Распутин. Тайна его власти

Я много встретил народа, но особенно в третьем классе [38] много истинных христиан, много болгар (…) Можно ожидать исполнения слова Божия над нами, что будет единая Православная Церковь, не взирая на кажущиеся различия верующих…

В Смирне есть несколько красивых храмов. Один из них на том месте, где самаритянка беседовала с Яковом при Спасителе и уверовала в Него (…) В Смирне есть гора, на которой был цирк, где замучены ученик Иоанна Богослова и много других с ним. Где только нет мучеников за Христа! (…) Дивный путь этот учит смотреть на себя, как ты преуспеваешь, следуешь ли идеалам апостолов — если смысл состоит в этом, сеять истину…

38

Категория кают на судне.

Недалеко есть остров Хиос, где замучен Исидор в III веке. Все места освящены (…)

Средиземное море, Кипр. Здесь Бог воскресил Лазаря, но пароход здесь не пристает (…) Триполис (…) Бейрут расположен над морем, весь погружен в зелень. Боже, везде источник жизни! Георгий Победоносец в этом городе сокрушил змия (…) Яффа: где жил пророк Илья. И на том месте, где молился пророк, внизу горы — пещера. Тут монастырь греческий. Много в городе Яффе сотворено Ильей чуда. Я видел его строгий вид на иконе к нам грешным и когда мы смотрели, то вселился в нас трепет (…)

Боже, сколько апостолы по этим берегам зажгли веры! Сейчас все епископы грамотные, но нищеты духа нет, а народ только и идет за нищетой духа, толпами пойдет за ней. Без нищеты епископ заплачет, если креста не дадут, а если она есть в нем, то и худая ряса приятна — и за худой рясой пойдет толпа. Честь и почет простому монаху! [39]

Отсюда можно совершить путешествие в Назарет.

Яффская долина необъятной красоты захватила рай. Нет на свете мудрее этого места. Как говорится в церкви про изобилие плодов земных, то здесь оно и есть. Даже невероятно, что можно и на земле встретить необъятный рай красоты. Пусть у кого и горе будет или потеря земного сокровища — я уверен, что скорби, как дым ветром, пронесет от одного изобилия, которым Бог светит на этих местах (…) Окончил путешествие, прибыл в святой град Иерусалим.

39

Очевидно, это намек на выпады официального духовенства против него.

(…) При переходе от великой волны в земной рай тишины первым делом отслужили молебен. Впечатление радости я не могу здесь описать, чернила бессильны!

Господь здесь страдал! О, Господи, идешь (…) и видишь — ходят люди, как тогда (…) Что реку о такой минуте, когда подходил ко Гробу Христа! Так я чувствовал, что Гроб — гроб любви и такое чувство в себе имел, что всех готов обласкать и такая любовь к людям, что все люди кажутся святыми, потому что любовь не видит за людьми никаких недостатков (…)

(После описания своих впечатлений и намеков на духовенство у себя дома следуют подобные намеки на политиков).

Тут же Ирод приказал убить младенцев (…) Сколь коварна зависть! Вот истинная причина всей этой бойни (…) Интрига царствует в короне, а правда как былинка в осеннюю ночь ожидает восхода солнца, как солнце взойдет, так правду найдут (…)»

В Вифлееме, где родился Христос, в Распутине, по-видимому, наряду с библейскими воспоминаниями пробуждаются и воспоминания о собственной жизни: «Зато когда увидишь ясли Самого Спасителя — забудешь усталость и многие разные интриги…»

Путевые записки, впечатления и ассоциации, намеки и скрытая злоба наряду с философскими размышлениями и моральными догмами — все это смешение жанров присутствует в его воспоминаниях и подается в стиле русских былин (сказаний), не без нравоучений, где заслуга не у того, кто ищет, а у того, кто терпелив. За это утешение: Господь может прославить грешников, если сохранять любовь Божью (и к Богу) (см. Лот — «Как увенчал Господь праведного Лота!»). О церкви: «Однажды православная церковь во имя любви объединит в себе все другие…» О монастырях: «Они не для народа, а для государства, а должно быть наоборот…» И, наконец, всеобщий призыв к паломничеству, потому что при этом учишься любить религию, родину и царя.

В конце толстой тетради с записями Распутин делает вывод: «Этот источник неисчерпаем глубокой мудростью. Господь питает его своей правдой, какой бы плохой она ни была, но это правда. Григорий».

