Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

– Это правильно, – сказала баба Тася. – Поедем, чего там. Куда я теперь без вас?

Шрайбер взялся за решение задачи решительно, целеустремленно, с разработкой плана тактических мероприятий. Он по-научному подошел к проблеме «умыкания» бабы Таси.

Илье потребовалось всего две ходки в синагогу. Он объяснил коллективу задачу. Его сразу поняли, и вскоре Шрайбер познакомился с шустрым дедом лет девяноста, не меньше. Старик согласился за небольшое вознаграждение взять в жены бабу Тасю и отправиться вместе с ней и Шрайберами в Израиль. Разрешительная бумага от отца внука обошлась Илье еще дешевле.

Так они все и оказались в городе Петах-Тиква, но живут отдельно. Баба Тася наотрез отказалась поселиться со Шрайберами, и не собирается покидать своего законного супруга. И тот очень доволен создавшимся положением.

– Раз брак твой настоящим оказался, – шутит Шрайбер, – отдай деньги.

– Фигушки, – говорит старик по имени Фима. – Накося-выкуси!

Это он уже набрался словечек разных от бабы Таси.

О чем еще надо вспомнить? Конечно, не нашел Шрайбер работу по профессии. Первое время тянул на стипендию Фонда Шапиро, потом устроился в лабораторию химического завода. Моет пока пробирки и реторты, но со временем надеется на повышение.

Впрочем, у него теперь другая цель в жизни: воспитать любимого внука. И Шрайбер убежден, что на этот раз цель его совершенно верна. Есть, правда, проблемы. Внук бегло разговаривает на иврите, а Илье язык предков плохо дается. Но он надеется, что вскоре внук одолеет английский, и они начнут объясняться не только на сленге замечательной деревни Кузино, но и на языке Шекспира.

1998 г.

Навстречу судьбе

Однажды Григория Канторовича спросили, почему он решил перебраться в Израиль из Москвы? Старик ответил так:

– Не имеет значения, где умирать. Главное, где жить.

Вот такое настроение было у человека. Он панически боялся смерти и философствовал на эту тему, чтобы как-то скрыть этот страх.

Не был Канторович так уж стар, и в свои шестьдесят восемь лет не выказывал особых признаков дряхления. Ну, шею поворачивал не так быстро, как в молодости, слегка прихрамывал, припадая на левую ногу, и не каждую красавицу провожал жадным взглядом. Но это нормально. В любом возрасте, как известно, свои радости. Беда Канторовича была в том, что радостей этих он не находил и не желал искать.

Прихрамывать стал Григорий в результате автомобильной аварии. Сломанное бедро срослось с некоторым укорочением ноги. Впрочем, не было у Канторовича необходимости опираться на палку. Одна знакомая дама даже сказала ему, что некоторая хромота идет Григорию при его снежной седине и высоком росте.

Теперь остановимся на одной особенности характера Канторовича.

Старик (я все-таки обозначу так этого человека) и до аварии терпеть не мог скоростной транспорт: ракеты, самолеты, автомобили и даже поезда железной дороги. Его раздражала быстрота перемещения. Он считал, что спешка виновата в быстротечности человеческого существования. Раньше, по его убеждению, когда люди передвигались пешком и на лошадях, они за сорок лет проживали больший срок, чем ныне за восемьдесят. Он был убежден, что дело не в сроках жизни, отпущенных человеку, а в качественном наполнении бытия.

Канторович, как думал, так и жил. В гости к единственному другу Эфраиму старик ходил пешком. А квартировал этот Эфраим в семи километрах от дома Григория.

– Эфка, – говорил Канторович, без особого труда поднявшись на четвертый этаж дома без лифта, – ты только подумай, куда летят эти куски железа?

– Да, да, – улыбался друг, зная, что у Канторовича ответ готов.

– Они летят на кладбище автомобилей. – Старик поднимал к потолку указательный палец правой руки. – И сами они, все эти роскошные «форды», «мерседесы» и «хонды» – гроб для тех, кто сидит внутри.

Друг – добрый человек – не любил и не понимал склонность к образному мышлению и философским обобщениям, но к Григорию относился хорошо, а потому всегда улыбался в ответ, чуть заметно покачивая головой.

Из всех слов, придуманных человечеством, он чаще всего произносил слово «да». И не жалел повторять это простое выражение в любых обстоятельствах. Этим пользовались многочисленные друзья и знакомые Эфраима. Самые сомнительные схемы и умозаключения находили у этого человека обязательную поддержку.

– Да, да, – говорил Эфраим с улыбкой. – Да-да-да…

Дело в том, что долгие годы он служил под началом крайне властного человека с тяжелым, нетерпимым характером. А работу свою Эфраим любил. Вот он и изобрел метод, при котором можно устоять перед начальством, но кое-что сделать по-своему. Эфраим был убежден в глубине души, что слова ничего не значат. Главное – поступки. Он как-то прочел в популярном журнале статью о знаменитом философе Скиннере, проповеднике тех же принципов, улыбнулся, покачал головой и сказал сам себе: «Да, да, да», что он делал в свой адрес довольно редко.

Григорий Канторович, напротив, полагал, что сила слова абсолютна. И вообще, в этом мире не существует ничего, кроме идей. Тем не менее разный подход к действительности не мешал Григорию и Эфраиму дружить и проводить вместе долгие часы.

У друзей были семьи: жены, дети, внуки, но так получилось, что родня стариков существовала в каком-то ином измерении. Григория все считали легкомысленным болтуном, а Эфраим хоть и пользовался некоторым авторитетом, но был он человеком дела только на словах: никогда не умел добывать деньги в достаточном количестве, а его семья была озабочена только этой насущной проблемой.

Пора приступить к завязке этой истории. Все вы знаете, что в Европу пришла мода на самокаты. Израиль отставать не любит. И наши детки мгновенно вцепились в руль странного допотопного приспособления. Катаются они на доске нагло, полагая, что сей легкомысленный предмет – ровня автомобилю, и подрастающее поколение имеет полное право носится по дорогам. Забава эта смертельно опасна. Есть случаи тяжелейших травм. Не раз наблюдал, как нахальные юнцы выпархивали из-под колес легких автомобилей, грузовиков и автобусов. Наши водители привыкли ко всему. Но мне говорил знакомый шофер, что детки на самокатах самая отвратительная напасть на улицах наших городов.

Григорий Канторович сразу возненавидел новый вид транспорта на доске. Он говорил своему другу Эфраиму так:

– Прежде чем завозить в Израиль эту пакость или начинать их производство, нужно было принять во внимание несносный характер наших детишек. Их своеволие, крайнюю невоспитанность и ненависть к порядку. Одно дело Германия или там Англия. Родители в этих странах могут быть спокойны. Их дети станут ездить там, где разрешено, по специальным, безопасным трассам. Но ты посмотри, что творится у нас. Прямо бедствие какое-то! Безобразие, честное слово! И куда смотрит полиция?