Рассказы

Заря. Туман вдруг розовеет, и вот я уже не стою, а плыву в розовых волнах, весь пронизанный их лучистым светом. Потом розовый океан становится золотистым, голубым и, наконец, искристо-белым, как свежевымытая фарфоровая чашка – должно быть там, над туманом, где было чистое, глубокое небо, взошло солнце и бросило светлые лучи на покрывало, которым была окутана земля.

И вдруг там, наверху, рождается новый звук. Это шорох. Волнующий шорох многочисленных крыльев утиной стаи. Шорох приближается, становится свистящим, падает прямо на голову и я, не видя источника, вскидываю ему навстречу вороненые стволы…

На смену приходит новый – уверенный, тяжелый, слышно, как поет каждое перо в широких крыльях и, как завороженный, я провожаю на слух этот равномерный, мощный полет – гуси… И, точно в ответ мне, издалека равнодушный говорок:

– Га-га-га? – Га-га-га…

И снова откуда-то сбоку быстро приближающийся и так же быстро исчезающий свист утиных крыльев. Я верчусь во все стороны, вскидываю ружье туда и сюда, но…

– Вот пошла птица, вот пошла! – восторженным шепотком говорит дед.

Я и не заметил, когда он подошел. Дед принес с собой охапку камыша и теперь возлежит на ней, торжественно задрав к небу просветленное личико…Должно быть, нелепо выглядел я, раз за разом тыкающий ружье в белое молоко тумана.

Не по пути

Еле волоча ноги, мы вернулись к мотоциклу. Дед Пичка снял сапоги, размотал портянки и, плотно приминая узловатыми ступнями зеленую травку, вздохнул:

– Вот и полегчало сразу… Весь сок из земли в меня пошел. Ты тоже так сделай…

Я последовал совету. Наслаждаясь прохладой, некоторое время сидели молча. Меня разбирала досада: целый день бродили по клверникам и не сделали ни одного выстрела. Еще вчера, в тихий день, я слышал, как на этих же полях до самого вечера гремело разноголосое перепелиное «пить-падем», а сегодня…

– Куда они делись?

– А, – равнодушно махнул рукой старик. – Улетели, наверное…

Печатая бодрый шаг, к нам подошел еще один охотник. Я окинул его восхищенным взглядом: нестоптанные юфтевые сапоги, пригодные для воды и для поля, защитного цвета специального покроя куртка – в такой не жарко и не холодно, такие же брюки, блеск многочисленных застежек, колечек, все в нем было ладно и пригонисто, точно на ожившей картинке из охотничьего журнала. На подвеске болтался чирок – с полем человек, не то, что мы.

– Откуда, мужики? – спросил подошедший. – Домой не собираетесь?

Дед Пичка охотно разъяснил, что домой пока не собираемся, а, немного отдохнув, намерены спуститься ближе к каналу и попытать счастья на вечерней зорьке.

– Вот и хорошо! – обрадовался незнакомец. – Подбросите по пути? Я там сегодня хорошее место надыбал…

Ну какой же охотник откажет в любезности своему собрату! Это где же? – поинтересовался я.

– Да прямо на канале! Утром столько утей было – тучи! Иду, а они стая за стаей снимаются. Полпатронташа расстрелял! Одного взял – сильно деловой попался… Смотрю, над водой коршун крутится. А под ним – чируха. Только взлетать, а он на нее, на нее! Ну а она, не будь дура, под берег – шнырь! Подкрался, вижу, из-под коряги голова торчит. Коршун тут же мотается – хоть палкой бей… Ах ты, думаю, подлая, вот ты где! И почти впритык ка-а-ак врезал левым! Аж клюв набок.

И без видимой связи с вышесказанным добавил:

– Так что вечером помолотим!

…Солнце клонилось к западу, ослабевал дневной сентябрьский жар. Дед Пичка нехотя стал обуваться и все крутил головой, что-то хмыкал и, занятый своими мыслями, пытался натянуть правый сапог на левую ногу. Я был знаком с таким его состоянием. Обычно оно предшествовало очередной причуде или фантастическому проекту, выслушав который, нормальный человек мог только схватиться за голову и промолчать. Наконец, глаза деда Пички озарились лучезарным детским светом и он заявил…

– А знаешь, мы сегодня на канал не поедем. Остановимся на Круглом…

– Что?! – не поверил я. Еще два дня назад мы допоздна просидели на этой пересыхающей лужице и даже шороха утиных крыльев не слышали.

– А ты не сомневайся, – доверительно молвил старик. И кончиком камышинки стал чертить на дороге замысловатые кривые, символизирующие направления утиных перелетов. И все у него сводилось к тому, что именно сегодня на Круглое должны слететься утки со всей Чуйской долины!

Спорить было бесполезно. А новый спутник, который не был знаком с причудами моего приятеля, снисходительно заметил:

– Ну, старик, ты – деловой! Молодец, четко врубаешься.

Чертыхаясь в душе, я завел мотоцикл.

– Гостя в колясочку, в колясочку – засуетился дед Пичка, уступая свое законное место. Незнакомец не заставил себя упрашивать. Чирка он положил на колени, прикрылся чехлом. По дороге, стараясь перекричать треск мотора, старик намечал план действий:

– Он пускай с того краю сядет! Думаю, сегодня вся птица туда попрет! А у него пятизарядка! Хоть он-то в удовольствие постреляет! А мы прям возле дороги приткнемся. Чтоб ему не мешать…

– Где же ты раньше был, дядя! – с веселым возмущением похлопывал старика по спине наш попутчик. – Шуруй в том же духе!..

Наконец, приехали. Незнакомец поспешил занять отведенное ему место, дед Пичка, вопреки обычаю, не пошел в свой излюбленный скрадок, а остался рядом со мной. Пригорюнился…

Мы просидели допоздна, но, как я и предполагал, птицы не было. Только поздно вечером сел неподалеку чирок и тихонько, точно камышинку пилил, закрякал: «Тря-тря-тря…» Точно звал кого-то.

Мы не стреляли. Чирок покрякал немного и улетел, мелькнув на фоне узкой зари черной точкой. Когда послышались недовольные шаги нашего спутника, дед Пичка вдруг застонал.

– Что такое? – спросил я.

– Желудок… – ответил старик. – Ой-ой-ой!

Я опешил.

– Да ты что, Павлантий Макарыч?

– Ой, плохо! Ой, болит! – Дед Пичка схватился за живот и запричитал еще громче.

Подошел новый знакомый.

– Чего это он? – спросил сердито.

– С желудком что-то, – ответил я.

– Понос прохватил, – презрительно заметил попутчик.

– Сбегай, старик, за камыш да… поживее – домой пора!

– А вот и не понос! – ответствовал дед Пичка. – А проклятый этот аппендицит! Вези, милый, в больницу, да побыстрее! А то и помру среди поля. Ведь третий раз уже приступает!

Я наскоро попрощался с новым знакомым – теперь наши пути расходились, усадил старика в коляску и рванул. Дед стонал. Стоны становились все глуше и глуше, и я, обеспокоенный, тронул его рукой:

– Потерпи, Павлантий Макарыч, скоро доставлю куда следует.

– А что мне делать – терплю! – бодро ответил старик.

Подъехали к перекрестку. Я уже включил было поворот, но тут больной встрепенулся:

– Это куда же ты направился?

– В больницу.

– А для чего?

– Так аппендицит же!