Распыление. Дело о Бабе-яге

Стемнело. Я всё ждала, когда Таракан с Обрезом соберутся восвояси, чтобы поговорить начистоту с Ласточкой, да и свои мысли в порядок привести - третьи сутки на ногах, я уже не понимала, где право, а где лево; но они, кажется, никуда уходить не собирались.

Странно... Не потому же, что Таракан хочет под шумок оттяпать себе жилплощадь, а Обреза так уж волнуют прекрасные глаза моей подружки? Ладно, не гнать же их на ночь глядя - тем более, после всех гостинцев. Завтра разберемся.

Таракан заявил, что прикорнет в гостиной, на диване. Этой комнатой мы почти не пользовались. В ней были собраны раритеты с прошлых времен, до Распыления: несколько шкафов, набитых книгами - могу с гордостью сказать, что уж один-то шкаф набила я сама, лично... Магнитофон. Диски хоть и поцарапанные, но вполне можно было послушать "Травиату" или "Кармен"... Бабуля нам пересказывал по-памяти, в чем там сюжет: ерунда, сплошь любовные страдания. Но пели очень красиво, что есть, то есть.

Ноутбук давно не работал, Бабуля носил его в Слободку, к спецам, те сказали, материнская плата выгорела, а новая стоила больше, чем весь наш дом... Была целая коробка журналов - комиксами назывались. Только мы ими как-то не увлеклись: видала я этих суперменов, трех или четырех. Обыкновенные мужики в трусах поверх штанов, ни ума, ни фантазии...

Был даже телевизор, плоская черная панель размером два на метр. Он, конечно, не работал - не было каналов, которые бы вещали в наших краях, но Бабуля пользовался им иногда вместо радио - что-то там настраивал и слушал голоса, пробивающиеся сквозь белый шум...

Обрез спросил разрешения устроиться в комнате Бабули - я не успела открыть рот, чтобы отбрить его как следует, а Ласточка уже разрешила... Дети, даже Глашка, без звука отправились спать, умывшись и почистив зубы, я тоже не стала выкобениваться - глаза слипались сами собой, так что по лестнице, в нашу с Ласточкой комнату, я поднялась не помню как. Переоделась в ночнушку и вырубилась.

А потом мне приснился зов. Он летел над тихими крышами домов, над сонными печными трубами и ветвями черешен, меж заборов и тёмных фонарных столбов, мимо запертых дверей и забранных ставнями окон.

И во сне я поняла, что это Бабуля.

Встав с постели - босые ноги приятно холодили деревянные половицы, - я ступила в квадрат лунного желтого света, шедшего сквозь тонкие занавески. И, закутавшись в этот лунный свет, как в одеяло, пошла...

Внизу, перед входной дверью, увидела близняшек. Переглянувшись, мы кивнули друг дружке. Казалось, что поступаем мы очень разумно и даже правильно. Единственно верным способом. Отперев дверь, мы дружно шагнули на крыльцо, а потом дальше, в мокрую от предрассветной росы, траву.

Он ждал нас за домами, у реки: огромный, лохматый, похожий сразу на медведя и на волка. Тяжелая голова со светящимися, как плошки с горящим маслом, глазами, низко опущена, лоб покрывает бугристая чешуя. Но мы не боялись, мы понимали, что так Бабуля теперь выглядит.

Зверь беззвучно позвал, и мы подошли к нему. Близняшки, громко смеясь, стали его гладить, я тоже хотела обнять за шею и зарыться лицом в густую шерсть...

И тут перед глазами мелькнул огонь. Зверь фыркнул и отскочил, а потом, в ярости ударив в землю огромной лапой, заревел.

– Уходи.
– сказал тот, кто держал огонь.
– Уходи, и я не причиню тебе вреда.

– Они мои.
– зарычал зверь.
– Они мои, и должны быть со мной. Им будет хорошо со мной, на той стороне...

