Раскол во времени

— Я лучше возьму время в обмен.

— В обмен?

— Вместо. Это местная фраза от туда, где я родилась.

Его брови хмурятся:

— Моя сестра сказала, что ты из Эдинбурга.

— Я могу депонировать дополнительный час, сэр?

— Депонировать… — бормочет он. — Это умное использование слова, Катриона. Чтобы положить лишний час в копилку своего свободного времени, да? Похоже, ты подобрала много странных фраз и их произношение, — идя через комнату за блокнотом, он почти не обращает внимание на окружающее. — Должно быть, это травма головы. Я слышал о таком. Форма афазии.

Ммм, да, это оно. Афазия. Что бы это ни значило.

Это еще один призрак улыбки?

— Я не буду утомлять тебя объяснением, но в сочетании со сдвигами личности это очень интригует. Я мог бы попросить тебя поговорить с моим товарищем из Королевского колледжа. Он изучает мозг. Не совсем моя область. Тем не менее, это интригует.

Он все еще лишь отчасти обращает внимание на детали. К счастью для Катрионы, ее начальника не особо интересуют ее «изменения личности» и «странные фразы и произношение». Он отклонил их как признак психической травмы и перешел к вещам, которые его действительно интересуют. В том числе, видимо, и этот труп.

— Хорошо, — произносит он, открывая блокнот. — Ты можешь депонировать два часа, если дашь мне один. Теперь, это будет не просто, но я попрошу тебя передвинуть труп и ассистировать мне в наблюдениях, пока я их записываю. Начни с протягивания руки с растопыренными пальцами.

Я делаю, как он говорит, получается неправильно, а потом снова пытаюсь, и все равно не так. После третьего раунда расплывчатых инструкций и произвольных жестов, за которыми последовал приступ разочарования, я говорю:

— Хорошо, вот. Вы сделайте что нужно, а я запишу.

Он останавливается. Смотрит на меня. Затем переворачивает блокнот:

— Прочитай верхнюю строку.

— Мертвый показывает пете… пете… не знаю, что там дальше написано, — лгу я. — Но если вы проговорите слова, которые я не знаю, я смогу их написать.

Он смотрит на меня так, словно это я лежу на смотровом столе.

— Моя сестра сказала мне, что ты неграмотна.

Я мысленно хлопаю себя по лбу. Грей не имел в виду, что мне не хватило образования, чтобы проговорить слово «петехиальный». Он сомневался в моей способности читать и писать. В конце концов, я горничная из девятнадцатого века.

Посылаю Катрионе молчаливое извинение и выпрямляюсь:

— Возможно, я исказила свои способности, чтобы получить эту должность, сэр. Я не хотела, чтобы миссис Уоллес подумала, что я важничаю. У меня были уроки в юности, и я умею читать и писать достаточно хорошо.

Из всех моих оправданий это кажется мне одним из самых разумных, но оно оказалось тем, из-за которого он внимательно меня изучает, как будто я пятилетний ребенок, который сказал самую возмутительную ложь.

— Это моя сестра наняла тебя.

Действительно? Вот где он проводит черту? Забудьте тот факт, что его девятнадцатилетняя горничная глазом не моргнула при виде гротескно инсценированного трупа или при обращении с упомянутым трупом; его подозрение вызвало то, что она забыла, кто ее нанял?

— Да, — говорю я. — Тем больше причин для меня не желать выглядеть так, как будто я становлюсь выше своего положения. Хозяйка дома может не захотеть нанимать образованную девушку.

Сейчас он действительно смотрит на меня, как будто у меня выросла вторая голова. Затем он отбрасывает перо.

— Тогда делай заметки. Я буду проговаривать то, что мне нужно.

Я держу ручку над страницей… и на нее падает капля чернил.

— Кажется, ваша ручка сломана, сэр.

Он видит каплю и вздыхает:

— Разве ты не пользовалась перьевой ручкой, Катриона?

Э, верно. Никаких шариковых ручек в девятнадцатом веке.

Он продолжает:

— На моем столе есть перьевая ручка, если хочешь, но автоматические перьевые ручки — это пишущий инструмент будущего, и было бы разумно научиться ими пользоваться.

Перьевая ручка? Я предполагаю, что это будет ручка, которую каждый раз необходимо окунать в чернила, в отличие от перьевой ручки, у которой есть капсула с чернилами. Я внимательно смотрю на эту. Вместо картриджа, который я есть в современной перьевой ручке, у этой есть небольшой резервуар, который, как я полагаю, необходимо заполнить.

Я проверяю перо на углу страницы и киваю. Мне нужно быть осторожной, но я думаю, что справлюсь.

Грей держит руку Эванса в нужном положении и проговаривает замечания, которые я записываю. Он подходит к голове жертвы и поднимает веревку, свернутую рядом с ней.

— Это использовалось, чтобы задушить его, а также было оставлено in situ, — он делает паузу и проговаривает «in situ» и объясняет, что это латинское слово означает «на месте» или «в изначальном положении». Затем он продолжает: — Поскольку мы знаем, что эта веревка использовалась, я могу исследовать следы, которые она оставила, и волокна, которые остались, и эти наблюдения могут быть полезны в других преступлениях, когда веревку изъяли.

— Чтобы найти орудие убийства.

— Орудие убийства, — он пробует фразу. — Да, именно так. Запиши эту терминологию, пожалуйста.

Он возвращается к своим наблюдениям, а я перевожу взгляд с него на тело. Когда он говорит, в его голосе появляются нотки, которых я раньше не слышала. Страсть. Страсть восторженного учителя, излагающего свой любимый предмет.

Вчера меня смутил Грей, гробовщик, осматривающий жертву убийства. Теперь я напоминаю себе, что он не просто гробовщик. Он также врач. И он использует эту профессиональную комбинацию для изучения криминалистики.

Для современной полиции сопоставление оружия с ранами так же очевидно, как снятие отпечатков пальцев или сбор ДНК. Ничего этого нет в викторианском мире. О, я уверена, что полиция начала сопоставлять оружие и раны, но, тем не менее, это только первые попытки, что делает Грея пионером в моей любимой науке.

Вот почему Маккриди притащил сюда тело Эванса. Чтобы Грей мог его осмотреть до того, как коронер начнет его разделывать, и, предположительно, чтобы Грей мог поделиться со своим другом догадками, которые Маккриди мог бы использовать в своем расследовании.

С этим Дункан Грей становится в тысячу раз интереснее.

— Как называется то, что вы делаете? — спрашиваю я. — Криминалистическая наука?

— Есть такое слово, используемое в медицине, — отвечает он. — Криминалистика. Оно используется для научных исследований, которые играют роль в судебной системе, — он делает паузу. — Судебная система означает суд, например, в уголовном процессе.