С врагами покончено

В мае 1911 года Распутин возвращается. Пасху он провел на Святой земле (а также празднуемую немного раньше пасху католиков, которым он «от всего сердца сочувствует», потому что они, по его мнению, отмечают ее «не так весело», как православные христиане). Между тем, происходит дальнейшее развитие событий, укрепляющее его положение в Петербурге: обер-прокурора Священного Синода С. М. Лукьянова, приверженца Столыпина, который критикует Распутина, заменяют В. К. Саблером.

Вырубова вспоминает, почему Лукьянов стоял Распутину поперек дороги: «Лукьянов хотел прогнать Илиодора. Старец считает, нужно сделать так, чтобы народ был за Илиодора. Тогда Лукьянову придется уйти. Он и так только хвост Столыпина и симпатизирует всем господам в Думе. „А кого нужно поставить на его место?“ — спросила Мама (царица). — „Саблера, — выпалил Старец как из пушки. — Он славный и лояльный. Мягкий, как воск! Немного тепла, и он согнется. И верный слуга царя, и набожный…“»

Этот разговор основывается на сообщениях Илиодора о том, что якобы Распутин рассказал ему о Саблере, как тот на коленях умолял его о протекции. Правдоподобно выглядит и вражда Распутина со Столыпиным и с депутатами Думы, которые видят его насквозь, а потому являются для него самыми опасными врагами. Поскольку Распутин знает, с каким предубеждением царица относится к Думе, ограничивающей самодержавную власть, он ловко использует недоброжелательную позицию Александры Федоровны, пытаясь утвердить ее в этом мнении и использовать любую возможность, чтобы выступить против Думы.

С уходом Лукьянова наметилась тенденция к падению власти Столыпина. Спорный вопрос об отношении к Распутину не может служить причиной разногласий между государем и одним из его самых лояльных и талантливых министров. С помощью демократических реформ и укрепления институтов самоуправления, а также посредством восстановления в правах ущемленных национальных меньшинств, например, евреев, Столыпин хочет добиться стабилизации отношений и тем самым остановить революционное движение. Но для царя (и, в первую очередь, для царицы) Столыпин выглядит слишком либеральным. А его планы относительно автономии Польши и Финляндии кажутся Николаю II опасными. Постепенно он теряет доверие к Столыпину, хотя совсем недавно отклонил его просьбу об отставке. Когда же его законопроект (об усилении вооруженных сил) был блокирован Думой, Столыпин вновь подал прошение об отставке. На этот раз царь захотел «подумать»…

Вскоре после этого в Киеве приступили к подготовке грандиозного торжества. В начале сентября должно было состояться открытие памятника государю-реформатору (освободителю крестьян) Александру II, убитому анархистами, деду Николая И, чье дело пытался продолжить Столыпин. Перед приездом царя и его свиты вместе со Столыпиным в городе в спешке и суматохе проводились мероприятия по обеспечению их безопасности.

Для охранной полиции была объявлена готовность номер один. Столица Украины с ее тайной враждой к русской столице стала центром оппозиции и подпольного движения. Незадолго до приезда царской семьи для проведения мероприятий по безопасности в город прибыл заместитель министра внутренних дел П. Г. Курлов вместе с начальником дворцовой охраны А. И. Спиридовичем. Между тем, об угрозе жизни министра внутренних дел и премьер-министра Столыпина попросту забывают — у своего заместителя Курлова он и без того, как бельмо в глазу. Если Столыпина ненавидели в революционных кругах из-за его жестких мер по отношению к анархистам и из-за того, что он своими реформами выбил почву у них из-под ног, то для реакционных и консервативных кругов, аристократии и чиновничества он тоже был камнем преткновения, поскольку лишил их привилегий в пользу укрепления среднего класса.

Когда поезд с императорской четой и сопровождающими лицами прибыл в город, среди толпы встречающих, стоящих вдоль улицы, был и Распутин. «Царица увидела меня и подала мне знак, кивнув, а я в ответ перекрестил ее, — позже напишет Распутин, — но когда появился вагон со Столыпиным, по всему телу у меня прошла дрожь. Я увидел над ним смерть, смерть…»

Об этих праздничных днях Распутин оставил восторженные воспоминания. Они начинаются так: «Что поразило встрепенуться и возрадоваться Киевскому граду! Боже! Велик Батюшка-Государь! Так трепещет весь простой народ, и аристократия, и неверующие! И украшенные сердца их наполнены любовью к Родине. И служит приезд Государя к обновлению Родины. Толпа движется по городу, потому что приезжает Помазанник Божий…»