. Я должна что-то туда отнести?

Она смотрит на меня так, как будто я сошла с ума.

— Ты должна отнести туда себя. Там не убирали несколько дней, это твоя работа. У доктора Грея две встречи утром.

— Вы хотите, чтобы я убрала там сейчас?

— Нет, я хочу, чтобы ты убрала там завтра вечером, после его встреч. Пусть скорбящие семьи обсуждают своих усопших среди пыли и паутины.

— Да, хорошо, — увидев ее взгляд, я поправляю себя: — Да, мэм, вы правы, я прошу прощения за свое замешательство. Я прихвачу… возьму пальто и…

— Зачем тебе пальто? Если тебе холодно, ты согреешься сразу, как только примешься за работу, — она машет рукой. — А теперь прочь.

Глава 6

Когда миссис Уоллес сказала, что мне не нужно пальто, она имела в виду, что мне не нужно выходить на улицу. Похоронное бюро находится за запертой дверью на первом этаже. Войдя через парадную дверь, можно попасть в фойе с двумя дверями. Одна ведет в зал с дверью во двор, к лестнице в жилые помещения и к небольшой «служебной» двери в заднюю часть похоронного бюро. Вторая дверь без опознавательных знаков находится справа и ведет в похоронное бюро.

Я предполагаю, что когда Грей ожидает клиентов, они закрывают дверь в главный зал и открывают вторую, рабочую. Отсутствие указателя сбивает с толку, но мы находимся в жилом районе. Что-то мне подсказывает, что снаружи тоже нет вывески. Одно дело, когда сосед продает свежеиспеченные пироги, другое дело — хранение мертвых тел.

Когда я вхожу в дверь, первое, что я замечаю, это бесконечная чернота. Полосы того, что я думаю называется крепом, легкой, волнистой ткани, обвиваются вокруг колонн и дверных проемов, покрывают почти каждую поверхность, которую можно покрыть.

Слева от себя я нахожу то, что должно быть демонстрационным залом, с маленькими гробами, которые, как я сначала с ужасом думаю, предназначены для младенцев. Эй, уровень детской смертности в этот период просто ошеломляет. Потом я понимаю, что это образцы. Миниатюрные гробы. Или гробики. Или как они там называются. Есть и образцы надгробий, тоже в миниатюре. Когда я вижу альбом с фотографиями, я ожидаю траурных фотографий, этих жутких викторианских фотографий людей, позирующих с умершими родственниками. Вместо этого — образцы фотографий живых людей с памятными датами.

Оглядевшись вокруг, я не вижу ничего отвратительного, что у меня ассоциируется с викторианцами и смертью. Нет фотографий усобших близких. Никаких кукол, сделанных по подобию мертвого ребенка. Ничего мрачнее украшений для волос.

Впереди находится гостиная. Она выглядит как официальная гостиная, хотя цвета здесь гораздо более приглушенные, чем в буйных комнатах наверху. Кроме мрачного оформления, нет никаких признаков того, что это не просто гостиная с диваном, стульями и столами. Я подозреваю, что это сделано намеренно, чтобы любопытные прохожие видели только опрятный парадный салон. Тяжелые шторы обрамляют окно, выходящее на улицу. Газона нет. Это напоминает мне нью-йоркские дома, выходящие прямо на дорогу.

Я вытираю пыль и подметаю в приемной и демонстрационном зале. Они занимают больше половины площади. Здесь нет достаточно большой площади для проведения визитов и служб для близких. Я проверяю, вдруг там есть маленькая часовня или смотровая комната. Нет. Странно. Службы должны проводиться в другом месте.

Остается еще одна важная часть похоронного бюро: комната для подготовки. Я нахожу запертую дверь в задней части, которая, как я предполагаю, является офисом. Но затем открывается еще одна закрытая дверь, открывая кабинет, который на удивление опрятен. Не так аккуратно, как мне хотелось бы, но больше, чем я ожидала от Грея: только одна стопка книг на полу и несколько разбросанных страниц на столе. Также книга, которая, кажется, упала с переполненной полки. Она лежит на полу раскрытая, страницы согнуты. У меня чешутся пальцы, чтобы поднять ее, но я слышу, как он огрызается, что он положил эту книгу именно сюда, именно так, и мне, черт возьми, лучше не трогать ее.