– Уходи.
– перед мордой Зверя вновь загудело пламя.
– Ты не можешь больше заботиться о них. Ты больше не человек.

– Мне не нужно быть человеком для того, чтобы заботиться о тех, кого я люблю!

– зарычал Зверь. Он вновь махнул лапой, но тот, кто ему возражал, увернулся, и лапа не задела его.
– Они мои и будут принадлежать мне.

– Ты утратил все права, став зверем. Если ты не уйдешь, мне придется тебя убить.
– Зверь засмеялся.

– Давай сразимся!
– зарычал он.
– Я сломаю тебе шею, вырву внутренности и всё равно возьму то, что принадлежит мне по праву!

Человек с горящей веткой вытащил громадный пистолет и направил его Зверю в грудь.

– Нет!
– закричала я и бросилась на него, стараясь вырвать оружие.

– Нет!
– закричали близняшки и встали перед Зверем, загораживая его своими телами.

Зверь утробно захохотал.

– Видишь? Они сами пришли ко мне! Ты не сможешь меня убить, не причинив боли им...

Тьму прорезал бледный, неуверенный луч - краешек солнца показался над рекой и в этот же миг раздался громкий, пронзительный крик петуха.

С меня будто сорвало прозрачный, но душный мешок. Сразу всё стало отчетливым и ярким. Зверь больше не казался добрым и красивым. Он был огромен, черен, как подземельный мрак, и так же страшен. Напротив нас стоял Таракан. В одной его руке догорала ветка - от нее остался небольшой огрызок, в другой, дулом вниз, он держал пистолет.

Я еще вернусь...
– прорычал Зверь и растворился в отступающей тьме.

– Что случилось?
– спросил Сашка.
– стоя в уличной пыли, он зябко поджимал босые ноги.
– Я думал, это всё сон... Что мы здесь делаем?
– хлопая глазами, он глядел по очереди на меня и Таракана. Глашка беззвучно плакала, глотая слёзы.

– Что случилось, дядя Тара?
– он пытался сдерживаться, но голос предательски дрожал, а в носу хлюпало.
– Это был Бабуля, да? Он приходил за нами?

– Он нас любит.
– сказала на удивление спокойным голосом Глашка.
– Он хотел, чтобы мы пошли с ним. Я хочу к нему.

– Зря ты вмешался.
– кивнул Сашка.
– С ним нам будет лучше.

– Простите, детки.
– виновато развел руками Тара.
– Ошибся. Я не знал, что это Бабуля. Думал, чудовище...

– Он не чудовище!
– заорал, срываясь на визг, Сашка.
– Он нас любит, а ты его прогнал!
– бросившись на Таракана, он замолотил его кулачками.

Стряхнув оцепенение, я подхватила Глашку на руки и крепко прижала к себе. Моё сознание раздвоилось: одной половиной я понимала, что Зверь - это уже не Бабуля, что он изменился, и никогда уже не будет прежним, но другой... Другой я жаждала оказаться рядом с ним. Запустить пальцы в густую шерсть, почувствовать его силу, его могущество... Помотав головой, чтобы избавиться от наваждения, я стала успокаивать близнецов.

Подойдя к крыльцу - хорошенькое мы представляли собой зрелище: босые, чумазые, в ночнушках, Глашка - у меня на руках, Сашка - вцепившись в Таракана мертвой хваткой, - столкнулись с Ласточкой и Обрезом.

– Где тебя носило?
– с ходу налетел на парня Таракан.
– Я велел тебе стеречь верхний этаж, а ты?

А я стояла молча, и только глазами хлопала. Были они оба - моя Ласточка и Тараканов Обрез - раскрасневшиеся, встрепанные, и видно, что одевались впопыхах... А еще они держались за руки. Таракан тоже, видимо, всё это заметил, потому что осекся на полуслове и заткнулся. А я подумала: зря Таракан на Обреза ругается, он своё дело исправно делал. Ласточка-то с нами не пошла...