Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Ах ты, господи! Патруль! – упавшим голосом проговорил Антон Захарыч.

Бежать было поздно, и мы лишь сбавили шаг. Патруль дошел до нас и перегородил дорогу.

– Кто такие? – спросил тот, что в куртке.

– Мирные обыватели, господин большевик!
– поторопился ответить Антон Захарыч.

– Обыватели? А документы какие-нибудь, кроме погон, имеются? – насмешливо спросил господин большевик.

– А как же! – заторопился Антон Захарыч, и стал доставать бумаги.
– Вот, пожалуйста!

Я, в свою очередь, достал свои. Старший взял их

и принялся рассматривать, подставляя к редкому свету фонаря.

– Почему гуляете так поздно? – обратился он, опустив руку с бумагами и глядя на нас.

– Тут видите ли какое дело!
– заторопился Антон Захарыч, заглядывая старшему в глаза.
– Повстречал друга моего сына, давно не виделись, вот и разговорились, да про время-то и забыли!

Старший спрятал наши документы во внутренний карман и сказал:

– Придется пройти с нами.

– Но как же так!.. – сокрушенно воскликнул Антон Захарыч.

Я мог бы попытаться бежать, но бежать один, без моего спутника я не мог, а потому подчинился. Нас окружили и повели.

Мы пересекли двор и с черного хода вошли в дом. Внутри при входе находилось несколько солдат. Они курили и негромко переговаривались. Нас заставили подняться на второй этаж, завели в пустую комнату и обыскали.

– Ждите. Позовут, - сказал человек в куртке и закрыл за нами дверь.

Антон Захарыч был совершенно расстроен.

– Это ужасно, это ужасно… - бормотал он, не зная, куда деть руки.

– Успокойтесь, Антон Захарыч, - говорил я ему.
– Документы наши в порядке, греха на нас нет, все образуется, вот увидите!

– Нет, Петенька, вы не понимаете! Ведь я же за вас беспокоюсь! Здесь все изменилось, все теперь не так, и это ужасные люди, ужасные, поверьте мне!

В ответ я как мог, утешал старика.

Наконец дверь открылась, и на пороге появился человек в гимнастерке.

– Корецкий! – громко сказал он.

До встречи, Антон Захарыч! – пожал я руку старику и вышел вслед за человеком в гимнастерке, заметив по пути, что наша комната охраняется часовым. Человек в гимнастерке провел меня по коридору и открыл передо мной одну из дверей.

– Проходите, - сказал он, и, впустив меня, закрыл дверь, оставшись в коридоре.

Я оказался в комнате с двумя окнами, задернутыми плотными шторами. Под потолком тускло светила лампочка. У одной из стен стоял покрытый красной материей стол. За столом сидела одетая в кожаную куртку женщина с коротко стрижеными волосами. Кроме нее на другом конце комнаты за пишущей машинкой сидела барышня, а на стуле рядом с дверью - крепкий человек с кобурой.

Женщина оторвалась от бумаг, бросила на меня взгляд и сделала знак, указав на стоящий напротив ее стола стул. Я прошел и сел, положив фуражку на колени.

– Фамилия, имя, отчество, - сказала женщина, не поднимая глаз.

– Корецкий Петр Родионович, - ответил я.

– Офицер?

– Штабс-капитан.

– Зачем пожаловали в Петроград?

– Я не пожаловал, я здесь живу, - ровным голосом ответил я.

– Чем занимались последние два года?

– Предпоследние три

с половиной года я воевал на фронте.

– Допустим. А последние полгода?

Тут женщина вскинула глаза и посмотрела на меня в упор. Я молчал, пораженный ее злой красотой. У нее были тонкие черты лица и удивительно синие глаза, которые так плохо гармонировали с недобрым выражением рта.

– Повторяю – чем вы занимались последние полгода? – не спускала с меня женщина глаз.

– Чем придется. После того, как вы сдали фронт немцам, мне пришлось искать средства к существованию. Но с вашей властью я не воевал, и на большую дорогу не выходил.

– Все вы так говорите, - усталым голосом произнесла женщина, ослабив взгляд.

– Вы правы. К сожалению, я ничем не могу этого подтвердить, кроме как моим честным словом.

Женщина скривила губы:

– Бросьте…

Она снова уставилась в бумаги, которыми были, вероятно, мои документы.

– Хорошо, - наконец сказала она, - разберемся. Уведите, - обратилась она к человеку с кобурой.

Я встал и сказал:

– У меня к вам просьба, если позволите.

– Слушаю.

– Со мной вместе арестовали отца моего друга. Поверьте, он здесь ни при чем. Мы с ним случайно встретились на Невском. Проявите снисхождение, прошу вас.

– Разберемся, - махнула рукой женщина, делая знак человеку с кобурой увести меня.

Меня увели и поместили в большую комнату, где уже находились десять человек. Меня встретили бодрые голоса, которые, тем не менее, не могли скрыть тревогу на лицах их обладателей. Знакомых среди них не оказалось. Я представился.

– Кто вас допрашивал? – спросил меня некий поручик.

– Не знаю. Какая-то женщина с прекрасными синими глазами.

– Вам не повезло. Это Катька Ксенофонтова. Самая свирепая баба в здешнем ЧК. Не удивлюсь, если к утру вас расстреляют.

– Не пугайте, поручик, не пугайте, - ответил я и отошел.

Конечно, я был смущен. Подтвердились самые черные слухи по поводу происходящего в Петрограде. Про то, как зверствуют большевики, хватая и расстреливая приличных людей. Находясь вдали, я и верил, и не верил, но никак не ожидал, что попаду в их жернова. Оказаться в «a la merci» у большевиков мне, боевому офицеру, защищавшему Россию, в то время как они на деньги врага готовили черную измену – это ли не верх абсурда! И отвратительнее всего, что мою судьбу вершит какая-то синеглазая безродная выскочка!

Передо мной вновь предстало лицо женщины с противоестественным соседством созданных для любви глаз и узких отталкивающих губ.

«Где я мог видеть раньше этот взгляд? Где? Когда?» - пытался успокоить я легкую боль, потирая шрам на затылке.

…Конечно, здесь, на Невском. Весной одна тысяча восемьсот девяностого года.

Я свернул с Владимирского на Невский, дошел до того места, где в него впадает Надеждинская и пересек проспект. Углубившись по грязной улице шагов на сто, я свернул в дом и поднялся на этаж, где жила Лиза. У дверей ее квартиры я дал знать о себе звонком, и мне открыла служанка.

Поделиться с друзьями: