Рассказы
Шрифт:
– Ну как же, знаю! Сначала ты говорил, что после Ани ты не можешь быть ни с одной другой женщиной, что ты ее так любил, что не можешь больше ни на кого смотреть, и так далее и тому подобное! А я тебя жалела, уж очень ты поначалу убивался, а ты связался с мужиками, и теперь об этом знает твой собственный сын! Какой позор! Нет, я этого не вынесу!
– Да почему я должен этого стыдиться? Нынче весь мир так живет! Во всяком случае, в наших кругах…
– Вот именно, в ваших узких кругах! И этого я никогда не понимала – как этот ужасный порок может уживаться рядом с высоким искусством!
–
– Не смей клеветать на гения всех времен и народов! Эту басню ваши узкие круги специально придумали, чтобы опустить гениального человека до своего уровня! Чайковский никогда не был геем!..
– Мама, о ком мы сейчас говорим? О Чайковском или обо мне?
– Об Аркаше! О твоем сыне! Ведь теперь от него могут отвернуться все его друзья!
– Но ведь это не он гей, а я!
– Ты дурак, сын, раз думаешь только о своей заднице! Нет, я этого не вынесу!
Дальше я слушать не стал, неслышно ушел к себе в комнату и залез там под одеяло.
Значит, все правда. Значит, мой папа – гей, а значит, гомик и пидор. И, значит, я никогда уже не буду ровня моим друзьям. Я вспомнил, как смотрели на меня пацаны, и мне захотелось заплакать.
Пришел папа.
– Как ты тут? – спросил он.
– Ничего… - ответил я и закрыл глаза.
– Ладно, завтра поговорим, - поцеловал меня папа и ушел.
Пришла бабушка.
– Как ты тут? – спросила она.
– Ничего, - сказал я и открыл глаза.
– Ладно, спи, завтра поговорим, - поцеловала меня бабушка и собралась уходить.
– Бабушка, - сказал я, - а отчего люди умирают?
Бабушка присела на кровать:
– Во-первых, от старости. Во-вторых, от болезней. От горя, от предательства, от глупости, в конце концов… Но тебе еще рано об этом думать. У тебя вся жизнь впереди. Спи.
И ушла.
Утром я пошел в школу, и весь день думал, что все смотрят на меня насмешливо и с презрением. Я обманул Антоху и в одиночку пришел из школы домой и потом сел за стол у себя в комнате. Я делал вид, что делаю уроки, а на самом деле думал про письмо, которое хотел написать, перед тем как умру. Но еще перед этим я украл из бабушкиного шкафчика упаковку с таблетками, и после того, как я напишу письмо я выпью всю упаковку.
Я знаю, отчего умирают люди.
Собачья должность
Молодой и совершенно нормальный с виду мужчина сидел за письменным столом, подперев одной рукой лоб и уронив другую на колени - не то отдыхал, не то пребывал в отчаянии. Вокруг него на столе и на полу валялись исписанные листы бумаги, все как один скомканные. Было мужчине лет тридцать пять – возраст вполне, кажется, снисходительный, но на затылке у него уже прищурилась лысина. Звали его просто – Вениамин.
Тут же, заложив руки за спину, прохаживался другой мужчина, требовательным нетерпением похожий на надзирателя. Бесшумно ступая, он поглядывал на сидящего, ожидая, когда тот выйдет из понурой задумчивости. Звали надзирателя еще проще – Гаврила.
Трудно было сказать, как давно мужчина за столом находился в оцепенении, но вот он, наконец, пошевелился,
распрямил спину, подтянул из стопки бумаги чистый лист и положил напротив, направив уголком себе в грудь. Взяв ручку, он поерзал и уставился в белое пространство. Надзиратель подошел и расположился у него за спиной.– Итак, Веня, пишем в последний раз, - сказал он.
– Пиши:
«Танечка! Обращаюсь к вам с глубоко засевшим чувством симпатии с целью открыться в поисках ответного потока чувств. Не удивляйтесь, что я положил на вас глаз. В нашем доме, а, может, и во всем городе вы самая роскошная женщина и в такой кондиции вполне мне подходите. Таково мое твердое мужское мнение и не надо со мной спорить…» Написал?
Вениамин уткнул ручку в бумагу и послушно принялся выводить:
«Уважаемая Татьяна Петровна! Вы, наверное, удивитесь, получив мое письмо. Скажете – зачем писать письмо, если можно подойти и передать на словах. Ах, если бы это было так просто сделать! А, может, получив и прочитав мое письмо, Вы просто рассмеетесь и разорвете его! Только это было бы ужасно несправедливо с Вашей стороны!..»
– Ну, куда тебя, дурака, опять понесло! – возмутился надзиратель. – Кончай ты сопли на кулак наматывать, Веня! Пиши:
«…Со своей стороны имею предложить вам такой букет обхождения, какой не снился даже Сергееву из 55-й квартиры. Ухаживать буду красиво и внушительно. Для начала я приглашаю вас в кафе и попрошу надеть по такому случаю вашу темную юбку, которая выгодно подчеркивает вашу непроходимую молодость, а к ней прозрачную белую блузку. Но только чтобы лифчик был под цвет блузки». Написал?
Вениамин вздохнул и продолжил:
«Это долгая история, но я попробую оживить ее кратким, незабываемым воспоминанием. Я обратил на Вас внимание сразу же, как переехал в Ваш дом. Это было на следующий день утром, когда я проходил мимо Вашего подъезда по пути на работу. Вы вышли, такая легкая, такая гармоничная, и заспешили в другую сторону, не обратив на меня никакого внимания, а я остался стоять, сраженный Вашей красотой».
– Ну, дурак, ну, дурак! – заскрипел зубами надзиратель. – Ну кто ж так нынче ухаживает?! Пиши, как я тебе говорю!
«В кафе пойдем, какое вы захотите, но можно и в ресторан. Можно пешком, а можно на такси. Часиков в восемь, чтобы не засиживаться. Будьте уверены, вам за меня будет не стыдно. А если кто на вас не так посмотрит или скажет чего, так я могу и милицию позвать! В общем, посидим, поговорим, я вам свою жизнь открою, вы мне – свою. Короче, познакомимся поближе. Я анекдоты приличные знаю. А вы любите «Ретро FM»? Я так просто обожаю!» Написал?
Вениамин потрогал макушку, подумал и застрочил дальше:
«Тогда был конец мая, во дворе уже расцвела сирень, и я несколько минут стоял, вдыхая ее аромат. У меня закружилась голова, и я влюбился. После этой встречи я стал в свободное время поджидать Вас во дворе, наблюдая за Вами со стороны и не решаясь приблизиться. Вы же, в свою очередь, решительно продолжали меня не замечать. Несколько раз я видел Вас в компании других мужчин, и это доставляло мне непереносимые мучения, подтверждая тем самым глубину моего чувства к Вам, уважаемая Татьяна Петровна…»