Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 2

– - Во-первых,-- отвечала Катя,-- бывают времена, когда всесторонняя жизнь немыслима, а радости жизни почти преступны. Во-вторых, печаль, негодование, ненависть, борьба -- разве это не жизнь?.. Они способны также захватить всего человека.

– - Положим... но я только против такой исключительности...

– - Исключительность определяется моментом, в который мы живем.

– - И это, может быть, верно... Мы мудры, как змий, мудрость ваша подавляет меня... В самом деле, перед вами я точно школьник. Положим, надо еще доказать, что именно таков настоящий момент, а доказать это нельзя. И все-таки я хотел бы оправдаться. Пусть я раб лукавый и ленивый, но ведь не все же таланты зарыты в землю, все впереди, и ничего не потеряно. Вы находите, что у меня знаний мало,-- приобрету! Курса не окончил -- окончу! Не сделал ничего в известном направлении -- сделаю!.. Я не согласен с вами, будто я исключительно занимался зарыванием талантов... Я разбрасывался,-- это правда, но, кажется, и это на пользу. Я не отвращал лица своего от жизни, и это дало мне опытность, которая еще пригодится.

– - Нет, Иван Петрович,-- мягко возразила Катя: -- не отрицайте, что вы ничего не сделали и ничему не научились. Вы даже не познакомились с народом, а это непростительно. Что же касается опытности, то что она вам дала?.. Я не знаю, о какой опытности вы говорите. Я знаю только, что вы опустились, выучились пить и убивать время... Вы даже книги разучились читать.

– - Ах, боже мой! Но ведь не в книгах же заключена вся премудрость!.. Ну хорошо, пусть так... пусть все, что было, одни ошибки, промахи, глупость, дурость... оно и верно. Но ведь не пропащий же я, в самом деле, человек!..

– - Кто говорит об этом!..

– - Ах, Екатерина Павловна!
– - вдруг страстно заговорил он, приподнимаясь.-- Все еще впереди, вся жизнь! И как это хорошо!.. Если б знали вы, как я люблю ваши суровые глаза и власть их над собою!.. Хотите, я сброшусь вниз, туда... скажите только слово!.. Ей-богу!.. С наслаждением, с восторгом!..

– - К чему же это?
– - улыбаясь, с загоревшимися глазами спросила Катя.

– - Так... не знаю... чтоб доказать свою преданность и любовь... Но вам это непонятно: вы холодны, как льдинка, и рассудительны, как сама старость.

– - Этого я, действительно, не понимаю.

– - То-то и есть. 8ы не понимаете, что за один миг, за один порыв можно отдать душу и богу и черту. Вот чего вы не понимаете.

– - Нет, может быть, и понимаю... но лучше этого не понимать!
– - тихо заметила Катя и тотчас же переменила разговор.

– - Дайте слово, что вы к осени будете в Петербурге,-- сказала она.-- Вам необходимо пожить там, необходимо.

– - А вы не верите мне?

– - Нет, верю, верю... но все-таки.

– - Весьма охотно. Обещаю и клянусь. Клянусь я первым днем творенья и так далее.

– - Спасибо!
– - сказала Катя и поднялась.

– - Куда же вы?
– - спросил Светлицын.

– - Пора. Пушка прогремела, все спешат к ужину.

Светлицын неохотно встал и пошел с ней рядом.

Коперник целый век трудился,--

запел он чистым, приятным баритоном.

– - У вас и голос прекрасный,-- сказала Катя,-- сколько у вас талантов!

– - Мне серьезно советовали поступить в консерваторию. Но в том-то и беда, что много талантов, и ни одного настоящего.

В стороне от палатки горячо спорили о чем-то студенты. В споре принимали участие Ожегов, Веретенников и два молодых инженера. Но больше всех горячился Кленовский. Его резкий голос покрывал другие.

– - Это идиотство!
– - кричал он.-- Это непонимание элементарнейших приемов тактики!..

– - Барин! А, барин!.. Вас спрашивают,-- уже несколько раз говорил ему какой-то мужик, притрагиваясь к его плечу.

Наконец, Кленовский с досадой обернулся и увидел конюха. Тот стоял перед ним, испуганный и бледный, с растерянными, виновато бегавшими глазами.

– - Чего тебе?

– - Спрашивают вас... там... папенька, что ли... не знаю.

– - Кто?

– - Так что тятенька ваш, стало быть... требуют вас... туда-с...

– - Куда?.. Зачем?.. Какой тятенька?.. Тятенька -- вон он стоит... что ты врешь?..

– - Не знаю-с... позови, говорят... вас спрашивают...

– - Ну ладно, отстань!.. Ну-тя к черту!.. Это идиотство, игнорировать требования самого народа!
– - возвращаясь к спору, опять закричал Кленовский.-- В этом вся суть, вся сила, почва и опора!.. Какая глупость!..

– - Барин,-- не отставал конюх,-- сделайте милость, пожалуйста... будьте настолько добры... надо-с... пожалуйте, барин!-- уже настойчиво, почти грубо заговорил он.

– - Фу-ты, черт!.. Вот привязался!.. Чего тебе? Отстань, сделай милость!..

– - Барин, никак невозможно... пожалуйте, как хотите...

– - Ах!.. Ну хорошо... Я сейчас, господа... куда?..

– - За мной пожалуйте.

– - Куда ты меня ведешь? К кому?
– - спрашивал Кленовский, спускаясь вниз по тропинке.

– - Вон туды-с... сию секунду-с...

Сойдя с горы, Кленовский заметил поджидающего их человека в военной форме. "Каким образом здесь офицер?
– - мелькнуло у него в голове.-- Откуда? Зачем?"

– - Вы господин Кленовский?
– - вежливо, прикоснувшись к фуражке, обратился к нему военный.

– - Да. Что вам угодно?

– - Николай Николаевич?

– - Да.

– - Весьма рад, давно желал познакомиться,-- задушевно и чрезвычайно просто сказал офицер и назвал свою должность и фамилию.

"Вот так клюква! Что это значит?" -- подумал Кленовский, чувствуя неприятные мурашки по всему телу.

– - Не беспокойте себя,-- продолжал успокоительно офицер,-- не тревожьтесь.

– - Я не беспокоюсь, но в чем дело?

– - Не угодно ли следовать за мной?

– - Куда?

– - О, пока весьма недалеко. Несколько шагов.

– - Но что это значит? Зачем? Пока вы не объясните, я не тронусь с места.

– - Очень жаль. Но к чему такое недоверие? Даю вам слово, что это необходимо.

– - Я не пойду... Зачем? Кто вы такой? Что вам надо?..

– - Маталасов!
– - позвал кого-то офицер, и тотчас же из кустов выступили три жандарма и молча обступили Кленовского. Кленовский постоял с минуту в нерешительности, пробормотал ругательство и, не сопротивляясь более, пошел с ними.

– - Пожалуйста, будьте спокойны,-- все так же вежливо и ласково говорил офицер,-- дело обыкновенное-с... с молодыми людьми часто случается.

Через минуту они скрылись в тени кустов. Вскоре колокольчики залились веселым малиновым звоном и смолкли в лесу.