Распыление. Дело о Бабе-яге

Рядом стояла девушка. Невысокая, чернявая - коса, толстая, как полено, была перекинута на грудь и кокетливо перевязана зеленым бантиком. Глаза у нее тоже были зеленые, прозрачные, а брови густые, в разлет. Губы сложены в лукавую улыбку. Одета она была в зеленую брезентовую ветровку, такие же штаны и красные резиновые сапожки. Всё это я ухватил одним взглядом, за мгновение, пока приосанивался, одергивая куртку и стараясь встать так, чтобы не было видно совиного пятна на плече.

В Нави девушка смотрелась несколько не так, как в Прави, но это меня не насторожило: все в Том свете кажутся иными. От человека зависит... Мой наставник, например, выглядел, как огромный, королевских расцветок, ягуар.

– Здрас-сте!
– наконец проблеял я и сделал шаг навстречу девушке. Та отстранилась, будто ветерком плавно подуло.

– За Пыльцой?
– сочувственно спросила она.

– За ней. Только вот не получается что-то.

– А денежку ты положил?
– хитро сверкнула глазами девица.

Я хлопнул себя по лбу, заодно лишив жизни парочку комаров.

– М-мать! Совсем забыл. Д-дубина...

– Ничего, это лечится.
– утешила девушка.
– Меня Чернавой звать, а тебя?

– Иван.
– я еще ближе шагнул к девушке, та вновь на шажок отступила. Вдруг повеяло стылью, как от давешнего призрака, и я посмотрел под ноги: может, опять на могилку случайно заступил?
– Чернава рассмеялась.

– А ты не местный, да?

– С чего ты взяла?

– Местные напролом прут, могилок не обходят, призраков не видят. Скороговоркой выбалтывают, что нужно, деньги под камушек пихают и - домой. За посылкой...

– А ты, значит, часто здесь бываешь?
– я кивнул на корзинку в руках Чернавы. В ней, на листе лопуха, было уложено несколько подберезовиков.

– Ага...
– она улыбнулась и показала на ближний пригорок: - Присядем? У меня и выпить есть - ночь нынче зябкая.

Я замялся. В гостинице ждет Лумумба, к тому же отходняк начнется довольно скоро, и тогда я просто не увижу клубка... Чернава, мотнув косой, отвернулась. А потом оглянулась через плечо и подмигнула. Я пошел за ней.

Сели. Она вытащила из-под грибов берестяную фляжку и, отпив глоточек и скромно обтерев горлышко, протянула мне.

Потянуло какой-то промозглой сыростью, в воздухе разлился болотный запах. Издалека донесся волчий вой.

– А ведь и вправду похолодало...
– подумал я и сделал глоток.

Вкус у напитка был не алкогольный. Угадывались шалфей, подмаренник, одуванчик, еще что-то терпко-неуловимое... Но в глазах почему-то начало двоиться и вдруг зверски, просто никакого терпежу, захотелось спать. Чернава смотрела на меня и улыбалась. В глазах её, тёмных и глубоких, с вертикальными зрачками, отражались звезды...

– Кто ты такая?
– хотел спросить я и повалился навзничь в траву. Почувствовал еще, как из рук моих вынимают фляжку, как по телу шарят маленькие проворные руки, извлекая монетки, ключ от номера, другую всячину, что со временем накапливается в карманах... И отключился.

Глава 10

Иван

Разбудил крик петуха. Он прямо таки ввинтился в ухо, заметавшись по черепной коробке, как взбесившийся мяч. Я подскочил, как ошпаренный.

Очумело оглядываясь по сторонам, попытался сообразить, почему нахожусь средь могил, на кладбищенской земле. В локоть впился, как мне показалось, острый сучок, я взвизгнул, отдергивая руку, и увидел петуха. Черного как смоль, с налитым красным гребнем и роскошным разноцветным хвостом.

– Кыш, пернатое!
– прикрикнул я на него.
– Нечего тут клеваться!

– Ко...
– сказал петух и, чуть наклонив голову, иронично уставился на меня круглым глазом.

– Бвана?
– от изумления я совершенно пришел в себя.
– Что вы здесь делаете?
– петух, прикрыв голову крыльями, энергично потряс гребешком. Ну конечно! Как же он ответит...

Я еще раз осмотрелся. В утреннем солнышке кладбище уже не выглядело таким мрачным и зловещим, как ночью. Никто не вздергивался из потревоженных могил, никто не орал заунывным голосом, что ему душно, не хохотал гомерически, не хватал за сердце...

– Бвана! Здесь девушка была...
– петух смотрел внимательно, ожидая продолжения.
– Такая...
– я попытался поточнее припомнить, как она выглядела, но, кроме зеленого бантика, ничего в голову не лезло.
– Симпатичная, в общем. С косой.
– руками я пытался показать, какая у нее была коса. Петух покатился со смеху.

Хорошенькое я, наверное, представлял собой зрелище, если даже птице смешно. Вихры растрепаны, весь в репьях, пуговиц на рубахе не хватает. Рожа мятая и невыспатая... Вещей нет. Это я понял, похлопав себя по карманам. Ни расчески, которую я привык носить в заднем кармане джинсов, ни ключа от комнаты, ни носового платка... Интересно, кому понадобился не первой свежести носовой платок?

Зрелище, которое мы с петухом представляли, направляясь обратно в гостиницу, произвело на публику неизгладимое впечатление. Разговоров хватит надолго. Разумеется, прямо посреди кладбища Лумумба перекинуться не мог - одежды на нем, как на птице, предусмотрено не было, так что...

Петух, ростом мне почти по пояс, гордо вышагивал впереди, выбивая из каменной мостовой искры огромными шпорами. Я с трудом плелся за ним, держась за голову. Чувствовал себя при этом так, будто вместо мозгов - лебединый пух.

Один раз прямо перед нами выскочил матерый - один глаз и одно ухо в комплекте - котище. Черный, как смертный грех. Польстился на дармовую петушатинку... Лумумба, грозно встопорщив перья, так на него глянул, что бедолага со всех лап взлетел на дерево, где и угнездился на самой верхушке. После встречи с наставником этот кот, я уверен, никогда больше не будет охотиться на птиц, ни на больших, ни на маленьких. И котятам своим закажет.

Перед самой гостиницей всю проезжую часть перегородили несколько подвод. В одной из них горой были навалены глиняные горшки, в другой - что-то накрытое большим пестрым тентом, в третьей громоздились бочонки. Хозяева, сошедшись на перекрестке, ругались о том, видимо, кто кому должен уступить. Лошади всех троих меланхолично переступали копытами, опустив головы. Передышке они были только рады. Не знаю, о чем думал драгоценный учитель, когда налетел на всю эту честную компанию. Может, петушиные бойцовые инстинкты возобладали...

Как хищный коршун, Лумумба рухнул с небес. Все три скотины дружно шарахнулись в стороны. Телега, груженная горшками, перевернулась. Грохот бьющейся утвари еще больше испугал лошадей. Одна из них попыталась совершить маневр разворота на сто восемьдесят градусов, оставшись при этом на месте, и опрокинула подводу, накрытую тентом. На мостовую посыпались громадные, как арбузы, яблоки. Они весело катились под горку, подскакивая, как исполинские градины. Возницы, всё так же громко ругаясь, кинулись к лошадям и попытались их растащить. Лошади же, обладающие упрямым и непредсказуемым нравом, всячески им в этом препятствовали.